Ах, война, что ты сделала... - Геннадий Синельников

Место дальнейшей моей службы в Ленинградском военном округе, куда я ехал по прямой замене, почему-то оказалось занято другим офицером — чьим-то «сынком», а поэтому меня откомандировали в распоряжение командующего 6-й армии, откуда два года назад я ушел в Афганистан. В политотделе сказали, что вакантных мест пока нет, и отправили в очередной отпуск.

Когда он закончился, меня вызвал к себе заместитель начальника политотдела армии полковник Ковальчук.

— Подписан приказ о назначении тебя замполитом батальона плавающих танков. Иди домой, перешивай красные петлицы на форме на черные, вечером зайдешь ко мне за документами и получишь дополнительный инструктаж.

— Товарищ полковник, я просил вас, чтобы вы оформили сразу проездные документы и пропуск для проезда в погранзону жене и дочери. Вы сделали это? — с надеждой спросил я у него.

— Нет, потому что ты поедешь один, без семьи.

— Но я же и так без нее два года, к чему новая разлука?

— Тебе что, старший лейтенант, непонятно? Сказано — едешь один. В гарнизоне трудно с жильем, поэтому не создавай лишних проблем командованию. К тому же, возможно, что через полгода ты будешь поступать в академию. Если поступишь — заберешь семью, но уже в Москву. Нет, тогда будем думать, что дальше делать с тобою.

— Товарищ полковник, я устал без семьи и они без меня. Нет жилья, поживем в общежитии. Выпишите, пожалуйста, пропуск на жену и дочь, я обещаю, что никаких проблем не будет.

— Я что, плохо тебе объяснил? — прервал меня заместитель начальника политотдела.

Вечером в указанное время я снова был в его кабинете.

— Едешь в Мурманскую область, поселок Алакурти. В твоем батальоне служит мой сын — твой тезка. Это очень способный, грамотный, энергичный и перспективный офицер. Сейчас идет период аттестации офицерского состава, а через месяц в войсках армии начинается итоговая проверка. Председателем комиссии, проверяющей уровень боевой и политической подготовки, состояния воинской дисциплины в вашей дивизии и, соответственно, и полку, буду я. Так вот, слушай и запоминай: мой сын после военного училища прослужил еще меньше года, и я понимаю, что как молодой офицер он еще особо ничем себя не проявил. Как мне к тому же известно, у него с ротным какой-то личный конфликт, но аттестация пишется с перспективой на несколько лет вперед. Ставлю тебе задачу: лично взять на контроль аттестацию моего сына. Он должен быть аттестован на командира танковой роты. Подумай о себе, своей семье и академии. Если мой сын не будет аттестован так, как я тебе сказал, то, соответственно, и ты не поедешь ни в какую академию. Понял? Не поступишь в этом году, и уже никогда не поступишь. Я тебе это гарантирую. Ты меня понял? Подумай о своем будущем и моей просьбе.

В Алакурти я встретил старшего лейтенанта Соломонова, который когда-то в армейской газете написал о судьбе моего солдата — рядового Егорова и обо мне. Разговорились. Он пригласил меня к себе в гости и предложил жить у него, тем более что они с женой собирались ехать в отпуск. Я был благодарен им за их гостеприимство.

Однажды, проснувшись ночью, я услышал слова его жены:

— Я устала от этих ночных криков и стонов. Это же кошмар какой-то. Так дальше жить нельзя — надо что-то делать, Семен. Решай — или ты сам с ним разговариваешь, или это сделаю я.

Разговор шел обо мне. Я уже знал, что после возвращения с войны я очень часто по ночам кричал, метался и продолжал воевать. И если жена терпела это, то чужим людям это было ни к чему, тем более у них была маленькая дочь. На следующий день, поблагодарив радушных хозяев, я перешел в офицерское общежитие, где было холодно, неуютно и целые полчища больших и маленьких тараканов бегали по кроватям, столам и стенам.

Изучив за короткое время личный состав батальона, офицеров и прапорщиков, познакомившись с сыном полковника, я узнал о нем мнение его командира роты старшего лейтенанта Паремского.

— Уровень работы и организаторские способности лейтенанта едва-едва тянут на секретаря комсомольской организации, и то, если папа ему будет помогать, а до командира роты ему еще расти да расти. И вообще он пока еще остался на уровне курсанта военного училища, а поэтому я буду рекомендовать его только на комсомольскую работу, и не больше!

