Руфь - Элизабет Гаскелл

Руфь и сама узнала, что значит бояться выйти на улицу, после того как ее историю разгласили. В течение многих дней она старалась не покидать дома, пока как-то вечером, ближе к сумеркам, мисс Бенсон, занятая по хозяйству, не попросила ее сходить по одному делу. Руфь поднялась и молча повиновалась. Привычка молча переносить страдания была свойственна ее чудесной натуре. Руфь пестовала в себе терпение, с которым следовало переносить свою епитимью. Внутренний голос подсказывал ей, что не следует беспокоить других выражениями раскаяния и что наиболее богоугодный вид покаяния — это безмолвное ежедневное самопожертвование. Однако временами ее страшно утомляло бездействие. Ей так хотелось трудиться, служить, а все пренебрегали ее услугами. Ум ее, как я уже прежде упоминала, стал острее в последние годы, и она передавала Леонарду все новые и новые знания. Мистер Бенсон охотно уступил Руфи своего ученика, сознавая, что это послужит ей занятием, в котором она так нуждается. Она старалась быть как можно более полезной в доме. Но пока Руфь работала в доме мистера Брэдшоу, она упустила свое место в хозяйстве Бенсонов. А кроме того, теперь, когда пришлось затянуть пояса и урезать все траты, стало трудно находить дело сразу для трех женщин. Раз за разом Руфь перебирала в уме возможности найти работу, которая заполнила бы ее досуг, и нигде ее не находила. Иногда Салли, которой Руфь поверяла свои надежды, добывала ей шитье, но то была самая черная работа, да и та скоро заканчивалась и плохо оплачивалась. Руфь с благодарностью принимала любые заказы, что бы ей ни предложили, хотя они прибавляли лишь несколько пенсов в общий кошелек. Я не хочу сказать, что в доме была страшная нужда, но все же денег в хозяйстве Бенсонов явно не хватало.

Сорок фунтов жалованья, которые раньше получала Руфь, исчезли, и бремя ее «держания», как выражалась Салли, полностью легло на Бенсонов. Мистер Бенсон получал около восьмидесяти фунтов жалованья в год за исполнение обязанностей пастора. Он знал, что двадцать фунтов из этой суммы доставались ему от мистера Брэдшоу. И когда старик, заведовавший сбором средств с прихожан, принес ему деньги за квартал без всякого вычета, мистер Бенсон спросил, что это значит. Ему ответили, что мистер Брэдшоу хотя и подтвердил сборщику свое намерение никогда больше не посещать церковь, но прибавил, что платить будет по-прежнему. Однако мистер Бенсон не мог на это согласиться, и старику было поручено возвратить деньги мистеру Брэдшоу — со словами, что пастор не может их принять.

У мистера и мисс Бенсон было еще тридцать или сорок фунтов годового дохода с акций Суэцкого канала, которые мистер Брэдшоу купил для них в более счастливые дни. В целом их доход не опускался намного ниже ста фунтов в год, а арендную плату за дом им вносить не требовалось. Таким образом, небольшие заработки Руфи в строго коммерческом смысле были ничтожны, но оказывались важны в другом отношении, и мисс Бенсон всегда принимала их спокойно и просто. Мистер Бенсон сумел постепенно занять свободное время Руфи естественным и благотворным образом. Он нашел ей занятие, давая поручения по части помощи бедным, которую он привык оказывать в своем околотке. В результате жизнь их стала спокойной, ей было положено твердое основание правды. Пусть Руфи и пришлось искать свое место в жизни, поднимаясь с самого низа, но в том, как она это делала, не было ничего неосновательного.

Леонард по-прежнему доставлял больше всего беспокойства. Иногда Бенсоны задавались вопросом: может ли малыш перенести все те испытания на прочность, которые выпали ему в столь раннем возрасте? И тогда становилось понятно, каким благословением, каким «столпом огненным» был Леонард для своей матери и какая темная ночь сгустилась бы над ее жизнью без него. И мать, и дитя были друг для друга ангелами — Божьими посланцами.

