Новый Мир ( № 7 2007) - Новый Мир Новый Мир

Казалось бы, ну чего искать глубоких значений на заведомо мелком месте? Нормальный коммерческий проект, развлекающий зрителей и заодно пиарящий определенные торговые марки. Об этом, кстати, составители сборника пишут откровенно и с симпатией. “„Секс в большом городе”, — говорят они, — с его маниакальной привязанностью к дизайнерским лейблам” — типичный продукт канала НВО, “который сам преподносит себя как качественный бренд”. “„Секс…”, как и НВО, воспевает fashion, эксклюзивную дизайнерскую обувь, а также модные рестораны и кафе Манхэттена, где престижно появиться”.

Сериал вообще задуман как источник прикладных моделей жизни, своего рода практическое руководство по ее проживанию. В данном случае “в саму форму” его встроены “потребление как развлечение и идеальный lifestyle”: “В нем зрительницы могут проживать блистательную жизнь и гордо выхаживать в туфлях от Manolo Blahnik, восхищенно постукивая каблуками”. А поскольку они “более не хотят <…> жить чужой жизнью”, “канал НВО открыл на своем сайте онлайн-аукцион, на котором распродаются дизайнерские платья и другие особо желаемые предметы, которые принадлежали героиням „Секса в большом городе” и появлялись на экране. <…> Мелькнувшая в сериале расшитая блестками сумочка в виде американского флага, которая стоила тридцать долларов в бутике Патрисии Филд, была продана на аукционе” — благодаря своей эксклюзивности — аж “за 510 долларов”.

Прежде чем поддаться иронии, которую вызывают все эти заботы, стоит вспомнить о том, что на самом деле к глубоким смыслам имеет отношение буквально все — независимо от того, в какой степени мы это замечаем.

“Мелочи” складываются в стиль. Стиль — уже целое развернутое высказывание человека о себе, о смысле своего существования, о своем месте в мире и социуме. Это позиция. И вот это уже можно и должно обсуждать.

Не поэтому ли столько места и в сериале, и в статьях его толкователей уделяется бытовым предметам, моде, стилю, их принципам? “Fashion” (видимо, переводчик счел, что английское слово адекватнее, да так его без перевода и оставил) и связанным с модой “культурным моделям” посвящен целый раздел, а в нем — особая глава, написанная Стеллой Бруцци (профессор теории и практики кино в Университете Лондона) и Памелой Ч. Гибсон (преподаватель Fashion-колледжа в британской столице): “Стиль как пятый главный герой сериала: fashion, костюмы и роли”.

Вот именно: костюмы и роли. Ведь всякий костюм — это уже роль. Даже — всякая его деталь.

Весь сериал, пишут Бруцци и Гибсон, — “бесконечная демонстрация лейблов и навязчивое подчеркивание стиля”. Героини шагу в простоте не ступят: что ни вещь, то знак. “Когда девушки загорают у бассейна, камера сознательно помещает в кадр окружающие их дизайнерские аксессуары: солнечные очки от Chanel, солнцезащитный козырек и сумочка от Louis Vuitton и сумочки от Fendi”. Все это, конечно, “наглядно демонстрирует принцип „потребления напоказ””; но смысл происходящего явно не сводится к коммерческому.

Стилистически значимые детали на каждом шагу обнаруживают себя как язык, посредством которого можно не только вписать себя в одну из ролей: “<…> Кэрри появляется в леопардовом платье и с винтажным кольцом на пальце, что призвано свидетельствовать о том, что она капризная романтическая особа…” — но и вообще сказать что угодно: так, в одной из серий “поддельная сумочка от Fendi становится структурирующей серию метафорой, в ней соединяются неодобрение конвенциональной женственности и повального увлечения дизайнерскими брендами”.

Бытовые детали, которыми окружает себя человек, — один из уровней, на котором происходит, причем постоянно, “антропоургическая” культурная работа: выделка человека, формирование свойственного данной культуре человеческого типа. Видимо, сегодня это — Человек Пластичный, чья индивидуальность существует не в статике, а в динамике. Не как данность, а как процесс.

Это вполне способно быть ответом на ситуацию кризиса ролей и моделей поведения.

Бруцци и Гибсон обращают внимание на то, как из элементов стиля персонажи лепят свою пластичную, протеичную индивидуальность. Создают себя подручными средствами (чаще всего — с помощью одежды). В сериале, по их словам, “еще чувствуются пережитки веры в неизменную идентичность персонажа”, уже уживающиеся, однако, с “концепцией, наделяющей стиль некой автономностью”. Какой именно, они опять же не проговаривают, ограничиваясь цитатой из Сары Джессики Паркер о том, что fashion — “пятый герой сериала”. Но, кажется, речь тут может идти и об “автономности” стиля как — на ходу собираемого из заданных культурой деталей — инструмента для формирования человека.

