Серебряная куница с крыльями филина - Ан Ци

– Гризли? Пожалуй! Но это была мадам… Мистер Узбан, мадам Узбан сейчас сидит в приёмной. Вернее, она сейчас там очень громко кричит. А Ваш секретарь из последних сил держит оборону! Уф-ф-ф, ну вот я всё и сказала.

– Так, – Фред помрачнел, – моя мать прорывается сюда. Я не видел её уже около года и начал, было, подумывать, что она угомонилась. В конце концов, ей уже за пятьдесят!

– О, она прекрасно выглядит! – дипломатично заметила Дениз.

– Шеф? – она вопросительно посмотрела на Узбана. – Что мне сказать Джо? Вас украли марсиане? Что Вы в Бразилии? А может, на Аляске?

– Нет, моя дорогая, всё это бесполезно. Она устроит скандал, а то и позовёт репортёров. Тут ничего не поделаешь. Просите! А сами подождите, пожалуйста, пока я не позову.

Просторное бюро Фреда, обставленное модной офисной мебелью с помощью дорогущего дизайнера, выглядело внушительно, и вместе с тем чем-то напоминало холл присутственного места – ведомства или министерства. Ни малейшей индивидуальности, ни следа личности хозяина. Не было в нём и обычных портретов близких – жены и детей.

Ни спортивных наград, ни охотничьих трофеев, ни фото парусной яхты – ничего. Мебель в светло-серых и чёрных тонах только подчёркивала общий холодный стиль.

Фронтальная стена в бюро была выполнена из сплошного полихромного стекла, тоже стоившего уйму денег. Оно мягко меняло цвет в зависимости от освещения. Сквозь него открывался отличный панорамный вид на город. С наружной стороны, однако, наблюдатель не увидел бы ничего. Хотя какой там наблюдатель на четырнадцатом этаже тридцатиэтажного небоскрёба?

Слева вдоль стены в глиняных шершавых сосудах стоял разновысокий бамбук, справа – журчала вода. Она сочилась из куска необработанного мрамора с тёмными прожилками.

Но женщина, влетевшая вихрем через несколько минут и затормозившая на полном ходу в двух шагах от письменного стола, по сторонам не смотрела. Это была худющая крашеная брюнетка средних лет с густыми волосами, отливавшими аж зелёным. Ее волосы были выкрашены, но угольно-черные глаза сверкали вполне натуральной яростью. Женщина была затянута в костюм из красной с чёрным искусственной кожи, умело, но ярко подмазана и страшно возбуждена. На её щеках горели алые пятна. А слегка дрожащие пальцы рвали на мелкие клочки случайно подвернувшийся бумажный платок.

– Фред! – громко заговорила она срывающимся голосом. – Фред, что это значит? Ты не велишь меня впускать, я просто ушам своим не верю. Так обращаться с родной матерью! Как тебе не стыдно!

Она шумно вздохнула и трагически, заученным жестом прижала руки к груди. Но не получив ответа, слегка сбавила тон.

– Боже, ты даже не предлагаешь мне сесть…

– Здравствуй, мама. Не велю пускать? Но ты вошла. Садись, пожалуйста, и объясни, что тебя ко мне привело. У меня мало времени. Скоро сюда явятся клиенты по делу.

– Ах, что это за вечные дела! Да и какие дела могут быть важней, чем мать? Я…

– О, прошу тебя, не начинай снова эту песню. Мы оба превосходно знаем, что, если бы я в жизни не преуспел, ты бы и не вспомнила обо мне. Чего ты хочешь? Я не живу с тобой с четырнадцати лет. Я чудом выжил на улице и в трущобах среди всякого сброда, питаясь отбросами и якшаясь со шпаной и подонками. Как меня не убили? Как я не спился, не стал наркоманом, сам не понимаю!

Хотя, нет. Нет! Пожалуй, понимаю. Я – не – хотел! Да, это удивительно! При такой матери, которая меня даже покормить, и то забывала. При отце… Господи, как вспомню: игрок, пьяница, не пропускавший ни одной уличной драки. Да он меня только бил и орал, пока я однажды не убежал из дома совсем. Ты что, меня искала тогда? Все глаза проглядела? Только не лги! Я же всё знаю. Да если бы меня не подобрали китайцы, хозяева «Белого лотоса», и не взяли помощником на кухню… А, не всё ли тебе равно! И вот ты после стольких лет разузнала, что у меня есть деньги, и с тех пор преследуешь меня. Ты уже всюду побывала. И с тобой беседовали мои адвокаты. Ты знаешь, любой суд будет на моей стороне. Но ты не оставляешь меня и моих сотрудников в покое!

Фред стиснул челюсти и сжал кулаки. Прошла минута. И он снова с возмущением заговорил.

–Послушай, я назначил тебе небольшое пособие, и ты его исправно получаешь. Прошёл год. И вот снова всё начинается! Учти, больше ты не выжмешь из меня ни гроша. И если не прекратишь провокации, я тебе обещаю, что ты его лишишься. А я на ветер слов не бросаю! И дело тут совершенно не в деньгах…

Фред волновался всё сильней и сильней. На мать он не смотрел. Когда он закончил, его трясло. Он изменился в лице, его левая щека задёргалась. Затем нервный тик перекинулся на веко. Фред инстинктивно схватился за глаз, словно пытаясь удержать дрожь. И тут его взгляд упал на Шанталь.

Странно! Она села, когда он это предложил, и как только сын заговорил, замолчала. Она не пыталась его прервать, не кричала и не рыдала, не сыпала оскорблениями. Это было на неё не похоже. А ведь Фред Узбан не зря помянул репортёров. Мадам Узбан уже дважды созывала пресс-конференцию. И нашлось немало охотников послушать о миллионере-виноторговце, сущем чудовище скупости, обижающем свою маму – бедную вдовицу.

«Почему на этот раз она сидит тихо? Почему смотрит в пол, опустив голову, и не пытается даже врать и изворачиваться? Почему она не защищается?»

На секунду Фред заколебался, но не позволил себе смягчиться. Он нахмурился, коротко вздохнул и промолвил.

– Я жду. Как я уже говорил, я спешу.

Но мадам Узбан продолжала молчать. Она наклонилась вперёд, опустила руки. И её красное с чёрным одеянье на худеньком теле напомнило сыну алые надкрылья высохшего жука-солдатика. Наконец, она подняла голову.

– Фредди, мне нужны деньги. Маленькое пособие не поможет. Я больна, у меня туберкулёз.

При этих словах её голос зазвенел и снова сорвался.

– Нет не потому, что я хочу жить. Вовсе я больше не хочу! Но я уже пыталась… И у меня не получилось. Ты можешь проверить! – заторопилась она. – Меня нашли! Я попала в госпиталь Святого Антония, там могут подтвердить. Поэтому… Поэтому, хочешь, не хочешь, а приходится! А я.. – она закашлялась и махнула безнадёжно рукой.

Это было слишком даже для Узбана. Слушать невозможно. Но как не противно, а проверить придётся.

– Мама, я сейчас вызову