Проклятие замка Комрек - Джеймс Херберт

В полном отчаянии Эш ткнул своей свободной левой рукой в рычащее жестокое лицо обидчика. Он просунул два своих задеревеневших пальца прямо в правый глаз сумасшедшего, морщась, когда они прошли сквозь полузакрытые веки и воткнулись в отвратительную мягкость самого глазного яблока. Потом дальше, его пальцы заскользили дальше, поверх белого яблока, пока не достигли чего-то более твердого позади него.

Когда из пораненной глазницы хлынула кровь, Лукович завизжал, что прозвучало много громче в ограниченном объеме лифта, и инстинктивно отдернул голову. Но кончики омываемых кровью пальцев Эша заходили за глазное яблоко, и когда Лукович потянул голову назад, глазное яблоко выскочило, как будто высосанное, и упало ему на верхнюю часть щеки, удерживаемое лишь тонкими кровяными усиками.

Вопли боли и паники, издаваемые сербом, стали еще громче, легко состязаясь с шумом из обеденного зала этажом ниже. Он выпустил Эша и попятился, забрызгивая кровью маленькую кабину лифта.

Эш с облегчением сделал несколько глубоких вдохов, восстанавливая жизнь в своем ослабленном теле. Его противник метался в лифте из стороны в сторону, непрерывно крича и ревя; сейчас он был опасен, как раненый бык.

Эшу надо было выбраться оттуда, но только он собрался с духом, чтобы броситься мимо раскачивающегося, разъяренного, терзаемого болью человека, как предохранительная дверь закрылась с громким лязгом, как гильотина. От удивления он отшатнулся. Как?..

Времени думать не было. Резкий звук испугал и его противника. Тот перестал реветь. Костюм у него спереди был измазан темно-бордовой кровью, так же как и правая кисть и предплечье. Он опустил эту руку, уронил ее вдоль тела. Обратил на Эша свой единственный полный ненависти глаз, меж тем как другой по-прежнему висел на окровавленной щеке, удерживаемый красными жилками, и зрачок его смотрел вниз, как будто на что-то такое, что он мог видеть у себя под ногами.

Здоровый глаз смотрел на Эша с ядовитой злобой, и исследователь, хотя все складывалось крайне неудачно, задавался вопросом, не сохранилось ли у болтающегося глаза зрения – ведь тот оставался соединенным с глазницей. Каково было бы видеть в двух разных направлениях одновременно? Как бы справился с этим мозг?

Потом вымазанный кровью серб замахнулся на Эша рукой, на которой крови не было. Лукович бросился к Эшу, и тот пригнулся, бросаясь в угол позади шатающегося, разъяренного циклопа. Лукович кружился быстро, потому что был не только силен, но и научен своим многолетним боевым опытом терпеть, даже если ранен, и наносить урон врагу. Его большая рука схватила Эша за плечо, но исследователь был быстр и полон решимости избежать борцовского поединка с противником, который, за счет невероятной силы, неминуемо раздавил бы его.

Он полуобернулся, а затем двинул локтем назад, в раненое и неприкрытое лицо Луковича, разбив его так сильно, как только мог, и раздавив болтающееся глазное яблоко. Рев изувеченного бойца заставлял невыносимо содрогаться воздух, и серб всем телом толкнул Эша на зеркальную заднюю стенку кабины.

Эш снова боролся за свою жизнь. Мощные руки обхватили его спину, и когда рычащий серб плотно прижал его к себе, в лицо исследователю хлестнула кровавая слюна.

Медвежья хватка стала еще крепче, и Эш поднялся на цыпочки, когда его каблуки перестали касаться пола, а позвоночник изогнулся. Дыхание оставило его легкие, а слезы выжимались из глаз, как сок из лимона. Он открыл рот, но звук не родился в нем, меж тем все его тело содрогалось под невыносимым давлением.

Эш почувствовал, что зрение у него начинает тускнеть. Он пытался поднять руки, но это было бесполезно. Даже глядя в оставшийся глаз Луковича, он видел там жестокое удовольствие. По крайней мере, вторгающаяся чернота избавит от агонии, потеря сознания анестезирует шокирующую боль. Когда он начал милосердно ускользать прочь, то подумал, что слышит первый треск кости. Скоро это закончится. Конечно, он вскоре освободится от мук.

Но Эш не умер.

Когда он всплыл из спирального колодца тьмы, в котором тонул почти как в летаргии, боль вернулась, словно приветствуя его возвращение. Он осознал страшную тряску. Сначала подумал, что это реакция его собственного тела. Но нет: она являлась отовсюду, со всех сторон вокруг них, откуда-то изнутри самого маленького лифта.

Серб все еще держал его в своей хватке, хотя теперь едва ли не ласково. Давление на спину спало, и он чуть не упал в обморок от облегчения. К нему медленно возвращалось зрение.

Большое славянское лицо, по-прежнему находившееся всего в нескольких дюймах от его собственного, озиралось в панике, так что вырванный глаз, превратившийся теперь в кашицу с красными прожилками, раскачивался вдоль его широкой щеки. Потом Лукович вытаращился на потолок, где лампочка то вспыхивала, то бледнела, то вспыхивала, то бледнела…

И все это время дрожь лифта становилась все яростнее. Металлическая предохранительная дверь гремела, стены вибрировали. Со всех сторон раздавался глухой стук.

Нетронутый глаз Луковича смотрел на Эша, и недоумение в нем боролось со страхом. Эш, равно сбитый с толку, мог только смотреть на него в ответ, меж тем как в глотке у него пытались сформироваться слова, которые складывались в экстренное сообщение. Сообщение предостережения.

Кабина лифта яростно содрогнулась. Потом еще раз. Двое мужчин, стоявших лицом к лицу, могли только сосредоточиться друг на друге в смятении.

Деревянные панели вокруг них вибрировали, предохранительная дверь металлически клацала, меж тем как тяжелая входная дверь за ней осталась словно опечатанной, не зависимой от судорог кабины лифта.

Лукович, пошатываясь, шагнул назад, все еще держа Эша за рубашку. Но исследователь пришел в себя первым. Увидев, что серб внезапно потерял равновесие, он с силой толкнул его назад, но тот, хватаясь за рубашку Эша, потянул его за собой, и они оба повалились на пол. Пока они лежали, отчасти задыхающиеся, отчасти парализованные шоком, дрожь лифта тревожно увеличилась. Затем, внезапно, с разрывающим пространство то ли визгом, то ли скрипом, лифт с огромной скоростью понесся вниз, в казавшуюся бездонной шахту.

На короткое, почти приятное мгновение Эш ощутил свое тело в свободном падении, а затем их спуск был прерван тяжелым толчком, сейсмическим обрушением.

Лукович закричал, когда лифт рванулся в непроглядно черную яму, которая в конце концов оказалась не бездонной.

Все было гораздо хуже.

Глава 40

Кейт Маккаррик посмотрела через озаряемый свечами стол на подругу, которую она знала, по крайней мере, лет сорок. Они вместе росли, дружили, живя на тихой аллее с домиками на двух хозяев, где на дороге было припарковано очень мало машин и где мальчишки каждый год с нетерпением ждали, когда с конских каштанов – посаженных муниципалитетом на травянистых полосах вдоль широких тротуаров – посыплются плоды, закутанные в колючие зеленые коконы, и можно будет сыграть в «чей крепче».