Глотка - Питер Страуб

– Вы никогда не говорили об этом полиции?

– Я говорил Биллу Дэмроку, но к тому времени Джорджия Макки уже уехала отсюда.

– А что с ней произошло?

– Сразу после убийства Джеймса она уехала в Теннесси. Кажется, там жили ее родители. Сказать по правде, я от души надеюсь, что ее прирезали в каком-нибудь баре.

Мы молча смотрели друг на друга еще несколько секунд.

– Джеймс должен был прожить дольше, – сказал наконец Гленрой. – У него было что предложить людям.

14

Было еще слишком рано, чтобы звонить Тому Пасмору, поэтому я спросил клерка за стойкой, нет ли у него телефонного справочника. Он сходил в свой кабинет и вернулся с толстой потрепанной книгой.

– Как сегодня Гленрой? – спросил он.

– Замечательно. А разве так не всегда?

– Нет, – сказал клерк, – но он всегда остается Гленроем.

Кивнув, я открыл справочник на букве "С". Дэвид Санчана проживал на Северной Бейбери-лейн, где-то в районе Элм-хилл. Я переписал его адрес на листочек, который дал мне Том, а потом, спохватившись, переписал также адрес Оскара Фрицманна на Фон-дю-Лак-драйв. Может быть, он сможет рассказать мне что-нибудь о таинственном Уильяме Фрицманне.

Подойдя к автомату в вестибюле отеля, я набрал номер Санчана я ждал довольно долго, прежде чем повесить трубку. Санчана были, пожалуй, единственными людьми во всем городе, у которых не было автоответчика.

Я вышел на улицу и пошел в сторону бывшего дома Боба Бандольера. Он должен был что-то знать, подумал я. Может, видел, как Джорджия Макки выходит из номера Джеймса Тредвелла, и шантажировал ее, вместо того чтобы рассказать обо всем полиции.

Я свернул на Седьмую южную улицу и прошел мимо дома Миллхаузеров, когда увидел, что Фрэнк Белнап машет мне со своего крыльца. Он показал мне знаком, чтобы я стоял, где стою, а сам быстро пошел в моем направлении.

– Сказал Ханне, что пойду прогуляюсь, – сообщил он, поравнявшись со мной. – Несколько раз прошел туда-сюда всю улицу, ожидая, пока вы вернетесь.

Фрэнк все время оглядывался, желая убедиться, что жена не увидит, как он разговаривает со мной.

– А что случилось? – спросил я.

Фрэнк все еще боролся с собой.

– Я встретил того солдата, который вышвырнул Думки из соседнего дома. Он пришел на следующий день осмотреть место. Ханна как раз пошла по магазинам. А я вышел поговорить с этим парнем, как раз когда он покидал дом. И он был не просто груб – он даже испугал меня. Мужчина был не очень крупным, но вид у него был опасный – я сразу понял, что такому ничего не стоит убить меня на месте.

– А что случилось? Он угрожал вам?

– Да, угрожал, – Белнап нахмурился. – Думаю, этот парень только что вернулся из Вьетнама и был способен абсолютно на все. Я уважаю наших солдат и считаю, что то, что мы сделали с этими мальчиками, – настоящий позор. Но тот парень – он был особенный.

– Что он сказал вам?

– Сказал, что я должен забыть, что видел его. А если я что-нибудь кому-нибудь расскажу о нем или его делах, он сожжет мой дом. И он не шутил. У него был вид человека, привыкшего сжигать дотла дома. – Фрэнк придвинулся ко мне поближе, и я ощутил запах его затхлого дыхания. – А потом он добавил, что я в безопасности, пока веду себя так, словно его не существует.

– О, – сказал я. – Понимаю.

– Так вам ясна ситуация?

– Он – тот человек, которого видит по ночам Ханна, – сказал я.

Фрэнк энергично закивал.

– Я пытаюсь убедить ее, что она все это придумала. А может, это и не он. Все-таки того я видел в семьдесят третьем году. Но скажу вам одну вещь: если это он, уж не знаю, что он там делает, но только не плачет.

– Спасибо, что все-таки рассказали мне о нем, – поблагодарил я.

Фрэнк с сомнением разглядывал меня, размышляя, не сделал ли он ошибку.

– Я подумал, что вы можете знать, кто это.

– Он был в форме, когда вы его видели?

– Конечно. У меня было такое ощущение, что он еще не успел обзавестись гражданской одеждой.

– А что у него была за форма?

– Куртка с латунными пуговицами, но все опознавательные знаки были оторваны.

Это ничего мне не давало.

– А потом о нем не было ни слуху, ни духу, пока Ханна не увидела его однажды ночью?

– Я надеялся, что он умер. Может быть, Ханна все-таки видит кого-то другого?

Я сказал, что не знаю, и Фрэнк медленно побрел обратно к своему дому. Он несколько раз оглянулся, по-прежнему сомневаясь, правильно ли поступил.

