Мудрецы. Цари. Поэты - Тимур Касимович Зульфикаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то утро Учкун-Мирза шел по кишлаку без чалмы, без каушей, босой ступал хмельной слепой ступал ступал по дождливой текущей тусклой глине глине и рвал мучил землистыми пальцами чабана свой толстый ги-ждуванский чапан…
В то утро Учкун-Мирза кричал стенал стонал: эй, люди! Ой люди!.. Глядите!.. Слушайте!.. Это я убил Ату Ибрахима, а он простил мне мою стрелу!.. Зачем я убил его?.. Зачем я убил свою дочь Майну, а сказал, что она умерла в родах!.. Я зарыл ее под деревом инжира в своем хавли… Я зарыл ее под деревом инжира, под деревом без листьев, под деревом сразу плодородящим, сразу дающим выгоняющим выпускающим родящим плод на ветви нагой нагой нагой… А у моей Майны а у моей Майны разве были листья? разве была весна листьев? и она была ранней нагой плодородящей ветвью и я зарыл ее в землю, как шейх Барсисо, из-за святости зарывший в своей келье-худжре тайную жертву своей любви…
И я зарыл ее в землю, но сегодня земля осела опала потекла в дожде и она моя Маина выглянула из земли… она вышла… моя дочь… моя Маина…
И она опять вышла в дождь!.. в этот осенний дождь, как в тот вешний ливень ливень!..
И она опять вышла в дождь… опять вспомнила во-спомнила…
Зачем я зарыл тебя с грудями полными материнского новорожденного млека молока?..
Зачем я убил тебя а ты опять вышла в ливень?
Зачем я зарыл тебя а ты опять вышла в ливень ливень?
Зачем Маина?..
В то утро прибывающего пустынного дождя ливня Учкун-Мирза воскричал на плывущих улицах кишлака: эй, люди!.. Дехкане!..
Возлюбленные! Люди!.. Ой люди!.. Зачем я злой?.. Зачем в молодости моей на нишапурском базаре я поскользнулся и упал на дынной корке и в гневе разрезал ее ножом на десять кусков?.. Зачем я злой люди?.. Зачем я не простил тебя десять раз моя Маина?..
Зачем я зарыл тебя а ты вышла в ливень в ливень? в ливень, сносящий увлекающий дувалы глиняные глиняные?..
Зачем опять текут глины глины глины? не вешние благодатные а осенние глухие глухие глухие беспробудные глухие?..
Зачем текут глины?.. ай глины! я ложусь в густые темные текущие глины, я кусаю пью захлебываюсь в глинах, я томлюсь топлюсь плыву плыву я возношусь смиряюсь прозреваю я тону тону тону блаженно я тону я в глинах… я в твоих… с тобой… с тобой… моя Маина…
Эй люди я сам ухожу во глины, во глухие беспробудные осенние бесследные во глины в сель в оползень во глины глины глины!..
Эй люди… родные… услышьте… услышьте… кто-нибудь… хоть кто-нибудь простите… Ой простите! ой простите…
…Блаженны почившие зарывшиеся вернувшиеся в вешние благодатные чреватые родящие глины!..
Блаженны ушедшие в осенние глухие глины безысходные пустынные!..
Да!..
Да!.. И пастух уходит в душ кочующих стада…
Да!.. И пастух уходит навек в душ заблудшие стада…
А! А благой усыпает умирает в вешних живых благодатных глинах…
А!.. А злой усыпает умирает в осенних мертвых глухих немых слепых глинах глинах…
А благой умирает в животворящих глинах…
А злой умирает нисходит в мертвых глинах…
Да!.. да?.. да…
Но будет тьма! но будет тьма! но будет тьма!..
И пастух уйдет уходит в душ кочующих стада стада стада… стада переходящие во тьме из ада в рай… из рая в ад…
Да! да… Душ кочующих во тьме слепых слепых настали времена!..
Да!.. времена кочующих во тьме из ада в рай… из рая в ад…
И пылят неоглядно пылят!..
Да! настали времена народов-стад кочующих во тьме из ада в рай… из рая в ад!.. Да.
Да да да… И пастухи слепцы блуждают слепо во слепых кочующих стадах стадах стадах…
Да!.. Учкун-Мирза… Маина… Глина-то одна!.. Одна?.. одна?..
Но!..
НО!.
Но у последней Доски Грушевой, у последней доски погребального омовенья, я Ходжа Имам Омар ибн Ибрахим скажу вам оставшиеся редкие мои склонившиеся надо мной возлюбленные друзья мои… Музаффар ал Исфазари, Кори-Мансур гончар, Абу-л Хасан аль Байхаки друг ранних хмельных медовых застолий дастарханов травяных речных моих слепых… Мухаммад аль Багдади математик, муж дальней моей сестры Муниффы-апы…
…Муниффа-апа, сестра ты оттуда от-ту-у-да оттуда рукой машешь мне у стога осеннего зыбкого вялого сена сена сена… ты машешь? не манишь?.. апа… ты плещешь руками… тебе горячо? горячо?.. апа, у тебя на ладони горящая первая из кипящего хиссарского казана-котла слоеная самбуса… и ты отдаешь ее мне?.. апа, сестра, и ты отдаешь ее мне… как в детстве… ты манишь? ты машешь?.. зовешь?.. я скоро! я скоро… я скоро, апа… еще самбуса не остынет не охладеет на тихой ладони твоей… еще самбуса не увянет в руках твоих тонких сквозящих как прутья февральские ветлы… еще не остынет, родная моя… еще не остынет кипящая самбуса… и руки твои не успеет обжечь уязвить… Я скоро! я скоро… я скоро… родная… апа… Но так далеки твои руки!.. Ты машешь… ты машешь… не манишь… не манишь… оттуда… оттуда… Оттуда!..
И вот уж близки твои руки…
Но у последней грушевой Доски Погребального Омовенья (и его уж не услышит тело мое восковое? и душа перед ним отлетит избежит?) я скажу вам склонившиеся надо мной последние люди мои, возлюбленные мои… печальные прощальные мудрые мужи мои… Я скажу!.. Я скажу в халифате мертвых глин, в Империи Мертвых Глин!.. в империи Иных, в халифате сельджуков, в империи охотников, в империи всадников рыщущих, в империи Стрелы я скажу… Я скажу…
Близки! близки близки времена, когда праведники не будут знать, что они праведники, а грешники — что они грешники… Ибо не станет Бога в душах людских лютых… вольных… И не станет границ, и многие уйдут за рубежи души… И будет время стад кочующих во тьме из ада в рай, из рая в ад!.. И такие времена близки! и такие времена близки, как моя Доска Омовенья, как дамасский кувшин-кумган Ата Ибрахима с погребальной кладбищенской водой… вот он стоит у изголовья моего… готовится…
…И вот глядите — только что в этом кумгане тяжело стояло плескалось живое роилось томилось вино, а уже уже вода погребальная… кладбищенская… немая!.. А?..
…Но вы все говорите, что такие времена близки, а уповаете на иное, а они уже
