Криппен - Джойн Бойн

Кендалл пожал плечами.

— Трудно сказать, — ответил он. — Если знает, то дура, что остается с ним. Какая женщина захочет жить с мужчиной, расчленившим свою предыдущую жену? Она будет бояться даже косо на него глянуть — вдруг достанет свои ножи? А если не знает, то ей тоже, возможно, грозит опасность. Надеюсь, вы по-прежнему внимательно за ними следите?

— Да, конечно.

— Осталось каких-то пару дней. И тогда мы уж точно узнаем правду.

Капитан отвернулся от старпома, воспринявшего это как намек, что пора уходить. Оставшись один в рубке, Кендалл уставился на аппарат Маркони, молясь в душе, чтобы тот ожил. «Пришлите сообщение, — думал он. — Любое. Просто пришлите сообщение».

Пролежав в шезлонге все утро, мистер Робинсон вернулся в каюту, чтобы перед обедом принять душ — его поташнивало. Кожа лица стала сухой и шершавой: в тот день он пересидел на солнце и решил оставшуюся часть дня не выходить на воздух. Быстро ополоснувшись, он сменил рубашку и уже собрался выйти из каюты, чтобы отправиться на встречу с Эдмундом в обеденный зал, как вдруг его смутил резкий стук в дверь. Мистер Робинсон удивленно уставился на нее. Это был не почтительный легкий стук члена команды или стюарда, принесшего записку от Эдмунда или какую-то информацию о ходе путешествия. Не был это и настойчивый отрывистый стук детей из третьего класса, регулярно подшучивавших над пассажирами первого: они колотили в двери кают, а затем убегали, визжа от восторга. Тут дело было гораздо серьезнее. Так стучат полицейские — люди, которые взломают дверь, если им немедленно не открыть. Надеясь на лучшее, он нервно распахнул ее и с удивлением увидел перед собой миссис Антуанетту Дрейк: она занесла руку, чтобы еще раз постучать, костяшки ее сжатого кулака побелели, а щеки тревожно пылали.

— Миссис Дрейк, — сказал он. — Чем могу…

— Мистер Робинсон, — воскликнула она, протиснувшись мимо него в каюту. — Я должна с вами немедленно поговорить. Пожалуйста, заприте дверь.

Он удивленно уставился на нее:

— Прошу прощения?

— Мистер Робинсон, думаю, вам лучше запереть дверь, а не то все пассажиры корабля услышат то, что я вынуждена сказать. И, уверяю, вам это не понравится.

Испугавшись ее неожиданной грубости, он закрыл дверь и остался стоять рядом.

— Не хотите ли присесть? — спросил он.

— Я постою.

Похоже, она не спешила сообщить ему, что у нее на уме, и они провели так почти целую минуту, окидывая друг на друга оценивающими взглядами и выжидая, пока заговорит другой.

— Мистер Робинсон, — наконец сказала миссис Дрейк; ее голос выдавал лишь легкую нервозность. — Я понимаю, что я — женщина, путешествующая в одиночку, без мужа, но уверяю вас, это не означает, что меня можно избрать мишенью для оскорблений и надругательства.

— Разумеется, — ответил он, так и не понимая, на что она намекает.

— И позвольте мне также заверить вас, что если бы мистер Дрейк был здесь, то сейчас перед вами стояла бы не я, а он. И возможно даже, дело дошло бы до драки. Знаете, в юности мистер Дрейк был чемпионом по боксу среди юниоров. И он до сих пор ловко орудует мослами, — добавила она, подавшись вперед и выпучив глаза: ее лексикон выдавал тот факт, что выросла она в лондонском Ист-Энде, а легенду о своем прошлом выдумала после замужества.

— Миссис Дрейк, я не знаю, что произошло, но…

— Дайте мне хотя бы закончить, сэр, — сказала она, занеся ладонь, чтобы он замолчал. — Я выскажусь, а потом можете принести свои извинения, но предупреждаю вас, дело может еще дойти до капитана.

— Миссис Дрейк, мне кажется, вы должны сесть. Я, право же, в недоумении, что вас так расстроило.

Она грузно уселась в кресло, а мистер Робинсон примостился напротив, по-прежнему соблюдая некоторую дистанцию.

— Теперь вы, возможно, начнете с самого начала? — предложил он.

— За последние несколько лет, — начала она, — моя дочь Виктория расцвела, превратившись в привлекательную женщину, и мне стало ясно, что в нее влюбляются многие молодые люди. Она действительно красивая девушка — но ведь в нашем роду было много красавиц. В ее возрасте я тоже была успешной дебютанткой и отбою не знала от поклонников, так что прекрасно понимаю, с какими трудностями она сталкивается.

— Безусловно, — произнес мистер Робинсон, пытаясь представить эту грузную и навязчивую женщину в виде цветущей девственницы, благородно сохраняющей добродетель перед лицом похотливых лондонских юношей. Ему с трудом удалось нарисовать в воображении эту картину.

