Лабиринт розы - Титания Xарди

Когда они приехали в Лонгпэриш — всю дорогу Люси с Максом горланили песни,— она обняла Генри с большим чувством, словно хотела через отца передать свои извинения сыну. Улыбка Алекса подтвердила ей, что он прекрасно понял все ее опасения и тревоги. Уединившись в кухне, Люси принялась за выпечку. Сама она не могла наслаждаться лакомствами из-за строжайшей диеты, зато Макса они привели в совершенный восторг.

Послеобеденное время пятницы Люси тоже провела с пользой — читала на пару с Генри в саду под навесом, пока Алекс с сыном катались на скейтборде. Перед уходом Алекс вручил ей большой конверт, в котором Люси нашла красивую иллюстрацию размером с альбомную страницу. На ней была изображена хрустальная сфера с горными хребтами в центре, похожая на прозрачный земной шар, и обнимающие ее с двух сторон ветви огромного дерева. Подпись внизу гласила:«Axis mundi» — то, о чем они говорили перед ее вылетом в Нью-Йорк. Люси не совсем поняла, зачем Алекс дал ей этот рисунок, но постепенно увлеклась им. Перед ней был центр мироздания — место, где, по преданию, небо сходится с землей.

Неожиданно Люси обнаружила в конверте еще один листок, меньшего размера, на котором Алекс перьевой ручкой нарисовал медицинскую эмблему — кадуцей, а снизу по своему обыкновению очень разборчиво написал, что жезл символизирует ту самую ось, а змея — способ, с помощью которого целитель переправляется из земного мира в горний, где добывает высшее знание. Число «тридцать четыре» связано с этой осью по многим причинам. Согласно краткому пояснению Алекса, Данте осознанно выбрал его для завершения своего «Inferno», поскольку оно обозначает поворотный пункт, середину земли, стык с адом — и одновременно точку духовного роста, стремление «узреть светила». «Приближение к центру, а затем удаление от него,— думала Люси, наблюдая, как Генри подстригает кусты.— Дорога в Иерусалим. Лабиринт».

Ближе к вечеру Генри зачем-то позвал Алекса в библиотеку, и, хотя они вовсе не чуждались общества Люси, она рассудила, что им есть о чем потолковать наедине. Она отыскала Макса и решила уделить ему немного времени, разузнать у него все, что касается компьютерных «Симсов». Люси внимательно выслушала увлеченный рассказ мальчика о горячо любимой бабушке, которая учила его французскому, и о дяде, по которому он очень скучал. Им было так уютно вместе играть и болтать, что, когда Алекс и Генри наконец вышли из библиотеки, чтобы проверить, чем они занимаются, то Люси и Макс наотрез отказались отрываться от своего занятия. Ввиду того что приезд Саймона и Грейс ожидался на следующий день, а Шан должна была присоединиться к компании утром на Пасху, старшим Стаффордам ничего не оставалось, кроме как пойти переставлять мебель на втором этаже.

Алекс пригласил Шан спонтанно после того, как Кэлвин неожиданно уехал — в Иерусалим, ни больше ни меньше,— внезапно поменяв планы (тоже, впрочем, довольно скоропалительные) наведаться с ней в Нантакет и познакомить со своей родней. В высшей степени необдуманный поступок, рассудила Люси. Сама Шан не знала, что и думать. Алекс горячо поддерживал идею этой совместной поездки в Америку, чем сильно удивил Люси. Но еще больше он поразил ее, когда не выказал никакого возмущения по поводу изменения планов. Люси терялась в догадках. Может быть, силы на данный момент уравновесились? После ее возвращения из Нью-Йорка и передачи Кэлвином документов старшим коллегам по колледжу конфликт между троюродными братьями, по всей видимости, можно было считать исчерпанным. Оригиналы рукописей попали к кому следовало, хотя Алекс и Люси потихоньку изготовили себе двусторонние копии — для дальнейших изысканий. Расшитую узорную сумку Люси не уступила никому, даже Алексу, оставив ее в личном владении. С тех пор их недруги никак не давали о себе знать, и если даже Алекс втайне негодовал по поводу присвоения ими чужого имущества, он ничем это не проявлял. Однако Люси не спешила верить Кэлвину, опираясь на собственные представления о нем, поэтому новость о том, что Шан приедет к ним сразу, как вернется от матери из Уэльса, очень ее успокоила. «Пусть она поскорей бросит этого Кэлвина»,— думала Люси в пику невозмутимости Алекса. Она уже научилась предугадывать его мнение практически в любой ситуации, но теперь не могла отделаться от ощущения, что он что-то проглядел в своем кузене — возможно, именно по причине родства. Другое объяснение ей на ум не приходило.

