Ледовый Апокалипсис - Джеймс Кобб

Рэнди, прочитав его мысли, произвела ту же операцию. Одна винтовка, один автомат, пистолет, сотни две с половиной патронов и четыре бойца, один из которых выведен из строя холодом и усталостью, а другой мучается душевными терзаниями. Не больно-то грозное войско!

– Что ж, сержант, – пробормотал Смит, – если я сумею разрулить и эту ситуацию, вы не сможете не признать, что я все-таки научился командовать!

– Что ты сказал, Джон? – озадаченно спросила Рэнди.

– Не обращай внимания. Просто я разговариваю с одним человеком, которого здесь нет. – В пещере послышалось повторяющееся «чик-чик-чик». Палец Смита вертел колесико зажигалки.

Валентина вставила в винтовку затвор.

– У меня родилась чудесная мысль, – проговорила она. – Возможно, когда Кретек и его банда заявятся к самолету, они нарвутся на засаду русского спецназа, и эти ребята станцуют друг с другом волшебный вальс!

– Мысль действительно замечательная, – отсутствующим тоном ответил Смит. – Вот только наши русские друзья сейчас, вероятно, находятся в десятке миль от того места, охотясь за нами.

В пещере вновь повисло молчание, нарушаемое лишь все тем же «чик-чик-чик». А затем прекратилось и оно. Смит в той же позе замер, словно увидел привидение, и несколько секунд сидел молча, устремив взгляд в никуда.

– В чем дело, Джон?

Крышка зажигалки со щелчком закрылась. Черты Смита приобрели свою обычную решительную неподвижность.

– Рэнди, ты в состоянии двигаться?

Она резко села в спальном мешке.

– Я готова отправиться куда угодно, только прикажи.

– Отлично. В таком случае выступаем через десять минут. Нам нужно сменить позицию. Леди, я хочу попросить вас об одолжении. Когда сейчас вы будете одеваться, поменяйтесь верхней одеждой. Понятно?

– У вас родился какой-то план, дорогой подполковник! – Глаза Валентины горели любопытством.

– Вполне возможно, дорогой профессор. В Библии говорится, что человек не может служить двум господам одновременно. Но там, будь я проклят, не сказано ни слова о том, что он не может драться одновременно с двумя врагами!

Над Северным Ледовитым океаном

И полосы паковых льдов внизу, и кипение кучевых облаков наверху – все было белоснежным, в то время как море и небо отливали стальной голубизной. Конвертоплан «MV-22 Оспрей» то и дело подбрасывало и кидало из стороны в сторону, словно тяжелый грузовик на ухабистой дороге. Штормовой фронт прошел, но за ним тянулась широкая полоса турбулентности.

Впереди и чуть выше летел самолет-заправщик «MC-130 Комбат Тэлон». Майор Зондерс наблюдал за тем, как из-под крыла большого самолета выдвигается длинный заправочный шланг. Дозаправка в воздухе всегда являлась одной из самых сложных операций, а сейчас, когда конвертоплан швыряло в разные стороны – особенно. Одно неверное движение – и заправочный шланг может попасть в винт «Оспрея». Результат, подумалось майору, был бы, мягко говоря, впечатляющим.

Зондерс позволил своему ведомому заправиться первым, пропустив его вперед. На то, чтобы подключиться к заправщику, у ведомого ушло более двадцати минут, а затем он высосал большую часть и без того скудного запаса топлива.

Из гнезда, расположенного над кабиной «Оспрея», как удивительный бивень техноединорога, выползла приемная штанга. Командир воздушно-десантного подразделения производил эту операцию не в первый раз, но все равно нервничал. Он нацеливал штангу в раззявленный, словно рот, конус топливного шланга с сосредоточенностью охотника каменного века, целящегося копьем в глаз вепря. Сжимая джойстик с такой силой, что побелели костяшки пальцев, майор Зондерс терпеливо дожидался момента, когда неуправляемый конус (летчики еще называют его буем) хотя бы ненадолго замрет. Наконец это произошло, и Зондерс передвинул ручку управления вперед.

Приемная штанга гладко вошла в конус топливного шланга и зафиксировалась, соединив изголодавшийся по топливу конвертоплан с чревом «Комбата Тэлона». Под крылом большого «MC-130» вспыхнул зеленый фонарь, сигнализируя, что соединение прошло успешно.

– Вентиль открылся, топливо идет в баки, – доложил второй пилот Зондерса.

Командир с облегчением вздохнул. Теперь, когда керосин тугой струей хлынул в баки его летательного аппарата, он мог хотя бы ненадолго расслабиться.

