Страна Рождества - Джо Хилл

Эти два события произошли так близко друг к другу, что Вик сначала подумала, что зазвонил будильник, и не могла понять, зачем она поставила его на такой ранний час. Телефон зазвонил снова, и щелкнула, открываясь, дверь спальни. На нее глянула Табита Хаттер, глаза которой ярко блестели сквозь круглые очки.

— Это номер шесть-ноль-три, — сказала она. — Вам лучше ответить. Может, это он.

Ей не нужно было говорить, кто такой он или почему на звонок должна ответить именно Вик. Вик не видела, чтобы кто-нибудь подключался к ее линии или настраивал компьютер на отслеживание звонков, но смотрела достаточно фильмов с Томми Ли Джонсом[134], чтобы предполагать, что все это сделано.

Она нащупала телефон. В руке у нее оказалась просто теплая пластмассовая трубка, из чего она поняла, что звонят не из Страны Рождества, еще до того, как человек на другом конце линии заговорил.

— Я ничего не знал до позднего вечера, — сказал ее отец. — И мне потребовалось время, чтобы разузнать твой номер. Ждал сколько мог, на случай если ты пыталась поспать. Как ты, малышка?

Вик убрала трубку ото рта и сказала:

— Это мой отец, из Довера.

— Скажите ему, что разговор записывается. Все звонки на этот номер будут записываться в обозримом будущем, — сказала Табита Хаттер.

— Ты слышал, Крис?

— Слышал. Это хорошо. Все, что им понадобится. Боже, как приятно слышать твой голос, малышка.

— Что ты хотел?

— Хотел узнать, как ты. И хотел, чтобы ты знала, что я здесь, если понадоблюсь.

— В первый раз за все про все, да?

Расстроенный, он тихонько вздохнул.

— Я понимаю, через что ты сейчас проходишь. Я тоже когда-то через это прошел, ты знаешь. Я люблю тебя, девочка. Скажи мне, могу ли я что-нибудь сделать.

— Не можешь, — сказала она. — Нет ничего такого, что ты мог бы взорвать прямо сейчас. Все уже взорвано. Не звони больше, папа. Мне и так больно. А ты только делаешь еще хуже.

Она положила трубку. Табита Хаттер смотрела на нее с порога.

— Ваши специалисты по сотовым телефонам попробовали найти телефон Уэйна? Это чем-нибудь отличалось от того, что выдала функция «Найти мой айфон»? Не может такого быть. Если бы у вас была какая-то новая информация, вы бы не дали мне спать.

— Они не смогли найти его телефон.

— Не смогли найти? Или отследили его на шоссе Св. Ника, где-то к востоку от Страны Рождества?

— Для вас это что-нибудь означает? У Чарли Мэнкса имелся дом в Колорадо. Деревья вокруг дома были увешаны рождественскими игрушками. В прессе ему дали имя, окрестили его Домом Саней. Не это ли Страна Рождества?

Нет, подумала Вик. Поскольку Санный Дом находится в нашем мире. А Страна Рождества — в инскейпе Мэнкса. В Мэнксскейпе.

У Хаттер было лицо чертовски опытного игрока в покер — она наблюдала за Вик с выражением прилежной безмятежности. Вик подумала: если бы она сказала этой женщине, что Страна Рождества находится в четвертом измерении, где мертвые дети поют колядки и делают междугородние телефонные звонки, это выражение у Хаттер нисколько бы не изменилось. Она продолжила бы смотреть на нее этим прохладным клиническим взглядом, пока полицейские держали бы Вик, а врач впрыскивал бы ей седативный препарат.

— Я не знаю, ни где находится Страна Рождества, ни что это такое, — сказала Вик, что во многом было правдой. — Не понимаю, почему она появляется при поиске телефона Уэйна. Хотите, чтобы я посмотрела на молотки?

В доме по-прежнему было полно людей, но сейчас они выглядели скорее не полицейскими, а техническим персоналом, отрядом вундеркиндов из компании «Бест Бай»[135]. Трое молодых людей разложили ноутбуки на журнальном столике в гостиной: долговязый азиат с племенными татуировками, тощий парень с рыжей еврейской шевелюрой и примерно миллиардом веснушек и чернокожий чел в черной водолазке, которая выглядела так, словно была прихвачена из шкафа Стива Джобса. По всему дому стоял запах кофе. На кухне заваривался свежий кофейник. Хаттер налила чашку для Вик, добавив сливок и ложку сахара, именно так, как пила Вик.

— Это есть в моем досье? — спросила Вик. — Как я пью кофе?

— Сливки были в холодильнике. Должны же вы как-то их употреблять. А кофейная ложка была в сахарнице.

— Элементарно, мой дорогой Ватсон, — сказала Вик.

— На Хэллоуин я наряжалась Холмсом, — сказала Хаттер. — У меня была трубка, войлочная кепка и все остальное. А как насчет вас? Что вы надевали, когда шли пугать прохожих?

