Леди удачи. Все пути… - Белоцерковская Марина

— Это что еще за садизм! — возмутилась Джоанна. — Ребята, да отберите у него этого хомяка! Еще задушит невзначай!

Опомнившись первым, Алексашка кинулся к царю и стал заводить ему руки за спину, другие подхватили уроненного «царского гостя».

— Воры! Во-оры!!! — орал Петр, вращая безумными глазами и тщетно пытаясь вырваться из крепких объятий Меньшикова. — Продают Россию, пропивают! Я надрываюсь, живота не жалею! А они… — царь судорожно всхлипнул. — Шведа привечают, верфи жгут… Как царь за порог, так на печь лезут, как тараканы! Бояре московские! Бояре, мать их…!!! — по телу Петра пробежала судорога, и он затих.

Гонец трясся и лязгал зубами.

— Ксав! В лазарет за валерьянкой! — распорядилась Джоанна. — Обоих напоить и развести по каютам!

Ксави кивнула и унеслась. Меньшиков отвел царя в каюту и вышел мрачнее тучи.

— Что стряслось? — участливо спросила Джоанна.

Алексашка только махнул рукой:

— Что-что… Графа Шереметева гонец дурные вести привез. Пока государь по Англиям гостил, его генералы всю зиму пили-гуляли. Едва шведам Шлиссельбург назад не сдали. Балтика до сих пор шведская… Да вдобавок еще мужички пошаливают. Лодейнопольскую верфь сожгли с тремя кораблями. Один только Борис Петрович[89] шведам спуску не дает, бьет Шлиппенбаха почем зря. Так что по морю дальше нам пути нет. Государь Петр Лексеич велят адмиралу Бладу совет собрать, не мешкая. Передай, писарь. Да сам будь! Царь приказал.

— Буду, — кивнула Джоанна.

— Так что ж делать будем? — Петр кинул пронзительный взгляд на притихших капитанов. — Вытащили хвост, ан нос увяз. Завел я вас в западню, сам того не ведая, да и себя вместе с вами. А в Россию надо! Ох, как надо!

Блад задумчиво взглянул в карту.

— В реестре эскадра заявлена как торговая флотилия, идущая из Англии в Ревель[90] по договору Ганзейского союза[91]. Поэтому мы беспрепятственно прошли всё Северное море и Балтику. Но за Ревелем нам путь закрыт. Впрочем, если Вашему Величеству угодно, можно идти дальше. С боями и, возможно, потерями…

— Нет! — дернул усом Петр. — Нет! Нам нужен флот на Балтике, первый флот. Лодейное Поле, верфь, сожгли! Когда еще восстановим. Посему нельзя терять ни одного корабля. Эскадра аглицкая российской станет!

«Так вот оно что! — мысленно ахнула Джоанна. — Вот почему мы ничего не знаем об английском подарке! Петр выдал эти корабли за русские, построенные на русской же верфи, на самом деле сожженной. Как там у Ключевского? „В 1703 году Лодейнопольская верфь спустила 6 фрегатов: это была первая русская эскадра, появившаяся на Балтийском море“. Ай да хитер царь-батюшка!».

— А ты что скажешь, думный дьяк Возницын? — обратился Петр к крупному человеку с окладистой черной бородой.

— А я, герр Питер, скажу вот что. Эстляндия, она, конечно, у шведа в руках, да не вся. Это первое. Второе: мало что ль тут рыбачков, кои Карлу не любят? Да спрячут они корабли в каком-нибудь фьорде за милую душу. И клотика швед не найдет!

— Зачем такие сложности? — пожал плечами Блад. — Всё гораздо проще. Порт назначения флотилии — Ревель? Туда и придем.

— К шведу в зубы?! — ахнул Меньшиков.

— Почему? На кораблях клейма нет, что они русские. Торговые документы… Ну, это несложно. А в толчее Ревельского порта наши шесть фрегатов растворятся, как ложка соли в бочке воды.

— Но в Россию-то попасть надо! — нахмурился Петр.

— Кому надо, тот и попадет, — снова пожал плечами Питер. — Только посуху.

— До Дерпта бы добраться! — вздохнул Возницын. — А там уж Шереметев со товарищи.

