Очарованная - Джиана Дарлинг

— В спальне, — прошептала я, зажмурив глаза, потому что именно здесь мой план мог пойти очень, очень неправильно.

И я очень не хотела, чтобы кто-то пострадал, и меньше всего Александр.

Он дал мне последний, болезненный поцелуй, а затем прошел мимо меня в спальню. Как только он скрылся из виду, Сальваторе появился в открытом дверном проеме из холла и поднял в воздух пистолет.

Через несколько секунд я завопила, реагируя на предстоящее кровавое убийство, и в гостиной появился Александр с моей сумкой и, к моему большому удивлению, со своим собственным пистолетом.

Пистолет Сальваторе в данный момент был прижат к моему виску, холодный ствол впился мне в кожу.

— Опусти пистолет, Александр, — холодно приказал Сальваторе, поправляя удушающий захват так, что он казался еще плотнее против моих дыхательных путей. — Мы оба знаем, что ты не рискуешь причинить ей боль.

— Ты действительно такой злой, что убил бы собственную дочь? — спокойно спросил Александр, опуская мою сумку, чтобы немного покружиться, дабы лучше рассмотреть моего биологического отца.

— Ты такой дурак. Твоя мать пыталась научить тебя думать самостоятельно, но твой пагубный отец и его драгоценный Орден промывают тебе мозги. Я не убивал Кьяру. Зачем мне убивать лучшего друга?

— Зачем тебе приставлять пистолет к голове дочери, которую ты бросил при рождении? Может быть, ты психопат.

— Когда ты перестанешь видеть мир черно-белым? Твоя мать пыталась научить тебя быть лучше, — снова попытался Сальваторе.

— Еще раз произнесешь имя моей матери, и я прострелю тебе череп, — спокойно сказал Александр, наводя револьвер. — А теперь отпусти Козиму.

Я чувствовала, как крахмальная пиявка вытекает из хватки Сальваторе, когда он держал меня. Данте и я, оба сказали ему, что с Александром не удастся договориться, если не будет холодных веских доказательств, но Сальваторе хотел дать ему шанс, прежде чем следующая часть нашего плана войдет в действие.

Я пристально посмотрела на Александра и надеялась, что его странная способность читать мои мысли не пострадала за время, проведенное в разлуке. Затем я слегка постучала по пальцу ноги Сальваторе, прежде чем испустить боевой клич и вывернуться в его руках. Я использовала инерцию, чтобы развернуть нас так, что я оказалась спиной к двери, а мой отец спиной к Александру, а потом… бах!

Я видела, как глаза Сальваторе расширились от болезненного удивления, когда ему выстрелили в спину. Мое горло с трудом сдержало рыдание, когда я оттолкнула его от себя на землю, где он перевернулся на живот и замер.

Александр подбежал ко мне с сумкой в ​​одной руке и дымящимся пистолетом в другой. Он обвил меня рукой и вытолкнул за дверь.

— Я думаю, ты убил его, — хрипло прошептала я.

Он едва бросил взгляд через плечо на распростертого мужчину, прежде чем помчал нас обоих по коридору. Дверь в другой гостиничный номер открылась в конце коридора, когда мы протиснулись через запасной выход и полетели вниз по лестнице.

У обочины ждала машина, Риддик сидел за рулем.

Мои глаза горели невыплаканными слезами, когда Александр толкнул меня в спину, а затем скользнул рядом со мной, выкрикивая приказы Риддику, которые я не слушала.

Я смотрела в окно, пока мы с визгом удирали от отеля в римском районе Тестаччо и направлялись в сторону аэропорта.

Вероятность того, что Сальваторе серьезно пострадал, была очень мала. Пуля вошла в его спину, покрытую кевларом, и, вероятно, оставила только синяк, но меня удивило, насколько я была потрясена своим собственным планом.

Мне нужно было, чтобы у Александра было завершение, хотя я не верила, что Сальваторе и Данте убили Кьяру. На самом деле было очевидно, что они очень любили ее и считали, что Ноэль каким-то образом убил ее после того, как она пригрозила раскрыть его секреты.

Некоторые из них заключались в том, что он убивал своих предыдущих рабов.

Я не знала, насколько этому можно верить, учитывая, что я видела Яну, одного из рабов Ноэля, в клубе «Дионис» несколько недель назад, и он был в основном добр ко мне во время моего пребывания в Перл-Холле.

Все, что я знала наверняка, это то, что эта кровная месть в конце концов приведет к тому, что их всех убьют, а я этого не хотела.

Нет, я не могла этого вынести.

Не потому, что Данте, которого я поняла за свои короткие недели в Италии, был противоположен своему брату не только внешностью, но и темпераментом. Он был более латиноамериканским, страстным, угрюмым и вспыльчивым, с юмором, который мог быть острым, как лезвие меча, или достаточно веселым, чтобы вызвать слезы.

Не для Сальваторе, которым я осталась недовольна, несмотря на его объяснения. Он был отцом. Мне было все равно, заберет ли мама его когда-нибудь, он должен был приложить больше усилий, чтобы изменить нашу жизнь к лучшему. Несмотря на мои опасения, моя давняя жажда иметь хоть какую-то фигуру отца шевельнулась в глубине души, и я обнаружила, что провелла большую часть своего трехнедельного пребывания в его доме, помогая ему ухаживать за его любимым проектом по выращиванию оливок и слушая, как он рассказывает о своих планах отправить Данте в Америку, чтобы он возглавил там отряд Каморры.

Я думаю, это было больше для того, чтобы Данте мог присматривать за Мамой и Еленой, но я не настаивала. Данте носил фамилию Сальваторе в Неаполе, и было очевидно, что эти двое были связаны, как отец и сын.

В основном, однако, я не хотела такой смерти или преступного конца для Александра. Сколько бы я ни сидела на поле маков на участке Сальваторе и думала о том, как сложилась моя жизнь, я не могла убедить себя не любить цивилизованного человека или зверя, скрывающегося под его кожей.

Я хотела, чтобы он был свободен от своей обязательной вендетты, чтобы он мог сражаться в битвах против Ордена и своего отца, чтобы он мог жить той жизнью, которой он действительно хотел.

Итак, я придумала свой план инсценировки смерти Сальваторе, чтобы Александр мог уйти от убийства Кьяры. Это дало Сальваторе и Данте пространство, в котором они нуждались от полицейского контроля, чтобы перевести свои ресурсы и жизни в Америку, а также позволило им продолжить расследование Ноэля, не зная, что они все еще действуют против него.

Это было идеальное решение этой единственной проблемы.

Оставался только вопрос, что мне теперь делать? Мне казалось невозможным вернуться в рабство в одиночестве, если не считать мгновений дня, которые Александр выкроил, чтобы использовать мое тело