Верные, безумные, виновные - Лиана Мориарти

Дакота подумала, что это как-то странно. Неужели он собирается размещать в «Инстаграме» снимки комнаты умершего мальчика?

Папа начал испытывать беспокойство. Зазвенел в кармане ключами от дома.

– Давай осторожно отнесем этот прекрасный глобус домой, а, Дакота?

– Спасибо, – снова сказала Дакота Стиву. – Большое спасибо за это.

– Не за что, не за что, – откликнулся Стив. – Не сомневаюсь, Гарри с радостью подарил бы его тебе.

– Старина Гарри очень любил Дакоту, – сказал папа. Это было такое откровенное вранье, что Дакота не поверила своим ушам. – Знаете, может быть, он не всегда это показывал. – Он взглянул на Стива. – Приятель, не хочешь передохнуть? Зайти на чашку кофе? Что-то перекусить? У нас есть…

– Вид, мы идем на прогулку, – перебила его мама Дакоты.

– Ах да, – хмуро проговорил ее папа. – Я на минуту позабыл.

Глава 83

Гарри поднимался по лестнице, перебирая руками по перилам, словно взбирался по канату. Невыносимо знать, что человек с трудом поднимается по лестнице у себя дома, потому что у него жутко болят ноги. Когда-то он был сильным как бык и всегда заботился о своем здоровье. Его интересовало собственное здоровье. Он старался придерживаться правильного образа жизни. Как только кто-то из руководителей системы здравоохранения написал статью о раке легких и курении, Гарри бросил курить. В тот же день.

Он знал о пищевой пирамиде и старался следовать ее правилам. Регулярно делал физические упражнения. Принимал мультивитамины по рекомендации своего терапевта, по виду напоминавшего школьника старших классов, а может, он и был школьником, потому что эти витамины – пустая трата денег. От них не было никакого толка. С каждым днем ему становилось немного хуже. Гарри принялся писать жалобы на производителей. Он писал две-три жалобы в неделю. Надо было требовать от корпоративной Австралии ответственности. Когда он сам принадлежал к корпоративному миру, существовали стандарты. Люди беспокоились о качестве. Поддельные изделия в наше время – просто позор.

На полпути он остановился передохнуть.

Вот почему старикашкам приходится переезжать из своих жилищ в эти богом забытые дома престарелых – потому что им не подняться по своим чертовым ступеням. Что за чушь! Он никуда не переедет. Пусть выносят его в ящике.

Он по-прежнему слышал музыку из дома соседей. Весьма эгоистичные, плохо воспитанные люди. Если понадобится, он вызовет полицию. Он постоянно вызывал полицию, когда сын соседей устраивал вечеринки, пока его родители уезжали в эти чертовы речные круизы на юге чертовой Франции. Сынок с длинными засаленными волосами, похожий на обезьяну. Отвратительное существо.

Но этих людей теперь здесь нет, так ведь? Он это знает. Конечно знает. Они выехали лет десять назад. Он знает это совершенно точно. Он каждый день разгадывает судоку. У него с головой все в порядке. Иногда только путаница со временем.

Это тот крупный арабский мужик, или какой он там национальности. Возможно, террорист. В наше время понять невозможно. У Гарри есть номер его сотового. Он аккуратно записал все сведения о нем – на всякий случай, если понадобится передать в полицию. Он следит за ним. Его жена сказала, что они уменьшат громкость, но он сильно подозревает, что они как раз прибавили. Что можно ожидать от мужика, который носит чертов браслет? Жена с виду ничего себе, но ей не хватает шика. Одевается как шлюха. Эта девица могла бы узнать кое-что о шике, об элегантности от жены Гарри. Элизабет наставила бы ее на путь истинный.

Их девчонка напоминает Гарри его Джеми. Что-то в форме головы. И что-то еще – какая-то созерцательность, как у человека, наблюдающего за птицами или изучающего окружающий мир и пытающегося разобраться, что к чему. Джеми был мыслителем. Глядя на эту девочку, Гарри злился. Как она смеет быть похожей на Джеми? Как смеет она быть здесь, когда его нет? Это приводило его в бешенство. Иногда, глядя на нее, он буквально закипал.

Он продолжал подниматься по лестнице, перебирая руками по перилам. Бывало, Гарри бегал. Он был бегуном еще до того, как бег стал модным. Его тело свыклось с бегом. Теперь он не узнавал своих иссохших ног, казалось, они принадлежат кому-то другому. Почему никто не придумал лекарство, чтобы остановить это? Не должно быть так тяжело. Это потому, что все исследователи молоды и не понимают, что их ждет впереди. Они не придают этому значения! Думают, что их тела навсегда останутся такими. Но когда до них дойдет, будет уже слишком поздно, они уйдут на пенсию, и в голове у них будет туман. У Гарри в голове нет тумана, он решает судоку.