— Смирительную рубашку, — сказала Вик. — Я наряжалась пациенткой, сбежавшей из сумасшедшего дома. Хорошая тренировка для остальной части моей жизни.

Улыбка у Хаттер разгладилась и пропала.

Она села за стол рядом с Вик и вручила ей айпад. Объяснила, как пробираться по галерее, чтобы посмотреть фотографии разных молотков.

— Какое имеет значение, чем именно он меня бил? — спросила Вик.

— Неизвестно, что имеет значение, пока не увидите. Так что постарайтесь посмотреть все.

Вик перелистывала снимки кувалд, бытовых молотков, молотков крокетных.

— Что это, черт возьми? База данных, посвященная убийцам, орудовавшим молотками?

— Да.

Вик глянула на нее. Лицо Хаттер вернулось к своему обычному состоянию мягкой бесстрастности.

Вик пролистала еще несколько фотографий, затем остановилась:

— Вот. Он был вот такой.

Хаттер посмотрела на экран. На нем была фотография молотка в фут длиной, с прямоугольной головкой из нержавейки, рукояткой с насечкой и острым крюком, выходящим из конца.

— Вы уверены?

— Да. Из-за этого крюка. Это тот. Что это за молоток, черт возьми?

Хаттер втянула в рот нижнюю губу, потом оттолкнула стул и встала.

— Не тот, что купишь в магазине. Мне надо позвонить.

Она помедлила, положив руку на спинку стула Вик.

— Как вы думаете, вы смогли бы сделать заявление для прессы во второй половине дня? У нас на кабельном канале новостей идет хорошая игра. У нее много аспектов. Все знают истории «ПоискоВика», так что в этом и дело. Мне жаль, но многие там говорят о том, что произошло, как об игре «ПоискоВик», перешедшей в реальность жизни и смерти. Личная просьба о помощи не даст зрителям охладеть к этой истории. А держать общественность настороже — это наше лучшее оружие.

— Прессе уже известно, что Мэнкс похищал и меня, когда я была несовершеннолетней? — спросила Вик.

Лоб у Хаттер нахмурился, как бы в раздумье.

— М-м. Нет, им это пока не известно. И я не думаю, что вам надо упоминать об этом в своем обращении. Важно, чтобы средства массовой информации сосредоточились на том, что имеет значение. Нам нужно, чтобы люди искали вашего сына и автомобиль. Об этом мы и говорим. Все остальное в лучшем случае не имеет значения, а в худшем — отвлекает.

— Автомобиль, мой сын и Мэнкс, — сказала Вик. — Нам нужно, чтобы все искали Мэнкса.

— Да. Конечно. — Она сделала два шага к двери, потом обернулась и сказала: — Вы замечательно держитесь, Виктория. Вы остаетесь очень сильной в страшное время. Вы сделали так много, что мне стыдно просить большего. Но когда вы будете готовы, нам сегодня надо будет присесть, чтобы я услышала от вас всю эту историю. Мне нужно узнать как можно больше о том, что сделал с вами Мэнкс. Это может значительно повысить наши шансы найти вашего сына.

— Я уже рассказала вам, что он со мной сделал. Вчера я выдала вам всю эту историю. Колотил меня молотком, загнал в озеро, увез ребенка.

— Простите. Я неясно выразилась. Я говорю не о том, что Мэнкс сделал с вами вчера. Я говорю о 1996 годе. Когда он похитил вас.

Хаттер, чувствовала Вик, была женщиной дотошной. Терпеливой и разумной. Размышляя терпеливо, взвешенно и въедливо, она пришла к выводу, что Вик заблуждается в отношении Чарли Мэнкса. Но если она не верит, что Уэйна забрал Мэнкс, то что же, по ее мнению, произошло?

Вик осознавала угрозу, от которой невозможно было вполне избавиться. Словно она вела автомобиль и вдруг обнаружила, что под колесами у нее черный лед и из-за любого резкого движения автомобиль может выйти из-под контроля.

«Я не сомневаюсь, что кто-то вас избил, — сказала Хаттер. — Думаю, в этом никто не сомневается».

И еще: «Вы провели месяц в Колорадской психиатрической больнице, где у вас диагностировали тяжелую психосоматическую дезадаптацию и шизофрению».

Сидя за столом с чашкой кофе, в относительном спокойствии и неподвижности, Вик наконец сложила это вместе. Когда ей предстал результат, она почувствовала в затылке сухую прохладу, покалывания кожи головы — физические проявления как удивления, так и ужаса; она испытывала оба эти чувства в равной мере. Она глотнула горячего кофе, чтобы прогнать болезненный холод и соответствующее ощущение тревоги. Сделала над собой усилие, чтобы оставаться совершенно собранной, размышляя над тем, к чему пришла.