Наполеоновские войны - Виктор Безотосный

Кутузов отвергает предлагаемый Наполеоном мир. Гравюра 1813 г.

«Избрание, сверх воинских дарований»

Еще до сдачи Смоленска Петербург был вынужден решать наболевший для армий вопрос о назначении единого главнокомандующего. В конечном итоге все замыкалось на государе императоре. В этот период борьба мнений в генеральской среде по поводу способа действий окончательно переросла в столкновения личностей и группировок. Собравшийся для этой цели 5 (17) августа Чрезвычайный комитет по избранию состоял из высших сановников империи, двое из которых являлись сугубо штатскими лицами, остальные четверо – не имели боевого опыта, а лишь подходили под категорию военных администраторов. Это доказывает тот факт, что один из важнейших вопросов предполагалось решать политическим способом. Комитет сначала заслушал полученные донесения и частные письма из армии (от императора их представил А. А. Аракчеев), а затем рассмотрел претендентов на высший пост. Из шести предложенных кандидатов на этот пост в списке (Л. Л. Беннигсен, П. И. Багратион, Д. С. Дохтуров, А. П. Тормасов, М. И. Голенищев–Кутузов, П. А. Пален) двое – Пален и Беннигсен – по этнической принадлежности считались «немцами», но это обстоятельство никого не смущало. Окончательный выбор (М. И. Кутузов) был предопределен несколькими факторами. Во–первых, учитывалось общественное настроение, во–вторых, предварительное негласное утверждение Кутузова на этот пост самим императором.

Хорошо известно, что Александр I по многим причинам не очень благосклонно относился к старому полководцу. Но не оставляет сомнения, что он не только дал согласие на это назначение, вынужденный идти на поводу у общественного мнения, выраженного дворянством (как бытует в литературе), но и заранее (с середины июля) искусно подготавливал его кандидатуру для занятия такой важной должности. Этот выбор был предопределен предшествующими шагами царя: 15 июля – рескрипт Кутузову об организации корпуса для обороны Петербурга, помимо этого, 15 и 17 июля – решения дворянских собраний об избрании Кутузова начальником Московского и Петербургского ополчений, 29 июля – указ императора о возведении его в княжеское достоинство с титулом светлости, 31 июля – рескрипт о подчинении ему всех военных сил в Петербурге, Кронштадте и в Финляндии, 2 августа – указ о его назначении членом Государственного совета. Вся эта череда назначений и почестей свидетельствует о том, что Александр I, как тонкий и умный политик, предвидел возможность высокого положения Кутузова в будущем, ибо другие кандидатуры на этот пост, по самым разным причинам, устраивали его еще меньше. Можно сказать, что скамейка запасных у Александра I была слишком маленькой, ее, по существу, практически не существовало.

Наполеон в Москве. Гравюра А. Адама. 1830–е гг.

Кутузов обладал двумя качествами, возмещающими все его недостатки: во–первых, он был русским по национальности, а во–вторых (и это самое главное), он являлся одним из старейших боевых генералов. В «Списке генералитету по старшинству» на 24 июня 1812 г. Кутузов значился восьмым. Но все семь старших генералов из–за преклонных лет, болезней или отсутствия боевого опыта не могли считаться его конкурентами. Укажем нумерацию старшинства остальных: А. П. Тормасов – 14, Л. Л. Беннигсен – 17, П. И. Багратион – 23, М. Б. Барклай де Толли – 24, Д. С. Дохтуров – 28. Уволенный со службы П. А. Пален вовсе не числился. Не случайно комитет аргументировал в первую очередь его «избрание, сверх воинских дарований», основываясь «и на самом старшинстве»[341]. Рескрипт же о назначении Кутузова общим главнокомандующим действующих армий был подписан императором 8 августа.

Казак и француз. Карикатура А. И. Теребенева. 1812 г.