«Не беги, не беги!» – кричала, бывало, Элизабет Джеми, когда он бегал по заросшим кустами дорожкам. Она беспокоилась, что он поскользнется, но он никогда не падал. Был ловким. Они, бывало, выходили из задней двери с корзиной для пикника и через час добирались до водопада.

Теперь Гарри стал отшельником в собственном доме. Он не знает даже, существует ли та прогулочная тропа – тропа, по которой бегал Джеми. Можно выяснить, но, если она теперь под торговым центром, он разозлится. Если же тропа осталась и по ней бегают ребята, а матери кричат: «Не беги! Не беги!», он разозлится еще больше.

Он поднялся наверх. Какая это морока – подниматься по лестнице. А зачем он поднимался? Что ему нужно?

Мозги заклинило. Иногда он не мог сообразить, как называется какая-то вещь, но помнил, что иногда и Элизабет не могла подыскать нужное слово. «Где та штуковина?» – спрашивала она, а была тогда такой молодой, восхитительно молодой, и даже понятия не имела, как она молода. А он понятия не имеет, зачем поднялся наверх.

Ему по-прежнему слышна музыка от соседей. Теперь еще громче. Кем они себя считают? Претенциозные типы! Элизабет любила классическую музыку. В школе играла на скрипке. У нее в мизинце было больше шика, чем во всей этой дешевой шлюшке. Она бы показала той, что почем. Как они смеют так громко включать музыку? Какая наглость!

Он представил себе, что вызвал полицию и сказал им, что соседи оглушили его этим проклятым Моцартом. Это Моцарт был глухим? Неудивительно, что писал такую дрянную музыку. Элизабет смеялась над его брюзжанием. У нее было хорошее чувство юмора. Как и у Джеми. Они оба посмеивались над ним. Когда их не стало, над ним никто больше не смеялся. Вся его комичность улетучилась вместе с ними.

Это соседи виноваты в том, что он не может вспомнить, зачем поднялся наверх. Его отвлекли. Чтобы успокоиться, он вошел в комнату Джеми и включил свет.

Потом выглянул в окно комнаты Джеми. У соседей во дворе горели все фонари. Похоже на чертов Диснейленд.

По двору бегали две маленькие девочки. У одной были крылышки на спине, как у маленькой феи. Другая была одета в старомодное с виду розовое пальтишко. Элизабет понравилось бы это розовое пальтишко.

Ему было видно, как носится взад-вперед чертова собака. И тявкает, и тявкает. Сегодня она рылась в саду у Гарри, как вам это понравится? Гарри пнул ее в зад, чтобы не повадно было. Несильно пнул, но, правда, Элизабет и Джеми не стали бы над этим смеяться. Они, может быть, перестали бы с ним разговаривать. Он и Элизабет собирались подарить Джеми на девять лет собаку. Надо было подарить на восемь.

Он опять выглянул в окно. Должно быть, они платят непомерные деньги по счету за все эти крошечные фонарики.

Он увидел соседей, живущих за два дома от него. Оливер. Жеманное имя, но парень довольно приятный. С ним можно поговорить. Правда, он ездит на велосипеде и носит эти блестящие черные шорты в обтяжку. И тогда напоминает чертова какаду. Как там зовут его жену? Одна из этих нервных тощих женщин.

Детей нет. Возможно, они и не хотят. Может быть, не могут иметь. У жены не те бедра, чтобы вынашивать детей, это уж точно. Правда, сейчас их выводят в пробирке.

Элизабет хотелось, чтобы у Джеми была маленькая сестричка. Она всегда засматривалась на маленьких девочек. Ей нравились их платьица. «Посмотри, какое на этой малышке платьице», – скажет она, бывало, как будто Гарри было хоть какое-то дело до этого платьица.

В тот день она засмотрелась на маленькую девочку, сжимающую в руках палочку с огромным шаром розовой сладкой ваты. Элизабет сказала: «Посмотри, этот шар размером с нее», но Гарри лишь проворчал что-то в ответ, потому что был в плохом настроении, он хотел уехать. Был воскресный день, им предстояла долгая обратная поездка на машине, и он думал о работе и следующей неделе. Гарри не нравилось проводить воскресные вечера в суете. А тут еще этот тред-юнион. Ему необходимо было знать, что он подготовился к следующей неделе.

Ему не хотелось ехать в такую даль, к черту на кулички – на эту долбаную сельскую ярмарку. Не следовало говорить Элизабет про долбаную ярмарку, потому что она терпеть этого не могла и всерьез обижалась, но он в тот момент думал о том представителе тред-юниона, настоящем жулике, и о предстоящей потасовке.