Когда-то, еще в Афганистане, я наивно думал: если живым вернусь домой, никого уже не буду бояться, потому что самое страшное я уже «отбоялся» там — на войне, под пулями и разрывами снарядов и мин. Молодым был и наивным. Слова, сказанные на прощание капитаном-десантником: «Главное, что мы остались живы», теперь казались не совсем верными. Остаться физически живым это одно, а морально — совсем другое. Афганских душманов заменили другие, не менее подлые и коварные, как этот полковник. Били и ранили они зачастую сильнее, чем те, на войне. И хоть не было в их руках оружия, и были они не в духовской одежде, а цивильных костюмах и военных кителях, с большими звездами на погонах, они были так же страшны и непобедимы, потому что в этой борьбе побеждал тот, у кого было больше прав и власти. В Афганистане мы многому научились: и плохому, и хорошему. Самое главное, прошедшим войну офицерам были, более чем другим, не воевавшим, присущи честность, принципиальность, открытость, чувство собственного достоинства, стремление к справедливости. Казалось, что эти приобретенные и утвердившиеся в особых условиях качества никто и ничто уже не сможет изменить. Но служба в Союзе, пропустив сквозь свои жернова, заставила многих афганцев поступиться своими жизненными принципами. В Союзе нужно было беспрекословно выполнять далеко не всегда понятные приказы, подчиняться не всегда умным и порядочным командирам, помалкивать и не иметь собственного мнения. «Афганцев» в войсках командование, особенно вышестоящее, опасалось, недолюбливало, потому что говорили они зачастую не то, что хотелось слышать начальству, пытались ввести в застойный учебный процесс боевой опыт, приобретенный на войне, часто вспоминали Афганистан, боевое братство, а поэтому были очень непредсказуемыми и неудобными. Конечно, были такие, кому соответствовало такое отношение, но их были единицы.

— Здесь вам не Афганистан, — часто приходилось слышать от больших и маленьких начальников, не побывавших там.

«Афганцев» ставили на место безжалостно, ломая и изгоняя из них все лучшее, чему они научились там.

…Где-то через месяц мне позвонил заместитель начальника политического отдела армии и спросил об аттестации и подготовке к итоговой проверке. Я ответил, что батальон к проверке готов, но у командования есть мнение — аттестовать его сына на капитанскую должность, секретарем комитета ВЛКСМ полка.

— Старший лейтенант, — в бешенстве кричал он мне в трубку, — смотри, как бы ты после такого заявления сам не ушел с майорской должности на капитанскую! И передай своему комбату, что у него в этом году первая и последняя попытка поступить в академию на заочное обучение. Пускай думает, вы оба думайте! Если не сделаешь, как я сказал, я вам с комбатом устрою академию, недоумки драные! — И бросил телефонную трубку.

Я возненавидел этого полковника с того момента, когда он вогнал меня в тупиковую ситуацию со своим сыном. Я понял, что он сделал ставку на меня, не обращаясь к замполиту полка, потому что тот, как более опытный, мог умело сыграть на этом и извлечь для себя выгоду, а мог и отказаться сделать это. А что я? Он знал, что у меня есть шанс вырваться из этой тьмы тараканьей, и я буду делать все, чтобы добиться осуществления своей мечты. Он также просчитал, что я никому не пожалуюсь и ничего не смогу выдвинуть в свою защиту. Он крепко держал меня, словно лошадь за поводья, и управлял мною как хотел. Это был «душман», держащий меня цепкой, мертвой хваткой и не собирающийся проигрывать.

Я рассказал комбату о задании, полученном при направлении в батальон, и о состоявшемся разговоре с заместителем начальника политического отдела армии.

Комбат вызвал командира роты старшего лейтенанта Паремского и попросил его переписать аттестацию на сына полковника.

— Ни за что, — категорично ответил он.

— Саша, — снова сказал комбат, — я полностью согласен с твоим мнением, что лейтенант еще зеленый, сырой и не дорос до командира роты, но ты же сам понимаешь, что вывод в аттестации — это еще не назначение на должность. Это перспектива. У нас в батальоне много перспективных взводных, которые ждут своего назначения уже по пять, а кто и более — лет. И этот лейтенант будет ждать своей очереди. Прошу тебя переписать аттестацию на своего взводного, и запомни, что его папа своего не упустит, а своим упрямством и принципиальностью ты себе карьеру испортишь, да и нам тоже. Я советую тебе — не артачься и не ломай никому судьбу, вопрос очень серьезный, даже более, чем ты себе представляешь. Ты по своей молодости еще недооцениваешь ситуацию, а она гораздо сложнее, чем ты о ней думаешь. Перепиши, потому что против власти не попрешь.