Четыре сестры-королевы - Шерри Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жан открывает Людовику дверь, и Маргарита помогает ему войти.
– Что ты тут делаешь? – выдыхает король.
Она нежно, как маленького ребенка, вытирает его полотенцем.
– Сегодня мессир Жуанвиль спас мне жизнь, пустив сюда спрятаться от шторма.
– Нет, моя королева, не Жуанвиль, – говорит король, разевая рот, как выброшенная волнами рыба. – Это я спас вас обоих – и весь корабль – своими молитвами.
Маргарита целует его в лоб и помогает удержаться на ногах.
– Жуанвиль, – говорит король, – пойдем.
– Куда мы пойдем, мой господин? – спрашивает Маргарита. – Вы, мессир Жан и я?
Людовик сердито смотрит на нее:
– Уложить меня в постель.
Ее смех легок, словно ей снова тринадцать лет:
– Для этой опасной и ответственной задачи вам нужна ваша королева. И больше никто. – Она помогает королю добраться до двери, берет под руку и, бросив взгляд на Жуанвиля, ведет в королевскую каюту.
– Людовик, – говорит она, – давай высадимся в Марселе. – Можем погостить у моей сестры и твоего брата в Эксе. Думаю, сообща, ты и я, сможем забрать Прованс себе. То есть для Франции.
– Сообща?
– Да. Как король и королева. Представь, Людовик, что мы сможем совершить. Вместе.
– Я как раз об этом и думаю, – говорит он, затягивая ее в свою каюту и раздевая.
Элеонора
Сердце льва
Лондон, 1252 год
Возраст – 29 лет
Когда она садится на своего скакуна, упрек Генриха все еще звенит у нее в ушах. Высокомерие, видите ли! Она просто пользуется своими правами. Это он высокомерен: бежит в суд с каждой размолвкой, а потом бесится, когда выигрывает она.
На этой неделе судьи дважды вынесли решение в ее пользу. Сначала они оправдали ее клерка, Роберта дель Го, когда Генрих обвинил его в мошенничестве – попытался свалить на другого свое бездумное транжирство. А сегодня суд согласился с Робертом Гроссетестом, епископом Линкольнского собора, что Элеонора может назначать содержание своему священнику от ее церкви во Флэмстеде без утверждения королем.
– Высокомерие, – пробормотал Генрих во время чтения вердикта, и его отвисшее веко задергалось в нерв-ном тике.
Не обращая на него внимания, Элеонора подошла к епископу и поблагодарила за его доводы:
– Я надеялась только на письменную поддержку, но вы нашли время прийти и дать показания лично.
– Сколько она вам заплатила? – спросил стоявший у нее за спиной Генрих.
Элеоноре хотелось провалиться сквозь пол: Роберт Гроссетест – один из самых уважаемых в мире ученых.
– А что, Генрих, – ответила она, – я даю мои собственные деньги на Божье дело не только Линкольнскому собору, но и приходам по всему королевству. Хочешь посмотреть мои расходные книги? Я пошлю тебе немедленно с моим клерком – надеюсь, ты знаком с Робертом дель Го?
Хорошо, что злобным взглядом нельзя убить.
– Высокомерие, – повторил Генрих. – Никогда не думал, Элеонора, что ты пойдешь против меня.
Оскорбление на грани того, что она может вынести. Пойти против Генриха? Она скорее вырежет себе сердце. Он сам нарывается, доводит ее своими алчными Лузиньянами, которые, если б не она, захапали бы себе все.
Она, похоже, испробовала все, чтобы вернуть мужа. Делала ему подарки: совсем недавно купила роскошную мантию из пурпурно-коричневого бархата с драгоценной пряжкой в виде львиной головы, но ни разу не видела, чтобы он ее надел. Долгие часы просматривала официальные документы, чтобы дать ему совет получше, а также читала его любимые романы – в том числе ужасный «Roman de Renard»[54], – чтобы потом вместе обсудить. Отвлекаясь от государственных дел, дважды в неделю организовывала трапезу в Виндзорском дворце, чтобы обедать вместе с детьми. Ради Генриха она даже предала своих лучших друзей: отказалась давать показания в пользу Симона и Элеаноры в их денежном споре с Генрихом. Она свидетельствовала против него только в тех судебных баталиях, которые он сам начинал. Он не умеет проигрывать. А чего еще ожидать от человека, которому давали все, чего бы ни попросил, как капризному ребенку? Она понимает это, но вовсе не собирается во всем ему уступать. У нее для этого слишком независимый характер – когда-то он восхищался этой ее чертой.
Его сегодняшней вспышки раздражения она ожидала. Так почему же такая тяжесть в груди, будто к шее привязан огромный камень? Надо поехать в Виндзор, домой, к детям – это взбодрит. Для начала верховая прогулка. Погода прекрасная, хотя холодновато, и она представляет, как резво и горделиво гарцует лошадь под новым седлом с изображением любимых белых роз – ее эмблемой – с усеянными вокруг золотыми заклепками.
– Давай покрасуйся, – говорит она коню, вороша мягкую гриву.
Поездка верхом по окрестностям Лондона даст возможность покрасоваться и ей самой в роскошном голубом шелковом платье из Парижа.
В окружении рыцарей и семи фрейлин Элеонора движется рысью по широким, окаймленным деревьями улицам близ дворца, где в последние годы лондонские купцы выстроили себе изысканные особняки – к неудовольствию графа Глостера:
– Скоро они будут ходить в шелках и называть друг друга «сэр», так что не отличишь от благородных людей, – жаловался он, надувая губы.
Вышедший из одного такого дома человек кланяется ей. Его камзол, замечает она, не только шелковый, но еще и пурпурный – одежду такого цвета носят только члены королевской семьи. Видел бы Глостер!
Рыцарь сэр Томас оборачивается к ней:
– Мы подъезжаем к Черингу, моя госпожа. – Район борделей. – Это не место для королевы.
Объезд займет целый час, а после вспышки Генриха ей так хочется обнять и расцеловать детей, не терпится посадить их на колени и услышать, как они говорят «я люблю тебя».
– Меня окружают рыцари, и мне не страшны проститутки и воришки, – говорит она и пришпоривает коня, направляясь в центр Черинг-Роуд. Может быть, высмотрит там кого-нибудь из баронов, а лучше всего – Уильяма де Валенса под ручку со шлюшкой. Скандал!
Рыцари плотно окружили ее, а просторные и светлые дома сменились тесными и темными, где верхние этажи так нависают над проезжей частью, что почти заслоняют небо. Позади них вдоль убогих, грязных переулков гниют ветхие лачуги рядом с кучами объедков, мусора и зловонных экскрементов. Элеонора жмурится от копоти. В этих лачугах, вероятно, живут убогие люди, судя по шлепающим по навозу детям и скалящимся, грязнющим собакам. Какой-то человек с волосами, как паутина, копавшийся в мусорных кучах в поисках еды, разыскивает брошенную Элеонорой монету. Кавалькада въезжает в район лавок, где улицы бурлят жизнью: дети гоняются за собаками; молодая женщина продает фрукты из корзины; лошади и ослы тянут повозки; мальчишка, зажав в кулаке брошенную Элеонорой серебряную монету, прыгает через лужи, уклоняясь от цепких рук мусорщика. Женщина с распущенными рыжими волосами под желто-полосатым чепцом проститутки выглядит нелепо в шелковой мантии с горностаем, очень похожей на ту, что Элеонора подарила Генриху.