Шлейф - Елена Григорьевна Макарова

— Она говорит от первого лица за всех чемоданных героев…

— Ей нужна встряска со знаком плюс. Высадка на необитаемый остров сработает.

Скорее всего, Сосо пустил их по блату. Ни одного туриста. Горы белых лежаков, колышки нераскрытых зонтичных навесов… Где-то вдалеке прокаленный солнцем араб поливает из зеленого шланга белые пластмассовые столики.

Шуля, черная от волос до кончиков ногтей, сидит под золотыми косами цветущей пальмы. Лечебная грязь не коснулась лишь алых губ (в них по ее просьбе Арон только что вставил косяк) и зеленых глаз. Они испытующе смотрят изнутри белых кругов, не тронутых маской.

— Твоя Анна говорит за всех, а молчит за одного, — заявляет Шуля, двигаясь по пологому земляному спуску к морю. — Алексей любил ее, а она ему не давала. От этого и заболел. Боюсь, такое ждет и моего мужа, — Шуля остановилась, сколупнула с ладоней высохшую грязь. — Он уже с трудом подыскивает слова. Но ему-то я даю периодически… Вспомни, что сделала Анна, когда ты пытался до нее дотронуться.

Арон пошел в море.

Шуля осталась «досыхать».

Вода была прохладной. Ступни проваливались в скользкие жирные ямины, это напоминало хождение по болоту за клюквой, с кочки на кочку. Но в болото не ляжешь, а в Мертвое море можно улечься, как на надувной матрац. Тяжелая соленая вода держит тело на поверхности.

Синяя, еще не разогретая спина моря, и голубой воздух придавали невесомость не только телу, но и сознанию. Его перестали донимать мысли, с которыми он шел к воде. Про секс со ссылками на Ленина, про постельные сцены, написанные Анной с явным отвращением. Сколько можно корить себя за рубцы на ее руке. Главное, он успел переписать на флешку «Искателей счастья» и, если Анна придет в себя, он купит ей лэптоп, привезет сюда…

Раскинувшиеся на противоположном берегу Иорданские горы заслоняли горизонт. Доплыть бы дотуда, сдаться пограничным войскам, сесть на карантин. В иностранной тюрьме.

— Как же осточертел lockdown! — сказала Шуля, окунаясь в воду и смывая с тела серые струпья высохшей грязи. Лицо она руками не трогала — соль разъедает глаза, — на лбу и щеках еще оставались темные пятна. Под цвет Иорданских гор.

Они вышли на берег, поднялись по ступенькам к крану с пресной водой, Шуле нужно было срочно смыть с лица остатки грязевой маски и увлажнить кожу иорданским кремом, купленным у Сосо.

Солнце жарило вовсю, твердая земля под ногами сделалась горячей.

На террасе, в тени пальмовых листьев, они выпили холодного пива, выкурили на пару косяк.

— Признайся, что еще тебе говорил Алексей?

— Суд идет! — воскликнула Шуля. — Но у лжесвидетеля иссякли аргументы. Да, она была пассией Алексея. Он описывал мне ее по вопроснику. «Какая она?» — Ответ: «Большой красоты. Ее особенность — это глаза, получившиеся из тонкой линии»… У нее были клички: Коша и Гуру. Коша — обращалось к нежной стороне, Гуру — к уму и проницательности. Кстати, Гуру знала иностранные языки, что-то переводила.

— Ты была у Алексея дома?

— Нет. Мы встречались в больнице, в кафе, когда он мог самостоятельно передвигаться, ну, и в Абу-Гоше. Когда Анна попала к тебе в отделение?

— Года полтора тому назад.

— Сходится. Тогда Алексею и был поставлен диагноз.

Бунгало с двуспальной кроватью охлаждал кондиционер.

Пока они мылись в душе, прижавшись друг к другу в тесной кабинке, Арон думал, что все это похоже на мыльную оперу.

Холодное пиво, жаркий секс, заключительный душ. Пора ехать. Блаженство коротко, а будни шаркают, как стоптанные шлепанцы.

Шуля рулила одной левой, вторая рука то падала Арону на колено, то взбивала рыжую прядь, то жала на кнопки, но музыка на крутом горном подъеме сбивалась.

— Иудейские горы, как коричневые конфеты-подушечки из русского детства…

— Те скрипели на зубах…

— Наверное, горы тоже скрипят, когда их надкусывают…

На подъезде к Иерусалиму израильское радио заглушило иорданское, и под французское ретро Шуля домчала Арона до «Эйтаним».

Копия

В отделение, которое он оставил на дежурного практиканта, поступило двое буйных и один тихий. Суицид. С буйными разобралась старшая сестра, суицид ждет в приемной. С короной на голове.

— Царь Давид?

— Нет, у него жена умерла. От ковида.

Надев уже не скафандр, а маску и перчатки, Арон первым делом проведал Анну. Она лежала, уставившись в потолок. На груди треугольником стоял том Диккенса.

— Смерть — это лекарство, коим природа излечивает все…

— Цитата из книги?

Молчание.

— Ты Коша или Гуру?