Наполеоновские войны - Виктор Безотосный

Это сражение недаром получило название «битвы генералов»: у русских было убито или смертельно ранено 4 и ранено 23 генерала; среди французского генералитета еще больше: 12 – убито и 38 – ранено. Примерно на 35 тыс. убавился личный состав армии Наполеона. Количество захваченных в плен с обоих сторон оказалось примерно одинаковым – по 1 тыс. человек и одному генералу. В литературе встречаются самые разноречивые факты о потерях сторон, в целом спорным является до сих пор и вопрос о победителе. Иностранные авторы, как правило, отдают предпочтение Наполеону, большинство же отечественных историков – Кутузову, лишь немногие считают итог ничейным.

Необходимо признать, что ни один из противников не решил поставленных задач и не добился существенных результатов. Наполеон не разгромил русскую армию, Кутузов не защитил Москву. Абсолютно бездоказательно выглядит бытовавшее в советской литературе утверждение, что Наполеон потерпел поражение в этой битве. Инициатива весь день была в его руках, французы постоянно атаковали, а все их полки и дивизии к концу дня сохранили боеспособность. На направлении главного удара французский полководец умело создавал превосходство во всех видах оружия, особенно в концентрации мощи артиллерийского огня, что было одной из причин крупных потерь среди русских войск. Но огромные усилия, предпринятые армией великого полководца, оказались бесплодными, он не добился, как хотел, решающей победы. Несмотря на явные первоначальные просчеты, Кутузов смог, хотя и дорогой ценой, латая дыры в обороне, перестроить боевые порядки и держать войска в одну линию, из–за чего его противник постоянно был вынужден вести лобовые атаки. Сражение превратилось во фронтальное столкновение, в котором у Наполеона шансы для окончательной победы над армией с такими боевыми качествами, как русская, оказались минимальными и были сведены к нулю. Есть и авторы, которые утверждают, что Наполеон в этот день страдал насморком и «лихорадочной мигренью», с трудом садился на лошадь и именно в силу своего плохого физического самочувствия не смог разгромить русских. В то же время почему–то не упоминают о старческих недомоганиях тучного Кутузова, уж он–то точно, в силу своей немощи, редко взбирался на лошадь. Может быть, он из–за своей старческой болезненности не разгромил Наполеона? Вопрос почему–то так не ставится.

Сам же Кутузов в докладах царю по горячим следам изображал «баталию… самую кровопролитнейшую из всех тех, которые в новейших временах известны», как бесспорную победу русского оружия. При этом умудрился слово «победа» не употребить, о ней свидетельствовал виртуозно написанный текст. Правда, позже у него возникли трудности с объяснением отхода русских войск к Москве, а потом уж и за Москву. Несколько затруднительно было объяснять после одержанной «победы» свое отступление ссылками на «чрезвычайную потерю» с нашей стороны, на выбытие из строя раненых «нужных генералов», затем в ход пошла версия о нераздельной связи потери Москвы «с потерею Смоленска». Даже не знаешь, как односложно оценить бородинскую реляцию Кутузова, назвать ли ее прямым обманом императора, умело составленной дезинформацией, хорошо рассчитанной придворной комбинацией или пиаркампанией?

Написана она была мастерски, вполне в духе ХVIII столетия, даже была сказана почти правда, но далеко не вся. Но его первые рапорты сделали свое дело. Радостный император («чудовищу» нанесли поражение!), не скупясь, через пять дней после сражения, «в вознаграждение достоинств и трудов» произвел его в генерал–фельдмаршалы, пожаловал сто тысяч рублей, а его жену сделал статс–дамой Двора[357]. Глаза Александра I, по–видимому, открывались на истинную картину проиcшедшего постепенно, по мере получения дополнительной информации. Положение старого военачальника оказалось незавидным, но император уже не мог изменить то, о чем он известил всю Россию. Как–то было не с руки отменять «победу», да и как уволить признанного «победителя», к тому же еще только что произведенного в генерал–фельдмаршалы. Нужно было сохранять правительственную версию, подождать, пока не прояснится и не изменится ситуация дальше. Главное – существовала армия, значит, не все было еще потеряно.

