Обратимость - Shatush

Он вертелся возле меня почти целый день, как пчела, постоянно рассказывая мне что-то о вампирах, не позволяя одиночеству полностью завладеть мной.

Все те три дня, что я провела в его доме, он опекал меня как принцессу, постоянно следя за тем, чтобы я не в падала в апатию. В доме его еще проживала служанка, которая делала всю домашнюю работу и прекрасно готовила. Он попросил ее побаловать меня и все три дня я наблюдала такие изумительные блюда, которые могла пробовать только в ресторанах, да и то не во всех. Жаль, но аппетита у меня совершенно не было. Я съедала только по чуть-чуть и только, чтобы не расстраивать Баррона.

В его рукописях я не нашла для себя ничего нового. Они были сделаны давно и содержали в себе только основные сведения. Однако стоило сказать ему спасибо за то, что он хотя бы попытался отвлечь меня.

Когда я изъявила осторожное, но твердое желание вернуться домой он померк, но возражать не стал.

Со дня исчезновения вампиров прошло почти две недели. Как только я оставила Баррона, то на следующий же день снова понеслась в особняк. Встав перед ним как вкопанная, я не верила своим глазам. Он действительно одряхлел. И одряхлел так, что мне стало страшно. Здесь была ее какая-то тайна, тайна дома вампиров. У меня было такое ощущение, что вампиры «держали» свой дом под уздцы и когда они исчезли он вернулся в то состояние, в каком должен был быть. Не мог же он простоять столько лет абсолютно не меняясь, словно покрытый защитной оболочкой.

Сейчас же он являл собой самую безрадостную картину. Фасад дома потемнел, штукатурка кое-где облупилась, а кое-где стены покрыла сырость. Стекла все в паутине и такие грязные, что через них нельзя было увидеть комнаты внутри.

В зале толстым слоем лежала пыль, со стен свисала паутина. По полу иногда сновали крысы, являясь единственным источником шума. Полы и лестницы сильно скрипели, задавая тон откуда-то взявшейся «старинности» дома. А когда я взялась за ручку двери одной из комнат, то ручка осталась у меня в руке. Я было подумала, что сломала ее, но посмотрев на основание ручки, поняла что она просто отсырела и сгнила. Видимо в дом наведывались гости, так как я заметила, что некоторые вещи поломаны и валяются в беспорядке. Скорее всего что-то и прикарманили, хорошо, что огонь здесь не развели. То же самое я увидела и в других комнатах. Ошеломлению моему не было предела. Мне стало страшно от вопроса до какой степени он еще будет продолжать разваливаться. Мое единственное из оставшихся материальных воспоминаний тоже умирает у меня на глазах. Таким образом, о вампирах у меня не останется ничего….только сон. Сердце мой болезненно сжалось, я простонала и, упав на колени, зарыдала.

Вокруг меня все давно умерло. Ответом на мои стенания и слезы по-прежнему оставалась глухая тишина. Мне казалось, что она единственная жива здесь и теперь от души издевается надо мной, скрывая за своей непроницаемой толщью что-то важное для меня.

Когда слезы мои высохли и я нашла в себе силы подняться, то побрела в кабинет.

Там, я внимательно изучала предметы, однако бесцельно. Просто мне хотелось впитать в себя как можно большую часть того, что когда-то принадлежало Керрану, чего он касался.

Я заглядывала в шкафчики, находя там всякую редкую мелочевку, но тем не менее драгоценную для меня. Потом уселась в его кресло, которое сейчас сильно пахло сыростью и скрипело, готовое, наверное, в любой момент развалиться под моей тяжестью. Медленно я принялась открывать один ящичек стола за другим, бросая в их глубину блеклые, полуслепые взгляды, однако стараясь придать вес каждому своем жесту. В одном ящике лежали бумаги, на удивление новые, словно не имевшие никакого отношения к особняку. Я взяла их и узнала в синих строчках почерк Баррона. Пробежав глазами по диагонали, я сделала некоторые выводы о том, что в них хотел донести директор. Перелистывая кипу, я заметила, что из нее вывалился и упорхнул на пол маленький листик. Заинтересовавшись, я потянулась за ним, сосредоточенно сдвинув брови. В руках у меня оказалась маленькая фотография, которую я повернула к себе и обомлела. Это была моя фотография на анкету. Помнится, когда я приходила к Керранам в первый раз, то с непривычки взяла с собой все документы, которые могли бы понадобиться. А когда потом, уже позже, я вновь обратилась к анкете, то увидела, что фотографии на ней нет, следовательно, она потерялась. Видимо она отклеилась от анкеты и валялась где-то в особняке, Керран же нашел ее и хранил в своем письменном столе. Трепет поднялся в моей душе. Почему же он не отдал ее мне? К тому же она лежала в верхнем ящике стола, куда он часто лазил за чем-нибудь. Неужели она была дорога ему?

