Леди удачи. Все пути… - Белоцерковская Марина

— Ах, матушка, и ты здесь? А я и не приметила. Стара стала, — тон престарелой царевны заметно понизился. — Неужто и ты в этаком виде перед честным людом появиться осмелишься? И куда Петр Алексеевич смотрит?! Срамота!

— Что ж поделать, тетушка, коли мужеского полу у нас только и осталось, что Никита Иванович. Нельзя же ему и старика, и вьюношей представлять.

Но тетка уже не слушала.

— Тьфу, анафема! — она перекрестилась, глянула исподлобья на актеров и, хлопнув дверью, удалилась.

Наталья Алексеевна повернулась к своей импровизированной труппе.

— Ну что ж, — вздохнула она. — Тетушка стара, к веку своему прилипчива. А нам недосуг. Еще повторить надобно, да не раз. Буде на Москве послов Августовых привечать на днях. Вот действо и представим для потехи.

— На днях — это когда? — поинтересовалась Ксави.

— Сегодни на Москву и поеду, — улыбнулась царевна. — Хоромину готовить для охотных смотрельщиков[108], платье, утварь всякую для зрелища. За вами гонца пришлю. Вот и ладно. А теперь… «Маркиз! Умоляю! Не будьте столь безжалостны к сему креслу. Снизойдите к его желанию заключить вас в объятия!..»

Около полудня в горницу иноземок влетели взволнованные сестры Меньшиковы. Фарфоровые их личики горели, пышные бюсты бурно вздымались.

— Ах, ах! — закудахтали они. — Скорее, скорее!

Джоанна и Ксави, привыкшие ко всяким неожиданностям, не раздумывая, выскочили за Меньшиковыми — вдруг беда какая стряслась.

— Вот! — гордо заявила Анна Даниловна, когда процессия оказалась на лужайке перед дворцом.

— Что «вот»? — подруги растерянно оглянулись. Ничего из ряда вон выходящего они не заметили.

— Голландские цветы распустились! — Марфа Даниловна с трудом перевела дыхание.

Девушки облегченно вздохнули и расхохотались. Конечно же! Лужайка, покрытая ковром цветущих тюльпанов, была для петровской Руси зрелищем экзотическим.

— А Наталья Алексеевна видала? — поинтересовалась Джоанна.

— Царевна еще затемно в Москву уехала.

— В возке золоченом. Иноземцев встречать.

— Ну-ну, — буркнула Ксави. — Возочки, цветочки… Болотце тепленькое, черт его дери!

— Не скажи, — Джоанна поднесла ладонь козырьком к глазам и прищурилась: — Вон скачет кто-то. Кажется, ему малость не до цветочков.

И действительно, ко дворцу, не разбирая дороги, летел всадник на взмыленной лошади. У самого крыльца он так резко осадил коня, что тот встал на дыбы, а перепуганные Анна и Марфа с визгом шарахнулись и бросились наутек.

— Где царевна? — судорожно выдохнул гость.

— Которая? — подняла бровь Ксави. — Тут их штук пять-шесть: Татьяна Михайловна, Наталья Алексеевна, Анна, Екатерина и Прасковья Ивановны…

— Наталья Алексеевна где? — нетерпеливо перебил ее всадник.

— В Москве, — пожала плечами Джоанна. — Августовых послов встречает.

— Да не едут послы на Москву! — воскликнул гонец. — Прослышали, что двор в Измайловском, и прямиком сюда направились. К вечеру тут будут. А завтра отправятся обратно.

Подруги переглянулись.

— Вот так номер! — ахнула Джоанна. — А их ждали дня через два и в Москве! И спектакль… Вот что, Ксави! — как всегда в трудную минуту мадемуазель Дюпре уступила место капитану Суорду, — Ты остаешься здесь. Готовишь к вечеру сцену и актеров. Я еду за Натальей в Москву. Костюмы и реквизит мы привезем. Декорации придумай сама из чего хочешь.

— Не успеешь! — Мари прикинула время. — Семь верст туда, семь верст обратно — это уже часа три-четыре, да сборы, да на непредвиденные обстоятельства еще часа два. К десяти вернетесь. Потом — одеться, загримироваться. Вот и считай. В лучшем случае к полуночи начнем. А завтра послы отбывают.

— Может, они без представления обойдутся? — Джоанна вопросительно глянула на гонца.

Тот покачал головой:

— Поляки прослышали про действо тиятральное. Для того сюда и торопятся.