— А почему бы?.. — подала голос из своего угла Джоанна, — почему бы Англии да немцам не снарядить школяров в Академию Густавиана[92]? Она, говорят, по всей Европе знаменита своими профессорами да науками…

С минуту Петр ошарашенно смотрел на Джоанну. Потом рявкнул:

— А ну, писарь, поди сюда!

Джоанна с некоторой опаской подошла к царю.

— Ты где берешь таких ребятишек, адмирал? — поинтересовался Петр, хлопнув девушку по плечу так, что она охнула и чуть не упала. — Ах, Европа, Европа! Корабли водят, грамоте обучены, академии знают. В наше болото московское бы таких! Дело говорит парнишка. Так и поступим. Снарядим две кареты. В одной поедет Посольство Великое да мы с Алексашкой. А в другой… — царь задумался. — Вот ты, адмирал, и поедешь. Возьмешь с собой Нэда твоего, вот этого мудреца, — Петр кивнул на Джоанну, — да докторенка. А эскадру доверим… Кому доверишь эскадру, Питер?

— Сэру Лесли Гордону! — твердо ответил Блад.

Глава 51

Из резолюции международной женской конференции:

а) Все мужчины — сволочи!

б) Носить абсолютно нечего!

Пять дней из Ревеля в Дерпт ехали две кареты. Ехали порознь, с дистанцией в два-три часа, чтобы не возбуждать любопытства. Двигались медленно, с достоинством иностранной аристократии, снизошедшей до лифляндской «Alma mater»[93]. Шведские заставы почтительно пропускали двух английских недорослей, путешествующих в обществе высокого могучего слуги и надменно-элегантного воспитателя, и немецких барончиков с пастором и наставником. У самого Дерпта кареты неожиданно свернули к югу и растворились в лесной чаще.

— Ну, — сказал Петр, дождавшись англичан, — а теперь из возков не выходите. Буде застава — сам поговорю, али Алексашку вышлю. Здесь уже россияне. Гони!

Джоанна и Ксави с любопытством прилипли к окнам, наблюдая проносящийся мимо пейзаж: стройные сосновые стволы, крохотные лесные озера, оттаявшие уже ото льда. Кареты ехали быстро. Остановились только один раз: на перекрестке лесных дорог путешественников задержал конный разъезд.

Услышав шум, Джоанна инстинктивно потянулась к шпаге, но Питер мягко остановил ее.

— Погоди, Джо. Кажется, это не похоже на драку.

И действительно, в шуме слышался смех и радостные восклицания. Через минуту в экипаж заглянул Меньшиков и, сверкая смеющимися синими глазами, сообщил:

— Наши! Люди Шереметева. Сам граф-то в Пскове. А вы что? Чай, утомились? Ну да повремените — к закату тож во Пскове будем. Там и отдохнем.

И кареты во весь опор помчались на восток.

Заходящее багровое солнце предвещало ветреную погоду. Суровым светом озаряло оно стены древнего города Пскова, купола старинного Печерского монастыря. С закатом жизнь в пограничном городе замирала — слишком близок был неприятель. Только бдительная стража несла свой караул на стенах и башнях.

Внезапно послышался стук копыт. Из сумеречной мглы вынырнули две кареты. Начальник стражи, кряжистый дядька в коротком немецком мундире, кинулся к воротам с десятком солдат.

— Стой! Тпр-ру! — заорал он, хватая под уздцы лошадей передней кареты. — Куды прешь, черт! Тут тебе граница — или бабья светлица?! Ишь, разохотился! А бумаги у тебя есть, чтоб въезжать? А нет, так проваливай к своим ливонцам-антихристам, так-перетак!..

Выйдя из кареты, Петр с интересом выслушал порцию разухабистой российской божбы и кивнул кучеру. Тот слетел с козел и зашептал на ухо разошедшемуся мужику:

— Чего орешь, оглашенный?! Аль не видишь? Царь!

Мужик ошеломленно глотнул воздух и рухнул на колени, словно ему подрубили ноги.

— Батюшка! Петр Алексеевич! — вскрикивал он, пытаясь облобызать царю руки. — Не погуби! Не признал!