Сердце мое затрепетало, готовое вот-вот выпорхнуть из груди. Новая волна боли накатила на меня. Мои постоянные сомнения и колебания относительно его чувств ко мне сейчас готовы были развеяться. Как бы мне хотелось верить в то, о чем я думала сейчас.

Помедитировав еще некоторое время над фотографией я убрала ее в стол, вместе с бумагами. Пусть теперь уж она остается там, к тому же она больше мне не принадлежала.

Развернув кресло к окну я развалилась в нем и смотрела через открытые ставни на кроны деревьев погрузившись в мечты. Последнее время я чаще мечтала, чем предпринимала что-либо.

Вскоре на парк опустились сумерки, поднялся холодный ночной ветер из-за чего я встрепянулась и принялась закрывать окно.

Поеживаясь от холода я побрела в спальню, так как чувствовала, что не в состоянии вернуться домой. Навалившаяся откуда не возьмись вялость позволяла мне думать только об этом.

В спальне мне показалось не теплее чем в кабинете. Я легла в постель в одежде и закуталась в одеяло. Наверное, целый час я никак не могла согреться. Меня то знобило, то вдруг бросало в жар. В подсознании клокотала тревога, страх, что я могла заболеть, находясь далеко от дома. Я старалась отогнать от себя эти навязчивые мысли и уснуть, чтобы к утру как следует выспаться.

Не знаю, сморил ли меня сон или это был бред, но мне казалось, что я не спала всю ночь. Не просто-таки казалось, но как будто бы я открывала глаза, видя расплывчатое пламя свечей в комнате, чувствуя чье-то присутствие, но не рядом со мной, а в доме, как будто дом ожил. В груди билась тревога и страх, какая-то часть меня усердно старалась проснуться, вскочить с постели, другая же, словно под гипнозом держала тело в оцепенении. Дрожащее пламя свечей колыхалось вокруг меня как расплывчатое приведение, а поднимая глаза к потолку я видела густое черное марево, словно варившееся в огромном котле. Поймав взглядом дверь или то, что я знала было дверью, мне казалось что она открыта и в коридоре кто-то постоянно быстро передвигается. В голове моей звучали голоса. То один, то несколько, то взволнованные, то спокойные. Но я не могла разобрать ни одного слова. Все выглядело смазано и туманно, я почти чутьем улавливала предметы и все, что происходило вокруг меня. Я так же чувствовала, что одежда моя мокрая от пота, прилипла к телу. Простыни тоже были неприятно влажные и все время прохладные. Дьявольский хоровод окружавших меня образов сводил с ума, а проснуться все никак не получалось. Однако я даже не заметила, когда все-таки крепко уснула, так как открыв глаза утром, я убедилась, что спала. Тем не менее тяжесть в теле и голове осталась. Простыни были все взбиты и помяты, а одежда до сих пор оставалась влажной. Еле разлепив глаза я, хлопая ими, долго смотрела в потолок, приходя в себя. Замешательству моему не было предела. Что же это все таки со мной произошло? Сон или действительно я что-то пропустила из-за того, что не получалось проснуться. В голове нервно колотился пульс, когда я напрягала всю свою «систему соображания». Удивительно, но в памяти у меня осталось все, вплоть до мельчайших деталей, хотя и так же размыто. Перебирая все по порядку, усердно и придирчиво хотелось зацепиться хоть за что-то, чтобы можно было с большей долей вероятности назвать произошедшее не сном, а действительностью, имевшей место. Все это было так неожиданно и жутко, так незабываемо и реально по ощущениям, что я никак не могла опомниться.