Гарем. Реальная жизнь Хюррем - Колин Фалконер

Завидев Мустафу, они повскакивали на ноги и столпились вокруг его коня, прямо как в Амасье. Весть мигом облетела лагерь: Мустафа пришел и поведет их за собою на персов! Крики переросли в рев, и громовой рев этот, прокатившись по лагерю, донесся до шатра Сулеймана. Они там как раз держали совет с Рустемом и, заслышав его, оба разом умолкли и прислушались.

– Падишах, падишах! Император!

– А вот и призрак моего отца, – сказал Сулейман.

Глава 92

Занялась заря.

Накануне Мустафа до позднего вечера принимал у себя в палатке вереницей тянувшихся к нему с приветствиями воевод, но теперь лагерь снова погрузился в тишину. Муэдзин призвал воинов к молитвам; тысячи тюрбанов, выстроившись в ряды, склонились в земном поклоне на фоне лиловеющего неба.

Помолившись, Мустафа приготовился: облачился в белое в знак невинности, а прощальные письма спрятал за пазуху, поближе к сердцу, как это принято у турков перед лицом опасности.

Оседлав своего арабского скакуна, он, как того требует традиция, проделал верхом считаные сажени пути от своей палатки до отцовского шатра в сопровождении своего аги и своего конюшего Абдулы Шахина.

Мустафа кожей чуял, что все воинство вопросительно взирает на него: замириться приехал или наконец-таки посягнуть на престол?

Он соскользнул с седла, снял кинжал с пояса и вручил его на сохранение Абдуле Шахину. Поприветствовав стражу, Мустафа зашел к отцу, чтобы предстать перед ним в белом и без оружия.

На этом янычары молча разошлись исполнять свои будничные обязанности, соблюдая должную тишину, хотя ни у одного из них душа к этому и не лежала. Все они мысленно готовились приветствовать нового султана еще до захода солнца.

Невероятно просторный султанский шатер был разделен на комнаты золотистыми шелковыми занавесами. Вход был устлан коврами с павлинье-синими и рубиново-красными узорами, а у каждой стены стояло по дивану. Посередине стоял столик с серебряной столешницей.

– Отец?

Мустафа отодвинул занавес и вступил в приемную. Пусто. Лишь полог бьется на ветру со звуком хлыста.

Пусто, но не совсем. Из густой тени выступил черный бостанджи. За ним другой. Еще трое вышли из-за следующего перед ним занавеса. У одного в руках была шелковая тетива.

Он увидел, как тень шевельнулась за занавесом.

– Отец?

Бостанджи были босы и двигались стремительно и бесшумно. Страха у Мустафы не было, только ярость. Увернувшись от евнуха, он вышел на середину комнаты.

– Отец, выслушай же меня сперва! Дай мне взглянуть в лицо моим обвинителям, прежде чем выносить мне приговор! Иначе несправедливо!

Снаружи донеслось шуршание стали и следом крики. На его агу и конюшего напали. Его единственный шанс теперь – ускользнуть из шатра, прорвавшись через заслон бостанджи. От наследника престола можно избавиться лишь через удушение тетивой, ибо ни капли его крови на землю пролиться не должно, – таков закон. Если ему удастся вырваться из шатра наружу, никто ему там ничего не сделает. А оттуда он мигом доскачет до янычар – и спасется.

Вот только не пойдет он на подобное унижение. Ни разу в жизни не спасался он бегством с поля боя.

– Отец, выслушай же меня!

Один из бостанджи попытался накинуть шелковую удавку ему на шею, но Мустафа заметил его маневр и выскользнул. Тут же он всем телом въехал в другого и завалил его наземь. От третьего он ловко увернулся, и тот по инерции распростерся ничком по серебряному столу.

– Отец, я ни разу в жизни тебя не предавал! Выйди поговорить со мною!

– Кончайте же его уже! – взревел Сулейман из-за занавеса.

Глухонемые его, понятно, слышать не могли.

– Отзови убийц, и давай поговорим по-мужски! – крикнул Мустафа. – Я невиновен! Отец, прислушайся же, наконец, к моим словам!

Сулейман обхватил голову руками, затыкая уши, и зажмурил глаза, желая лишь одного: чтобы все это быстрее закончилось. Нет и не может быть оправдания измене. Доказательства очевидны. Мустафа может сколько угодно пытаться заворожить своими вроде бы искренними словами, но он-то видел и слышал более чем достаточно веских свидетельств против него.

«Если я дам ему слово, он меня заболтает. А затем, как я только с ним снова приду к согласию, обопрется на янычар, как его дед. Ну уж нет, я ему не позволю захватить свой престол. Мне же еще столько всего нужно успеть сделать самому! Ну а что, если я все-таки неправ?» – подумал он вдруг.

– Стойте! – рявкнул он, рванув занавес.

Поздно.

Сын лежал у его ног с остекленевшими мертвыми глазами и шелковой удавкой на шее. Сулейман отвернулся. Затем жестами отдал глухим приказ завернуть тело в ковер и выкинуть из шатра.

Он стоял посреди шатра и ждал. Тихий стон шелестом ветра пронесся по лагерю – и вскоре возвысился до воя отчаяния, как только янычары увидели, что сделалось с их кумиром.

«Ну вот, – подумал он, – получите. Смотрите, что вы натворили. Это ваших рук дело, а не моих. Жаждали крови? Получите».

Глава 93

– Отдай нам голову Рустема или мы придем и заберем ее силой!

«Выглядит он, однако, невозмутимым, как и всегда, – подумал Сулейман. – Лед у него в жилах, что ли? Янычары осаждают мой шатер, требуя его крови, а он ведет себя так, будто защищен от разъяренной толпы глухими каменными стенами, а не лоскутами золотого и лилового шелка».

– Тебя во всем винят, Рустем, – сказал Сулейман.

– Господин мой, Мустафа сам себя сгубил.

Гвалт стоял оглушительный. Янычары в полном составе во главе с их агой собрались у входа в шатер с ятаганами наголо. Сдерживали же их лишь пара часовых да святая неприкосновенность рода Османов.

Найдись среди них хоть один смельчак, готовый переступить через вековой трепет перед властью и традицией, хлынувшая следом за ним волна попросту смыла бы всех, кто в шатре.

– Им нужен козел отпущения, – сказал Сулейман. – Поднять руку на своего султана они не смеют, вот и выбрали тебя.

Искра беспокойства промелькнула в серых глазах Рустема… Или это только показалось?

– Вы гонца-то в Амасью отправили, мой господин? – поинтересовался визирь.

Сулейман был впечатлен. Даже перед лицом смерти Рустем продолжает мыслить сугубо практично.

– Да. Его жена и сын вскоре проследуют за ним к вратам Рая.

– В таком случае нам больше ничего не угрожает с его стороны, так что и бояться нечего.

– Мустафы-то?! Конечно, нечего! – Сулейман вынужден был возвысить голос, чтобы перекричать разошедшихся снаружи воинов. – А янычар ты, что же, не боишься, а, Рустем?

– Они подчинятся любому