Очарованная - Джиана Дарлинг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дверь открылась для меня, но я не вышла, потому что Данте смотрел на меня, его лицо было таким торжественным, что я подумала, не приближаемся ли мы к месту моей собственной смерти.
— Она сбежала, потому что узнала, что Ноэль делал все эти годы с рабынями, которых он забрал, и не скрывал от нее.
— Что он делал? — спросила я, когда Сальваторе появился в проеме моей двери и стоически предложил мне свою руку, чтобы помочь выбраться.
Я не взяла ее.
— Он убил их, — сказал Данте. — Точно так же, как он убил мою маму.
После короткой передышки, чтобы умыться и собраться с мыслями в запасной спальне в доме Сальваторе, мужчина с револьвером, привязанным к руке, повел меня во внутренний дворик, выложенный красной плиткой, позади виллы. Сальваторе и Данте сидели за круглым деревянным столом, уставленным колбасными изделиями и огромным кувшином красного вина, оживленно переговариваясь приглушенными голосами. Было темно, звезды сияли на бархатно-голубом небе, как это бывает только в сельской местности. Воздух достаточно остыл, чтобы нежно касаться моей кожи, и сладкий аромат цветков акации задерживался на ветру, когда он проносился по летней кухне.
Они оба остановились, когда заметили меня в дверях, их глаза одновременно скользнули вверх и вниз по моему телу.
Взгляд Данте был наполнен мужским интересом и восхищением.
Сальваторе было труднее различить, но на его губах играла легкая улыбка, которую он не мог скрыть, и это заставило меня подумать, что ему нравится видеть меня стоящей в его доме.
Я нахмурилась и шагнула вперед, села на сиденье, которое выдвинул для меня стрелок, и деловито скрестила ноги.
— Что ж, джентльмен, настал час объяснений, — заявила я.
Данте даже не пытался сдержать мальчишеский восторг в своей улыбке, но Сальваторе подавил усмешку и торжественно кивнул.
Я указала на него пальцем. — Не издевайся надо мной. Возможно, ты не убивал Кьяру Дэвенпорт, но ты бросил мою мать, брата и меня, а затем, что еще хуже, ты продал меня. Значит, ты все еще злодей.
Любое чувство юмора или удовольствие, мелькавшее на аристократическом лице Сальваторе, погасло, и когда он наклонился вперед, чтобы заговорить со мной, это был низкий, невыразимо сильный голос капо итальянской мафии.
— Не говори о том, о чем ты ничего не знаешь, девочка. Если ты захочешь бросить камни, прежде чем узнаешь правду, я отправлю тебя обратно к твоей матери, и ты сможешь вернуться в Англию с пустыми руками.
Я чувствовала себя наказанным ребенком, когда он сидел и изо всех сил старался не дуться и не смотреть на меня в равной степени. Наконец, я крепко скрестила руки на взволнованной груди и склонила подбородок к нему, чтобы продолжить.
Данте усмехнулся. — Она делает так же как ты.
Мы оба бросили на него взгляды, которые заставили его поднять руки в знак капитуляции, хотя его глаза плясали.
Сальваторе снова повернулся ко мне, его глаза рыскали по моему лицу, как художник, готовый вверить меня бумаге.
— Я не буду вдаваться в предысторию Каприс. Мы с твоей мамой познакомились, когда мы оба были очень молоды. У нее уже было двое детей от твоего отца, но я был очарован ее красотой и умом. Я хотел забрать ее и девочек с собой, но по многим причинам этого не произошло. Я даже не знал, что вы с Себом родились, пока не прошло много лет после нашего свидания. Я переехал в Венецию, чтобы присоединиться к тамошней компании, и продвигался по служебной лестнице, когда старый друг прислал мне фотографию, на которой были вы с Себастьяном. Тебе, должно быть, было всего три года, но ты была так похожа на меня, что я понял это, как только увидел тебя.
— Не могу поверить, что мама не сказала бы тебе, — запротестовала я, потому что женщина, которую я знала, не была двуличной или аморальной.
Каждое воскресенье она ходила в церковь и каждый вечер молилась перед сном, иногда так горячо, что мне было интересно, какие беседы она вела ежедневно со своим Богом.
— Она не сказала, потому что знала, что я за человек, — сказал Сальваторе, его голос звучал страстно. — Если бы я знал, что она беременна, я бы увез ее туда, где Шеймус никогда не смог бы нас найти.
Его кулак с грохотом ударил по столу, когда он выбил тарелку с сыром и оливками, разбившуюся о плиты под нами.
— Когда я узнал об этом, я улетел обратно в Неаполь, но Каприс отказалась признать мое отцовство, и было очевидно, что даже Шеймус понятия не имел. Я вернулся и попытался стать настолько частью вашей жизни, насколько она и моя работа позволяли мне.
— Этого было недостаточно, — тихо сказала я.
Я могла прочесть трагедию за его плечами и непроницаемую беспомощность в его глазах, но у меня было столько сочувствия к льстецу, мафиози и человеку, который меня продал.
— Каприс принимала деньги только тогда, когда ей не хватало еды на стол для вас, детишек. Он разочарованно покачал головой, но в его улыбке мелькнула гордость. — Она всегда была такой упрямой. И я удерживал Шеймуса от убийства раз за разом, так часто, что возникали неудобные вопросы о том, почему я так беспокоюсь о нем и его судьбе.
— Еще одна черная метка против тебя, — сказала я. — Нам было бы лучше, если бы он умер.
— Это не правда. Это был единственный раз, когда твоя мать умоляла меня о чем-либо, первый раз, когда Шеймуса привели ко мне на смерть. Она появилась на моем участке с твоей маленькой ручкой в руке и пообещала, что я смогу иногда навещать ее, если пообещаю спасти жизнь ее мужу. Его улыбка была самоуничижительной. — Я согласился на месте.
— Это не объясняет, почему ты позволил продать меня за его игровые долги, — возразила я.
Мне нужно было зацепиться за что-то конкретное, поскольку мир шел под моими ногами, как сыпучий песок.
Данте ухмыльнулся. — Думаю, я могу помочь с этим. Видишь ли, Александр годами был убежден, что Торе убил маму, потому что так ему сказал Ноэль. Он натравил на нас Интерпол, МИ-6 и Polizia di Stato, как пиявок, и даже пытался привлечь людей в нашу организацию. У нас было настроено оповещение на случай, если кто-то будет