Только изредка и урывками доходили до Бенсонов слухи о том, что происходит в семействе Брэдшоу. Мистер Брэдшоу купил наконец дом в Абермауте, и теперь его семья проживала по большей части там. Чаще всего Бенсоны получали известия о своих бывших друзьях от мистера Фарквара. Он посетил мистера Бенсона спустя месяц после встречи последнего с Джемаймой на улице. Мистер Фарквар не имел привычки наносить визиты и, хотя он всегда испытывал к мистеру Бенсону самые дружеские чувства, прежде редко бывал у него в доме. Мистер Бенсон любезно принял его, но все ожидал, что мистер Фарквар объяснит причины своего посещения, тем более что гость говорил о новостях дня довольно рассеянно, как будто не они его занимали. Дело было в том, что мистер Фарквар постоянно мысленно возвращался к тому дню, когда он в последний раз был в этой самой комнате, ожидая Леонарда, чтобы взять его покататься, и сердце его тогда билось сильнее обычного при мысли, что Руфь, может быть, сама приведет мальчика, когда тот оденется. Все теперь напоминало мистеру Фарквару о Руфи, но он, однако же, радовался и мысленно поздравлял себя с тем, что его обожание не зашло слишком далеко, что он не выразил своего чувства словом и что никто, как ему казалось, не догадывался о его любви, проистекавшей отчасти от восторженного чувства, а отчасти и от размышления. Мистер Фарквар был счастлив, что не впутался в историю, над которой весь Эклстон ахал дней девять. А между тем чувство его к Руфи было так сильно, что он вздрагивал, словно от боли, всякий раз, когда ее имя подвергалось порицаниям. Правда, порицания эти часто бывали полны преувеличений. Но и одни только внешние обстоятельства дела, которые обсуждали горожане, огорчали мистера Фарквара и даже приводили в отчаяние.

Первое возвращение его чувства к Джемайме произошло, когда миссис Брэдшоу рассказала о недовольстве своего мужа тем, что дочь заступилась за Руфь. Мистер Фарквар мысленно поблагодарил и едва ли не благословил Джемайму, когда та мимоходом обронила — на большее она не решалась, — что очень переживает за Руфь и сочувствует ей. Открытие, столь сильно поразившее Джемайму, послужило ей уроком смирения. Она поняла, что, как бы крепко ни стоял человек, он должен быть осторожен, чтобы не упасть. Теперь, когда Джемайме стало ясно, с какой ненавистью и злобой она относилась к Руфи, она сделалась осмотрительнее в выражении своих мнений. Джемайма сумела освободиться от гордыни настолько, что чувствовала: мистера Фарквара теперь привлекает в ней благородство. Ведь она защищает свою соперницу, не думая о выгодах. Мистер Фарквар не знал, что Джемайма замечает его привязанность к Руфи, и даже не подозревал о ее прежних симпатиях к себе, а тем более о ее ревности. Теперь незаметной обоим связующей нитью стало сочувствие и сострадание к Руфи, общие для обоих. Но только у Джемаймы эти чувства были горячи и при случае легко перешли бы в действия, тогда как у мистера Фарквара к ним примешивалась благодарность судьбе, что он избежал неприятного положения и неприятной огласки. Присущая мистеру Фарквару осторожность заставляла его никогда не думать о женщине как о будущей жене до тех пор, пока он не узнает все о ее прошлом, начиная с самого рождения. И та же осторожность, но уже по отношению к самому себе, заставляла его остерегаться слишком сильного сочувствия Руфи из страха перед последствиями, к которым могло бы привести подобное чувство. Тем не менее его давняя симпатия к Руфи и Леонарду и его уважение к Бенсонам побудили его согласиться на просьбы Джемаймы навестить мистера Бенсона, чтобы принести ей хоть какую-нибудь весточку об их семействе вообще и о Руфи в особенности. Именно потому и получилось, что мистер Фарквар сидел у камина в кабинете мистера Бенсона, рассеянно беседуя с этим джентльменом. Он сам не помнил, как они выбрали предмет для разговора, — мысли его блуждали далеко, — но говорили они о политике. По ходу беседы мистер Фарквар узнал, что мистер Бенсон не получает газет.

— Позвольте мне присылать вам мою «Таймс»! Я обычно прочитываю ее до полудня, а потом газета просто зря валяется у меня в доме. Буду очень рад, если смогу быть вам этим полезен.

— Право, я вам очень благодарен за эту мысль. Но не трудитесь присылать: Леонард может приносить ее.

— Кстати, как поживает Леонард? — спросил мистер Фарквар, стараясь казаться равнодушным, хотя взор его выдавал любопытство и нетерпение, с которыми он ожидал ответа мистера Бенсона. — Что-то я не вижу его в последнее время.

Мистер Бенсон не сумел сдержать болезненной гримасы, хотя и попытался ответить самым обычным тоном:

— Леонард не очень крепок здоровьем, и нам трудно уговорить его почаще выходить на улицу.

Некоторое время они молчали, и мистер Фарквар с трудом удержал непрошеный вздох. Потом, внезапно решив переменить тему разговора, он сказал:

— Здесь напечатан довольно пространный отчет о поведении сэра Томаса Кэмпбелла в Бадене. Он, похоже, настоящий плут, несмотря на титул баронета. Я смотрю, газеты теперь рады ухватиться за что угодно.