О том, что этот принцип во взаимоотношениях генералов играл огромную роль, сохранилось немало свидетельств. Так, 9 августа тот же Кутузов сообщил, что генерала от инфантерии И. С. Свечина не утвердили в должности начальника Новгородского ополчения. Причина отказа оказалась прозаической, ибо прямым начальником был уже «назначен генерал младший его старшинством». Приведем другой показательный пример. После ранения П. И. Багратиона в Бородинской битве на должность главнокомандующего 2-й армией назначили Д. С. Дохтурова, но на следующий день он был заменен М. И. Милорадовичем. Вот как сам Дохтуров описывал это событие в письме к своей жене: «…во время последнего сражения командовал 2-ю армиею на место князя Багратиона, как он был ранен, после же сражения когда Кутузов узнал, что я моложе Милорадовича, то очень передо мною извинялся, что должен армию, как старшему, препоручить ему. Я не был сим нимало оскорблен, ибо по старшинству сие следует, между тем я командовал сею армиею во время страшного сего сражения и уверен, что дело свое сделал хорошо и заслужил уважение целой армии». «Кто не служил в армии, тот не может постигнуть, сколь прискорбно находиться в команде младшего, редкие могут сие постигнуть», – считал адъютант Кутузова А. И. Михайловский–Данилевский. А такое случалось в боевой практике 1812 г., вследствие чего происходили скандалы. Можно припомнить имевший громкий резонанс инцидент с казачьим генерал–майором И. К. Красновым, которого во время боев под Смоленском подчинили младшему в чине генерал–майору И. Г. Шевичу. Получивший от своего подчиненного рапорт, возмущенный атаман М. И. Платов сделал А. П. Ермолову запрос, составленный фактически в виде жалобы: «Обида, Господином Красновым описываемая… не только для него, но и для меня и даже всего войска, очень чувствительна… прошу Вас приказать в подобных случаях по военному списку выправляться о старшинстве Господ Генералов, во избежание обиды, от подчинения старшего младшему чувствуемой»[342]. Среди генералитета господствовал устойчивый стереотип, что старшинство в чине – выше старшинства в должности, по крайней мере чин должен был соответствовать должности. Но на практике это не всегда выдерживалось. Например, если младший в чине генерал получал в командование корпус, а старший оставался дивизионным командиром (а такие случаи были нередкими и в 1812 г.), то это воспринималось как нарушение субординации и устоявшихся негласных норм.

Новый главнокомандующий, помимо того, что он был самым старым из всех дееспособных полных генералов империи, единственный имел титул светлейшего князя. Его титулование не только отличало из всех генералов, но и усиливало старшинство. Этот фактор, а также концентрация почти неограниченной власти в одних руках внешне утихомирили генеральские страсти, хотя и не уменьшили количества недовольных. «Русская» партия не добилась поставленных целей, но у нее выбили главный козырь. Во главе армий был поставлен полководец с русской фамилией, имевший, как ученик и продолжатель дела знаменитого А. В. Суворова, популярность в армии, а также пользовавшийся поддержкой консервативных кругов дворянского общества. Кроме того, пропала даже видимая легитимная возможность вести какую–то борьбу. Субординация и дисциплина препятствовали этому, оставалось лишь выражать недовольство в частных разговорах.

С прибытием Кутузова к войскам кардинально изменился и расклад сил в армейских верхах. По свидетельству Ж. де Местра, новый главнокомандующий перед отъездом из Петербурга изъявлял желание определить на место начальника штаба маркиза Паулуччи, и даже договорился с ним об этом. Но в последний момент все же предпочел выполнить решение Чрезвычайного комитета об употреблении Л. Л. Беннигсена («по собственному усмотрению») и отдал эту ключевую должность данному генералу, до того лишь состоявшему при Особе Его Величества без определенных обязанностей. Рескрипт о назначении Беннигсена был подписан 8 августа Александром I. Кутузов же встретил его по дороге в армию в Торжке и уговорил занять это место. Беннигсен следующим образом описал свою реакцию и возникшие сомнения: «Честолюбие и особое самолюбие, которое не может и не должно никогда покидать военного человека, внушало мне нежелание служить под начальством другого генерала после того, как я был уже главнокомандующим армиею, действавшею против Наполеона…» Кутузов же сослался на «желание Государя». Скорее всего, эта идея принадлежала самому императору, он особенно не жаловал обоих военачальников, не доверял каждому из них, но, учитывая их личные качества, предпочитал держать вместе для взаимоконтроля. Нахождение под одной крышей этих двух маститых генералов, претендовавших на лавры полководцев и придерживавшихся совершенно противоположных методов ведения войны, очень скоро, как показали дальнейшие события, превратили их из друзей с 40 летним стажем в непримиримых конкурентов и противников. Именно их взаимоотношения определили развертывание последующей борьбы в генеральской среде. В целом при оценке складывавшейся новой ситуации оказался прав нелюбивший и хорошо знавший в этом отношении Кутузова Багратион: «Теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интриги»[343].