Не поэтому ли сериал дает столь привлекательный повод к постановке важных (даже, страшно сказать, вечных) вопросов совершенно независимо от того, в какой степени они есть в нем самом?

Вот ведь какое характерное признание одной зрительницы цитирует Астрид Генри (профессор английского языка и women’s studies в Колледже Святой Марии, США, Индиана) в своей работе о нашедшей выражение в сериале “третьей волне феминизма”: “<…> это сериал о целом культурном движении <…>. Наше поколение и те, кто родились после нас, выросли со свободой выбора. Нам не нужно было выходить замуж во столько-то лет, мы могли спокойно делать карьеру, если хотели этого <…>. У нас есть все, чего мы хотели в девятнадцать лет. А что нам делать сейчас?”

Вот именно: что нам делать сейчас? Речь ведь идет еще и о потребности (похоже, неустранимой) человека в культурном прессинге, в ограничениях, в сценариях существования. А тем самым — хотя до такого авторы сборника не договариваются — и о специфике нынешней стадии развития “посттрадиционной” западной культуры.

Если на ранних — и уже пройденных — ее стадиях основной задачей казалось освобождение от разного порядка культурных условностей (с этой целью они и подвергались все более тщательному “разоблачающему” анализу, демистификации, выявлению скрытых подтекстов и неявных мотивов и т. п.), то с некоторых, совсем, кажется, недавних, пор главным стало чувствоваться другое. Сегодня западный мир пронизывает потребность в новых условностях. Идет интенсивное их конструирование, опробование на прочность: мифологий, идеологий, предрассудков, правил, которые — по условиям игры — ни за что нельзя нарушать… Главное — чтобы была четкая, надежная разметка жизни.

Книга — типичный случай очередного, на новом этапе, выяснения отношений с большими мифологемами, большими навязчивостями и предрассудками западной культуры. Заметим, что нынешние интеллектуалы совсем не склонны их разоблачать. Они даже (почти) не сопротивляются им (ну разве что Д. Гревен не без раздражения отметит, что сериал “придерживается довольно консервативной точки зрения на секс” и вообще “опирается на гомофобию и классовость, расизм”, даже, кто бы мог подумать, на “женоненавистничество”, — все это, правда, остается без развернутых оценок). Скорее они в них внимательно всматриваются.

Отношения с условностями — проблема, выходящая далеко за рамки американской жизни. Ведь “весь мир”, который составители числят в поклонниках сериала, — “Азия, Австралия, Новая Зеландия, Европа и Канада” — это все регионы, в существенной степени затронутые влиянием американских культурных моделей. Нас это тоже касается.

Комический сериал — “учебник жизни”, энциклопедия стереотипов о том, “как надо жить”, — для такой “проблематизирующей” работы пригоден как, может быть, мало что. Хотя бы уже потому, что в нем, таком длинном, нашлось место самым разным типам ситуаций — и разным человеческим типам, так или иначе втягиваемым в отношения с четырьмя главными героинями. Но самое главное — потому, что его восприятие доступно решительно всем, ибо совсем не требует ни интеллектуальных усилий, ни образования, ни особенной критичности к воспринимаемому. Все проблемы в нем проживаются — но таким образом, стало быть, в какой-то мере и решаются — исподволь. Сами собой. Прямо как в жизни.

Ольга Балла.

КНИЖНАЯ ПОЛКА ЕВГЕНИИ ВЕЖЛЯН

+8

Линор Горалик. Подсекай, Петруша. Книга стихов. М., “АРГО-РИСК”; “Книжное обозрение”, 2007, 48 стр. (Книжный проект журнала “Воздух”, вып. 26).

Относиться к Линор Горалик можно по-разному (скажем, многие были шокированы написанным ею совместно с Сергеем Кузнецовым романом “Нет”), но очевидно — в каких бы жанрах она ни работала, от короткой прозы до романа, — все написанное ею абсолютно узнаваемо и несет отпечаток единства, причем не только стилистического, но и смыслового. В каждом тексте (цикле текстов) Горалик воспроизводится некая порождающая матрица, картина мира, метафизическая схема связей и отношений изображаемой ею реальности. В этом, на первый взгляд, нет ничего особенного, но обычно этот уровень произведения как раз надындивидуален и принадлежит, скажем, направлению или эпохе. Горалик — самодостаточна и заканчивает там, где другие (например, Воденников) только начинают. Потому сборник ее стихов, написанных в стиле “новой искренности”, интересен не самой техникой так называемого “прямого высказывания” и вытекающей из нее новой сентиментальностью, а ее, этой сентиментальности, обоснованием. Не сюжетом каждого стихотворения, ибо в каждом из них “спрятана” некая история, иногда (что редко) рассказанная, чаще данная лишь намеками или вычитываемая из реплик, а метасюжетом, который — над ними, и порождает их, и объединяет.