Надежда гардемарина - Дэвид Файнток
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо. — Я пошел к себе в каюту и лег на койку. Мне так не хватало визитов шефа. Он относился ко мне по-прежнему дружелюбно, старался помочь, но сохранял дистанцию.
Следующую вахту я дежурил с лейтенантом Кроссборном. Мы долго молчали, потом наконец он попытался завязать разговор. Я слушал его рассеянно — мысли были заняты другим, но, как только он заговорил о Шахтере, насторожился.
— Кто проявил себя лучше всех, когда бунтовщики прорвались на борт?
— Мистер Вышинский. Он был просто незаменим, и Вакс Хольцер, — ответил я досадуя. Надо же! Привязался.
Следующий вопрос вернул меня к реальности.
— А что заставило вас пустить на корабль десяток людей, одетых в скафандры?
Я язвительно бросил:
— Это допрос, лейтенант?
— Вовсе нет. Но случай просто из ряда вон. Я веду дневник и записываю туда все важные события. Если вы настаиваете, могу переменить тему.
— Не надо. Сожалею, но я допустил ошибку, пустив их на корабль.
Моя откровенность, казалось, обрадовала его.
— Должно быть, это был ужасный день.
— Да.
— Я веду записи каждый вечер, — сказал он доверительно. — Излагаю в дневнике свои чувства и мысли.
— Для вас это, видимо, отдушина, — сказал я с отвращением.
— Написано неплохо, но никто не читал, только мой дядя.
— Он литературный критик? — спросил я из вежливости.
— Нет, но сведущ в делах флота. Возможно, вы о нем слышали? Адмирал Брентли.
Еще бы не слышать. Адмирал Брентли возглавлял Оперативное командование флота в Лунаполисе, а этот Кроссборн был его ушами! Сердце у меня упало.
— А записи о Шахтере вы уже сделали, лейтенант?
— О да, — скромно ответил он. — Все это так трагично. Уверен, дядя прочтет с интересом.
Я замолчал, кипя от возмущения. Потом пожал плечами. В Адмиралтействе и без дневника мистера Кроссборна знали, что я натворил.
Но через три недели я понял, что необходимо действовать. Мистер Кроссборн оставил в покое Шахтера и стал расспрашивать о казни матросов Таука и Рогова. В то же время мои гардемарины и кадеты окончательно пали духом. Алекс буквально кипел от ярости. Со мной держался вежливо, а с другими то и дело срывался. Дерек выглядел подавленным и усталым.
— Ко мне дважды являлся мистер Тамаров, — сообщил лейтенант Шантир. — Я не проявлял особого усердия, но отпустить его просто так, разумеется, не мог. — Все это значилось в журнале, который я регулярно просматривал. Я также стал навещать спортзал и понял, почему так редко встречаю гардемаринов и кадетов, — почти все время они отрабатывали штрафные баллы.
В полной растерянности я доверился Макэндрюсу, рискнув проявить свою неопытность, но он и так знал мне цену.
— А чего вы ожидали, — без обиняков заявил шеф. — Как вы думаете, откуда взяли офицеров, которых вы так просили на базе?
— Выражайтесь яснее, — буркнул я, чувствуя себя полным идиотом. Но я должен был это знать. Он вздохнул:
— Командир, мистер Шантир сам изъявил желание служить у нас на корабле. Верно? Двух других офицеров назначили. Прикажи вам Адмиралтейство направить на проходящий корабль лейтенанта, кого бы вы выбрали?
— Мистера Кроссборна, — без колебаний ответил я.
— А кого из гардемаринов?
Я в сердцах выругался.
— Вы помогли ребятам из межпланетного флота избавиться от их самой большой головной боли.
Я проклинал свою тупость, свою слепоту.
— Ну и дурак же я! Даже не просмотрел личные дела новых офицеров, не имел о них ни малейшего представления! — Мне и в голову не приходило, что со мной могут сыграть столь злую шутку.
— Не расстраивайтесь, командир. От личных дел пользы мало.
Я помолчал. Шеф прав. Вряд ли мистера Таера характеризовали в личном деле как «тирана» и «садиста». Да и Кроссборн не нарушал уставы Военно-Космическою Флота, ведя дневник в свободное от работы время. А то, что он приставал ко всем с вопросами провокационного характера, я вообще не мог доказать. Тем более было бы глупо с моей стороны делать ему за это выговор. Наверняка я помог его бывшему командиру избавиться от него.
Я ушел к себе в каюту и стал размышлять. Традиции есть традиции. Я не терпел, когда их нарушали. Но как остановить гардемарина Таера? Или запретить лейтенанту Кроссборну вести дневник? Никаких идей на этот счет у меня не было.
Между тем я приказал Алексу пройти углубленный курс навигации и отправил его в машинное отделение к мистеру Макэндрюсу. Пусть хоть немного отдохнет от Таера.