— В Лондоне и Париже у Виктории была масса поклонников, но она, разумеется, всегда вела себя с высочайшим достоинством и ни на йоту себя не скомпрометировала, несмотря на то, что многие кавалеры позволяли себе с ней вольности. Однако она порядочная, приличная девушка, мистер Робинсон. Не обманывайтесь на сей счет.

— Ну разумеется. Я в этом и не сомневался. Но, позвольте спросить, какое отношение это имеет ко мне?

— Вчера вечером, мистер Робинсон, Виктория возвратилась в каюту очень поздно. Должна признаться, я уже спала, выпив перед этим коньяку для лечения — на борту я слегка простудилась. Я говорила мистеру Дрейку, чтоб он забронировал для нас «президентский люкс», но разве он меня послушал? Нет. Он утверждал, что люкс уже занят, но теперь я начинаю в этом сомневаться.

— Миссис Дрейк, так, значит, вам просто нездоровится? Хотите, чтобы я позвал врача?

— Нет! — крикнула она. — Дело не в болезни, как вам, наверно, хорошо известно. Вернувшись в каюту, Виктория разбудила меня: она была вся в слезах после того, что произошло на палубе нашего корабля вчера вечером.

— А, это, — ответил он, вспомнив о том происшествии. Он проснулся утром с надеждой, что к вечеру все забудется. Наверное, днем пришлось бы поговорить с мистером Заиллем, но он рассчитывал, что во время этой беседы мерзкий племянник француза будет сидеть у себя. Сам мистер Робинсон вышел накануне поздно вечером из каюты: Эдмунд должен был вернуться еще полчаса назад, и он отправился на поиски. Когда он вышел на палубу и глаза привыкли к темноте, то заметил двух молодых людей, которые, как ему сначала показалось, обнимались, но потом он постепенно осознал, что происходило в точности обратное. Узнав голос Эдмунда, он увидел, как в воздухе блеснул нож, и не задумываясь отреагировал: схватил Тома Дюмарке за руку и оттащил от предполагаемой жертвы. Он вовсе не собирался заранее выбрасывать подростка за борт — просто увиденное вызвало у него такой гнев, что он перестал владеть собой. Мистер Робинсон был уверен: не появись в этот момент мистер Заилль, Том Дюмарке лежал бы сейчас на дне Атлантического океана, а сам он совершил бы непреднамеренное убийство. Тем не менее в происшествии никто не пострадал, и он горячо желал, чтобы об этой неприятности поскорее забыли.

— Вы, конечно, можете говорить «а, это», — воскликнула миссис Дрейк, и от злости в уголках ее рта выступила слюна. — Но я хотела бы точно знать, что вы намерены с этим делать?

— Значит, Виктория рассказала вам? — спросил он.

— Она рассказала мне очень мало. Была слишком расстроена. Она до сих пор очень расстроена. Но я прекрасно понимаю, что происходит. С той самой минуты, как мы сели на это судно, мистер Робинсон, ваш сын делал мой дочери неуместные авансы. Следовал за ней повсюду, бегал за ней, как щенок, и, насколько мне известно, вчера вечером позволил себе непростительную вольность.

Мистер Робинсон непроизвольно улыбнулся при одной мысли об этом и задумался, какой же рассказ выдумала Виктория, чтобы спасти свою репутацию.

— Вы улыбаетесь, мистер Робинсон, — злобно сказала дама. — Вам это кажется смешным?

— Нет, миссис Дрейк, разумеется, нет, — возразил он. — Ситуация неприятная. Но, по-моему, вы, как говорится, перепутали проводки.

— Что перепутала? — переспросила она, не зная этого выражения.

— Мне кажется, у вас слегка неверное представление, — пояснил он. — Несомненно, Эдмунд не проявляет никакого интереса к Виктории и относится к ней как к хорошей знакомой. Уверяю вас.

— Боюсь, мои глаза убеждают меня в обратном, сэр, — кичливо сказала миссис Дрейк. — Наверняка вы не могли не заметить, сколько времени они проводят вместе — все эти задушевные разговоры и прогулки по палубе?

— Да, но, по-моему, инициативу проявляет в основном Виктория.

— Какое оскорбительное замечание!

— Я не собирался делать никаких непристойных намеков, поймите. Просто вашей дочери приглянулся мой… Эдмунд. И если она полагает, что он ответит на ее романтическую любовь взаимностью, боюсь, она очень жестоко заблуждается. На самом деле это роковая ошибка.

Миссис Дрейк несколько раз в изумлении открыла и закрыла рот. Она искренне считала, что ее никогда еще так не оскорбляли. Предположение о том, что ее дочь сама устроила весь этот сыр-бор, было возмутительным, но допустить, что после этого девушку мог отвернуть предмет ее любви… Нет, это просто не укладывалось в голове.