15

Я сел в «понтиак» и поехал обратно по Ливермор-авеню, затем свернул с шоссе в сторону Элм-хилл и стал колесить по тихим улочкам в поисках Бейбери-лейн. В Элм-хилл предпочитали двухэтажные дома в колониальном стиле или подобия фермерских домиков с причудливо украшенными качелями на заднем дворе и металлическими табличками на столбиках у подъезда к дому – «Харрисоны, Бернарды, Рейнолдсы». Почти все почтовые ящики были здесь размером с мусорный бак и украшены изображениями летящих уток или плывущих рыб.

В центре Элм-хилл я поставил машину на стоянку перед полукругом магазинчиков, располагавшихся в серых каменных домах. Если бы у меня была веревка, я мог бы привязать машину к специальному столбику, напоминавшему коновязь. Через улицу виднелся холм, на котором когда-то росли вязы, давшие название местности. Теперь там стояла табличка с описанием истории этого места и были разбиты две дорожки, вдоль которых стояли каменные скамьи. Я купил в книжном магазинчике карту города и направился с ней к одной из скамеек. Бейбери-лейн начиналась за торговым центром Таун-холл, огибала пруд и петляла на протяжении полумили, пока не пересекала Плам-Бэрроу-уэй, начинавшуюся к северу от шоссе.

Вокруг Таун-холл ютились крошечные деревянные домишки, пожалуй, самые старые в Элм-хилл. Но когда Бейбери-лейн свернула к пруду, снова появились двухэтажные белые и серые здания. Наконец передо мной появилась длинная дубовая аллея, которая явно была когда-то границей владений фермера.

По другую сторону дубов стоял двухэтажный, немного обшарпанный фермерский дом с верандой, архитектура которого сильно отличала его от соседних зданий. Сбоку стояли два серых баллона с газом, а изъезженная дорожка вела к покосившемуся гаражу. Выцветший номер на почтовом ящике был таким же, как у меня в бумажке. Семейство Санчана купило этот дом, и все последующие годы равнодушно наблюдало, как все вокруг перестраивают и переоборудуют. Я подъехал к гаражу, выключил мотор и вылез из машины.

Пройдя к веранде, я подергал за дверь, и она тут же открылась. На длинной узкой веранде стояли выцветшие шезлонги Я постучал во входную дверь. Никто не ответил. Я так и знал, что никто не ответит. Что ж, в конце концов, я ведь просто совершил сегодня побег от Рэнсомов. Повернувшись, я увидел, как из-за дубовой изгороди смотрит на меня какой-то мужчина.

Сетчатое ограждение веранды превращало его фигуру в скопище черных точек. Я вдруг ощутил смутную угрозу и инстинктивно присел за один из шезлонгов. Мужчина, казалось, исчез, даже не пошевельнувшись.

Я медленно встал. Все нервы мои были напряжены до предела. Мужчина исчез за дубами. Я вышел на улицу и пошел к Бейбери-лейн, пытаясь разглядеть хоть какое-то движение среди стволов вековых деревьев. В конце концов, говорил я себе, это вполне мог быть сосед, поинтересовавшийся, что это я делаю на пороге Санчана.

Но я знал, что это не сосед.

Среди деревьев никто не двигался. Я пересек улицу по диагонали, чтобы видеть, что происходит между деревьев. Кругом не было ни души. Дубовая аллея кончалась за Бейбери-лейн, которая, должно быть, также была когда-то одной из границ фермерских владений. Где-то на востоке Элм-хилл послышался звук мотора отъезжавшей машины.

Повернувшись на шум, я не увидел ничего, кроме качелей на задних двориках домов. Сердце мое по-прежнему учащенно билось.

Я вернулся к машине и подождал еще с полчаса, сидя внутри, но никто из семейства Санчана так и не вернулся домой. Наконец я написал на листке свое имя и номер Джона Рэнсома, приписал, что хотел бы поговорить с ними о Бобе Бандольере, вырвал из блокнота листок и вернулся на веранду. На этот раз я нажал на ручку входной двери, и она отворилась так же легко и просто, как дверь на веранду. Меня снова пронзило чувство опасности.

– Здравствуйте, кто-нибудь дома? – крикнул я, заглядывая в комнату. Впрочем, я не особенно ожидал ответа на свой вопрос. Я положил листочек на паркет перед коричневым овальным ковром в гостиной, закрыл дверь и вернулся к машине.

16

На востоке от стадиона я свернул на Тевтония-авеню и поехал на север. Я плохо представлял, где находится фон-дю-Лак-драйв, но она почти наверняка должна была пересекать Тевтония-авеню. Я чуть было не проскочил нужный поворот, но вовремя заметил его и резко повернул направо.

Фон-дю-Лак-драйв оказалась широкой шестиполосной улицей, которая, начавшись возле озера, пересекала Миллхейвен по диагонали. Здесь, на западе города, вдоль улиц не росли деревья, и солнце нещадно палило ряды многоквартирных домов постройки тридцатых годов и частных домиков. С тех пор, как я выехал из Элм-хилл, я каждые несколько секунд смотрел в зеркало заднего вида.