На наш взгляд, необходимо говорить о промежуточном значении Бородинского сражения и рассматривать последствия для судеб каждой армии. Русские войска, находясь на своей территории, за короткий срок все же имели шанс восстановить численность своих рядов (даже несмотря на то, что оставили на поле сражения более 10 тыс. раненых). Для Наполеона самым ощутимым оказалась большая убыль конного состава. Бородино стало кладбищем французской конницы, что пагубно сказалось во время второго этапа войны. Недостаток кавалерии и потеря вследствие этого маневренности в военном отношении стали одними из основных причин катастрофической гибели наполеоновской армии в России.

Казаки отбивают обоз Наполеона. Художник Б. Зворыкин. 1900–е гг.

«Высочайшая» оценка первого периода войны

Уместно и любопытно в данном случае привести оценку ситуации с исполнением первоначального плана и первого периода военных действий, сделанную по горячим следам самим Александром I. Фактически русский самодержец выступил первым историком кампании 1812 г. 5 (17) сентября 1812 г. российский император отправил письмо главнокомандующему Дунайской армией адмиралу П. В. Чичагову, армия которого уже была направлена на театр военных действий. В письме он счел необходимым дать критическое и пространное описание хода реализации плана с начала войны с разбивкой на 1-ю и 2-ю Западные армии. Русский монарх тогда следующим образом охарактеризовал действия каждой армии и их главнокомандующих: «Первая хорошо выполнила условленный план до берегов Двины. 6 корпусов, из которых она состоит, развернулись и сосредоточились под носом у противника, без того, чтобы ему хоть раз удалось окружить их, или перехватить хоть один гусарский патруль.

Что же касается второй, то кн. Багратион, по получении известия о разрыве, вместо того, чтобы двинуться, согласно данному ему приказу, начал мешкать и потерял два или три дня, вследствие чего неприятель получил возможность предупредить его в Минске на несколько часов. Там кн. Багратион сделал вторую ошибку, а именно для переправы через Березину у Борисова не форсировал Минска; неприятель мог прибыть туда только с авангардом в 6000 человек, а во второй армии было под ружьем 60000. В место этого кн. Багратион сделал громадный обход, двинувшись через Несвиж и Слуцк на Бобруйск, что, помимо потери времени и обусловленного этим бесполезного движения, еще и удаляло обе армии одну от другой, вместо того чтобы сблизить их. Эта ошибка повлекла за собой другие. Первая армия – вместо того, чтобы оставаться на Двине, как было условлено, вынуждена была двинуться, вследствие этого, влево, чтобы приблизиться ко второй армии и облегчить этим путем их соединение. Между тем, вместо того, чтобы переправиться через эту реку в Будилове или Бешенковичах, военный министр заставляет ее напрасно отступать до Витебска, а затем до Поречья, чтобы двинуться оттуда на Смоленск, тогда как это можно было бы сделать через Сенно гораздо скорее. В то же время вследствие первой ошибки неприятель предупредил 2-ю армию на переправе через Днепр у Могилева, и кн. Багратион, имевший лишь полунамерение напасть на Даву, дал там только славный для наших войск, но бесполезный бой, ибо ввел в дело только две дивизии своей армии, вместо того, чтобы сделать это со всеми своими силами, если он желал непременно овладеть этим пунктом; таким образом после этого боя ему пришлось переправляться через Днепр у Старого Быхова, что он мог бы вполне благополучно сделать и раньше, не давая боя при Могилеве. Неприятель совершил тут, в свою очередь, громадную ошибку, предоставив обеим армиям возможность соединиться в Смоленске, чему он мог, конечно, помешать, двинувшись из Орши и Могилева к Смоленску».

М. А. Милорадович. Художник Дж. Доу. 1820–е гг.

Читая строки цитируемого письма («вместо того, чтобы», «вследствие первой ошибки», «ошибка повлекла за собой другие» и т. д.), поневоле хочется охарактеризовать автора (даже не зная, что это сам самодержец Всея Руси) как схоласта и типичного кабинетного стратега, абсолютно далекого от практики. Далее Александр I, продемонстрировав свои не самые лучшие качества, в том же духе очертил действия Барклая под Смоленском: «нерешительные действия… которые повели к движению неприятеля на Москву и к полной утрате доверия к нему со стороны армии и всего народа, явившейся естественным последствием его ошибок»). Коснулся он и темы назначения единого главнокомандующего: «У меня не было большого выбора; генерал Кутузов был единственным у меня под руками, и общественное мнение намечало его на этот пост. Славные дни 24, 25 и 26 августа, когда Наполеон был совершенно отбит и вынужден отступить, несмотря на все его усилия, оправдали до некоторой степени этот выбор».