– Штурман, как дела у нас? – обратился он по радиосвязи к офицеру, сидевшему за панелью системы глобального позиционирования.

– В полном порядке, сэр, – ответил штурман. – Выходим из хвоста штормового фронта и на следующей промежуточной точке начнем забирать к востоку.

– Время до цели?

– Еще часа три. В зависимости от ветра.

– Несколько минут назад я связался с «Хейли», майор, – доложил второй пилот. – Береговики сулят хорошую погоду, но с острова по-прежнему нет никаких вестей. Интересно, что мы там обнаружим?

– Возможно, ничего. И это меня беспокоит больше всего.

Ледник на седловине

Скорчившись в разверстой пасти пещеры, русский подрывник смотрел на ее свод, разглядывая установленные им заряды и перепроверяя собственную работу. Полученный им приказ был четким и недвусмысленным: он должен взорвать вход в пещеру таким образом, чтобы внешне это выглядело результатом горного обвала. Задача была сложной, но интересной, тем более что на камнях, которые будут с внешней стороны, не должно остаться следов взрывчатки. Постороннему наблюдателю не должна даже прийти мысль о намеренном подрыве. Этого лейтенант Томашенко требовал с особой настойчивостью, а злить командира сегодня было опаснее, чем когда-либо.

Удовлетворившись результатами осмотра, подрывник опустился на колени и подсоединил электрический детонатор к концу основного раздвоенного шнура, одна часть которого шла к зарядам на своде пещеры, а вторая убегала в глубь ее.

Лейтенант Томашенко чувствовал, как под паркой по его позвоночнику стекает пот, и золотой шар солнца, поднявшийся над горизонтом, был тут совершенно ни при чем. Порученное ему задание находилось на грани провала. Сейчас он напоминал сам себе хоккейного вратаря, который видит, как решающая шайба летит в его ворота, и понимает, что не сможет предотвратить гол.

Он, его радист и второй подрывник находились на леднике, метрах в пятидесяти от входа в пещеру, которую экипаж «Миши» использовал в качестве убежища, а американцы – как крепость.

Даже сам факт, что Томашенко и его подчиненные стояли здесь, на открытом пространстве и посреди бела дня, являлся своего рода признанием того, что они оказались на грани провала. Спецназовцы во все времена являлись детьми ночи и действовали скрытно, но Томашенко лишился всех преимуществ, которые могла дать темнота и погода, и, главное, бездарно потерял время. Сейчас он должен действовать решительно, в полной мере используя те крохи, которые у него пока еще оставались. Небо очистилось, и теперь на остров попрутся все, кому не лень.

– Тебе удалось связаться с подлодкой?! – рявкнул Томашенко и тут же мысленно выругал себя за то, что продемонстрировал подчиненным свою нервозность. Если радисту удалось установить связь, Томашенко будет обязан немедленно доложить обо всем случившемся.

– Нет, товарищ лейтенант, – ответил флегматичный якут, склонившийся над радиопередатчиком. – Помех больше нет, но и ответа – тоже. Видимо, они пока не нашли полыньи во льду, чтобы поднять наверх антенну.

– Наверное… – Томашенко с трудом удавалось говорить ровным голосом. – Попробуем связаться с ними во время дневного радиосеанса.

Это было даже к лучшему, поскольку давало Томашенко еще пару часов на то, чтобы разгрести дерьмо, в котором он оказался, и хоть как-то замаскировать свой провал. – Свяжи меня с группой «Белая Птица».

– Сию минуту, товарищ лейтенант.

Использовать радиосвязь без разбора было еще одним признаком фиаско, как и разделение команды на две части. Но у Томашенко не оставалось выбора. Он должен подчистить хвосты и тут, и на месте крушения, а вдобавок – найти и уничтожить этих проклятых американских шпионов!

Главный подрывник выбрался из пещеры. Таща за собой провод, он двинулся под ярким солнцем по леднику по направлению к временному командному пункту Томашенко. Подрывник номер два взял коробку с электрическим приводом для активации детонатора и принялся над ней колдовать.

– Лейтенант, командир «Белой Птицы» – на связи.

Томашенко откинул капюшон парки, присел рядом с радистом и взял у него наушники и микрофон.

– «Белая Птица», это «Красная Птица». Докладывайте!

– «Красная Птица», – зашелестел в наушниках искаженный радиоэфиром голос. – Контакта нет. Мы прочесали все южные склоны и подходы к основному пути, но не обнаружили ни единого следа. Их нет на леднике, но они и не спускались с этой стороны горной гряды. Очевидно, они спустились с северного склона, лейтенант.