К концу такого активного дня Макс заметно устал и без всякого понукания отправился в свою спальню в мезонине ровно в девять, предоставив взрослым возможность поговорить. Алекс подал на стол браконьерски выловленного им лосося, приготовленного в голландском соусе с эстрагоном, и Люси в очередной раз изумилась, почему он всегда извиняется за свои кулинарные усилия.

— С кем ты пытаешься себя сравнивать, Алекс? Ужины в твоем исполнении просто прекрасны. Ты замечательно стряпаешь, а руки у тебя пахнут, словно огород с пряными травами.

Она быстро поцеловала его пальцы и только тут сообразила, что не разговаривала с ним с самого приезда. Генри сразу заметил, что Люси не терпится чем-то поделиться с Алексом. Он извинился и с непроницаемым видом удалился к себе, захватив чтение. Впрочем, пока они не прибрали со стола и не вымыли посуду, ни один не решался произнести ни слова, за исключением коротких междометий. Наконец Люси обвила Алекса руками за талию и заглянула ему в глаза. По случаю выходных он не побрился, и Люси с удовольствием потрогала на любимом лице наметившуюся щетину, подтверждавшую: вот он, настоящий Алекс, который иногда позволяет себе слабинку. Она немного оттаяла, но все еще не решалась заговорить. Тогда он взял инициативу в свои руки:

— Ты сегодня молодчина. Макс тобой просто очарован.

— Почему ты сразу не сказал мне, что он такой славный, что с ним так легко ладить?

— Ты не спрашивала,— рассмеялся Алекс— Не поддавайся на его уловки — это далеко не ангелочек. Но, кажется, нам действительно повезло.

— Я была несносна, Алекс…

— Несносна,— согласился он с улыбкой.— Все время настороже.

— Отступала по всем фронтам,— попыталась пошутить над собой Люси.

— Ты заранее меня предупредила…

Ее покорный вид красноречивее слов подсказал ему, насколько она вымотана самоедством. Очевидно, ее преследовали мысли о неотвратимости психологического изгнания из рая, и Люси готова была пожертвовать счастьем, способным перерасти в серьезные отношения, лишь бы избежать сумятицы и стрессов — спутников эмоционального состояния, из которого, как ей представлялось, не было никакого выхода. Ее страдания мучили и Алекса; он опустил голову и прижался лбом к голове Люси.

— Скажи, чего ты хочешь? Я могу тебе помочь?

Она помолчала, а потом просто сказала:

— Ты можешь отвести меня в спальню и заняться со мной любовью?

На этот раз Алекс выбрал собственную комнату. Тогда, во Франции, ее нетерпение объяснялось желанием и треволнениями долгой отсрочки, там ее порыв был естественным, словно дыхание. Но истекшие с тех пор недели предоставили Люси достаточно времени на обдумывание происшедшего. Даже теперь, желая полностью отдаться на волю чувств, она словно наблюдала за собой со стороны. Она видела, как Алекс неспешно ее раздевает, лаская без малейшего намека на собственничество, но ее подавляло упорное стремление сдерживать свои чувства. Люси поняла, что на кону стоит их с Алексом счастье, и усилием воли заставила себя послушаться зова своего сердца.

По цвету ее глаз, из карих обратившихся в серые со стальным отливом, Алекс прочитал сгущающиеся в них мысли. Он лег рядом с Люси и просунул руку под изгиб ее талии, а другой начал ласкать ее миниатюрные, женственные формы. Люси казалось, что так продолжается целую вечность. Ее грудь мерно вздымалась и опадала, его дыхание обдавало теплом висок.

— Каким словом или цветом можно описать твои ощущения, когда я притрагиваюсь здесь?

Его пальцы нежно провели по искореженной, зарубцевавшейся плоти между ее грудями. Люси улыбнулась и повернулась к нему лицом:

— Близость…

— Мм… А тут? Где пупок?

— Тепло. Интимность.

Она потянулась, как кошка, слегка выгибая спину. Алекс приподнялся и стал исследовать дивный ландшафт ее тела: ее бедра и живот, нежную шею, соски, поясницу, изгиб ягодиц. Он касался ее кожи то сильнее, то слабее, то языком, то кончиками пальцев, то шершавым налетом небритости на лице. Он не спешил, и Люси внимательно прислушивалась к эротическим ощущениям, чтобы поточнее облечь их в словесную форму. Вместо чувственных вздохов они вызывали у нее негромкий смех. Алекс потянулся к ее губам, поцеловал и нежно провел ладонью по внутренней стороне ее бедра, затем осторожно согнул ей ногу в колене, поглаживая снизу вверх. Люси затаила дыхание и вытянула над головой руки.