— Ч-черт! — тихо выругалась Ксави.

— Не будем усложнять! — Джоанна решительно направилась в горницу, по пути крикнув холопам: — Коня к крыльцу! Да погорячее!

— Что ты задумала? — Ксави прикрыв за собой дверь, в легком недоумении смотрела как Джоанна стягивает с себя платье.

— Всё гораздо проще! Я прямо сейчас надеваю костюм Жодле и верхом скачу в Москву. А на обратном пути накину сверху платье, чтоб не компрометировать Наталью Алексеевну. В общей сложности я часа три экономлю. Так что жди нас уже в костюмах и гриме к девяти вечера.

Глава 55

У нас все делается через задницу.

Кроме клизмы.

В начале мая в средней полосе России солнце садится уже не рано. Тем не менее около восьми часов вечера на Яузу спустились сумерки. В слабом рассеянном свете прибрежные деревья и кусты казались серыми призраками, а живое серебро реки потухло и превратилось в тусклый свинец. Смолкали птицы, утихали трещавшие весь день неугомонные кузнечики. Только изредка пролетал над водой тихий неясный звук — то ли шелест, то ли шепот. Внезапно в тишине раздался стук копыт. Шепот стал отчетливей:

— Глядь-ко, Тришка, никак возок!

— Он самый. Да богатенькой!

— А что, робяты, не остановить ли нам энтих птиц, да не постричь ихних перышков? А, атаман?

— Можно, — прогудела басовая струна. — Не всё боярам мужичков грабить, когда и обратно надоть. Ну-кась, заходи, парни!

Возок уже подъезжал к узкому деревянному мостику, когда со свистом и гиканьем перед ним посыпались разбойники. Старика кучера словно ветром сдуло с козел. Проводив его веселым гоготом, бородатые мужики окружили карету, за большими стеклянными окнами которой угадывались в сумерках две женские фигуры.

— О-го-го, какие раскрасавицы! — воскликнул чернобородый одноглазый разбойник и распахнул дверцу.

Далее события разворачивались с невероятной скоростью. Одноглазый, сунувшись было в карету, вылетел из нее, как булыжник из пращи, и, описав в воздухе безукоризненную параболу, свалился в воду. Тотчас из кареты выпорхнуло воздушное создание с тяжелым подсвечником в нежной ручке и ехидно осведомилось:

— Кому добавки?

Оторопевшие было мужики загалдели и стали сдвигаться. Тут камень, метко пущенный кем-то, выбил подсвечник из рук девицы. Розовые губки тихо произнесли нечто весьма энергичное, после чего «создание» одним махом подоткнуло пышные юбки, под которыми оказались портки и высокие ботфорты, и выхватило из кареты шпагу. Клинок со свистом рассек воздух. Этот звук в сочетании с решительным лицом произвел на разбойников неизгладимое впечатление.

— Ого! — пробормотал атаман. — Вот так девка! Огонь! А вторая-то где? Прячется, струхнула, небось?

Джоанна молниеносным движением выдернула из-за пояса пистолет и кинула его в карету:

— Наталья Алексеевна, держи! А подойдет, так стреляй!

— Наталья Алексеевна? — оторопело уставился на нее атаман. — Не государя ли, Петра Алексеича сестрица будет?

Вторая дверца кареты скрипнула и распахнулась. Из возка, поправляя замысловатый узел русых волос и строго хмуря тонкие брови, вышла царевна.

— Матушка! — возопили разбойники, бухаясь ей в ноги. — Прости окаянных! Не признали!

— Пошто злодействуете? — низкий голос был суров.

— Поборами бояре замучили. Женки, детишки оголодали совсем, пухнут.

— К Петру Алексеевичу в войско идите, в корабелы, в моряки.

— Подневольные мы, матушка. И хотели, да боярин Алексей Федосеич Картузов не пустил. А хотельщиков на дыбе поднимал и уши резал, как беглым.

— Картузов, говорите… — царевна вновь нахмурилась. — Добро, скажу брату. А вы боле не разбойничайте. Петр Алексеич из баталии воротится — к делу приставит.

— Ох, благодарствуй, матушка-заступница, дева пресвятая, царица небесная! — загалдели мужики. — Дай тебе Бог счастья и братцу твоему, государю Петру Алексеичу! Да ты садись, садись в возок-то. И Анику-воина свого в юбке сажай. Мигом домчим.