Но ничего не изменилось. Алекс продолжал набирать штрафные баллы, и его снова послали к Шантиру.
Через два дня мы вместе с Алексом несли вахту. Он, морщась от боли, опустился в кресло. Я не выдержал:
— Потерпи, Алекс.
— О чем вы, сэр? — Голос у него дрогнул. Ему было без малого восемнадцать, и он заслуживал лучшего обращения. Но учеба в Академии не прошла даром. Он ни за что не пожаловался бы командиру на своего начальника.
Я плюнул на субординацию:
— Потерпи. Я знаю, что происходит.
Он посмотрел на меня. И в его взгляде я вместо обычного дружелюбия увидел равнодушие.
— Иногда я просто ненавижу флот, сэр.
— И меня тоже?
Взгляд его потеплел.
— Вас нет, сэр, — спокойно ответил он. — Многим сейчас нелегко, сэр. — Это было самое большее, что он мог сказать о делах кубрика.
Между тем Кроссборн продолжал кропать свой дневник. Во время вахт он только и делал, что листал журнал и, наткнувшись на запись о том, как Алекс защищал несчастного моряка во время суда, поинтересовался, что я думаю по этому поводу.
— Лейтенант, ваши вопросы и доклады, которые вы без конца строчите, плохо действуют на моральное состояние людей. Лучше прекратите.
— Это приказ, сэр? — вежливо спросил он.
— Просьба.
— При всем моем уважении к вам, сэр, не думаю, чтобы мой дневник попадал под юрисдикцию Военно-Космического Флота. Непременно спрошу об этом у дяди Тэда. А вопросы, если вы мне прикажете, я могу и не задавать.
— Очень хорошо. Считайте это приказом.
— Есть, сэр. Но, поскольку приказ не совсем обычный, прошу изложить его в письменном виде.
— Забудьте об этом, — поразмыслив, сказал я. — Можете продолжать. — Подобный приказ, если не знать подоплеки, мог показаться просто идиотским и к тому же диктаторским. А мне и так хватало проблем с Адмиралтейством.
Безрезультатно закончился и разговор с Филипом Таером. Я вызвал его к себе в каюту, чтобы придать нашей встрече менее формальный характер.
— Я просматривал журнал, мистер Таер. Почему вы назначаете так много штрафных баллов?
Он сидел, положив руку на стол, как в свое время шеф, и смотрел на меня своими невинными голубыми глазами.
— Я готов подчиниться вашим приказам, сэр. Вы советуете не обращать внимания на явные нарушения?
— Нет. Но нарушения есть или вы ищете их?
— Командир, я стараюсь. Делаю все, чтобы не занимать вашего времени проблемами кубрика. — Ответ был откровенным и разумным. Не придерешься.
— Никто мне ничего не говорил, — буркнул я. — Но вы назначаете штрафные баллы быстрее, чем их можно отработать.
— Да, сэр, я знаю. Не раз предлагал мистеру Кэрру и мистеру Фуэнтесу проводить больше времени в спортзале, сам ходил туда, чтобы им помочь с упражнениями. Но лучше всего не зарабатывать штрафных баллов. — Он спокойно смотрел мне в глаза.
— Каким образом?
— Соблюдать устав, сэр. Мой предшественник, должно быть, весьма небрежно относился к своим обязанностям. Он и сейчас себя ведет неадекватно. Потому и не мог учить других. Все эти проблемы я стараюсь сейчас решить.
Да, к нему ни с какой стороны не подъедешь.
— Не буду учить вас, как надо вести себя в кубрике. Только скажу, что в моральном отношении вы плохо действуете на людей.
— Спасибо, что сообщили мне об этом, сэр, — с неподдельной искренностью заявил Таер. — Сделаю все, чтобы их моральные проблемы больше вас не беспокоили.
— Я хочу, чтобы их не было. А скрывать ничего не надо. Это все.
Гардемарин изящно отсалютовал и удалился. Я мерил шагами каюту вне себя от злости. Ладно, я его предупредил. И оставлю в покое до Окраинной колонии. Не исправится, пусть пеняет на себя.
Во время очередного посещения спортзала я застал там Дерека и Рики. Дерек работал на брусьях, кадет отжимался на матрасе. Алекса не было. Мальчишки истекали потом и молча ждали, пока я уйду.
Я не видел Алекса три дня, пока мы не встретились на вахте.
— Что-то я не вижу вас в спортзале, мистер Тамаров.
Он посмотрел на меня безо всякого выражения:
— Да, сэр. Мне приказано оставаться в кубрике и выходить только на вахту и в столовую.
— О Господи! И как долго?
— Пока я не буду проявлять усердия в службе, сэр. — Лицо его оставалось бесстрастным, но он покраснел.