Девятьсот семнадцатый - Михаил Алексеев (Брыздников)

Сергеев сжался и, с трудом переводя дыхание, ответил:

— Ну, это ж пустяки. Значит, обещал мне полковника?

— Подожди, вот на. Он был так добр, что приказал адъютанту сейчас же заготовить выписку из приказа. Поэтому я так долго была у него.

Сергеев дрожащими руками взял из ее рук бумагу и прочитал напечатанное и скрепленное подписями и печатью:

На основании приказа по военному ведомству со старшинством 1915 г. № 681, ст. 1.

Из поручиков в полковники кубанских казачьих полков Сергеев (Виктор) с 1918 г.

Радости Сергеева не было границ. Он даже подпрыгнул на стуле.

— Молодец, Ирусенька. Ради этого можно все простить.

— То-то же, глупый мальчик. На этом свете бесплатно ничего не делается. Но я пить и ласк хочу. Его императорское высочество устарел уже. Пойдем.

— Идем, Ирунька. Кутнем. А ночью будут другие удовольствия.

— Как хорошо жить на свете! Кстати, мой Витенька, дай мне тыщенки две-три фунтов. Мне нужны туалеты.

— Возьми хоть десять. Теперь-то деньги у нас будут.

Восстание началось просто. С крыш больших домов из общественных зданий в условленный час затарахтели пулеметы. Ничего не подозревавшая уличная толпа представляла собою хорошо видную близкую мишень. В этой толпе преобладали солдаты и бедные горожане. Все остальные слои города были предупреждены и сидели, попрятавшись в своих квартирах.

Эффект неожиданной стрельбы был поразительный. В первую же минуту сотни трупов и раненых запрудили собой панели, мостовые, скверы, сады, парадные подъезды. Кровь потекла ручьями, обагрив пыльные камни.

Стрельба продолжалась до тех пор, пока на улице все живое не было истреблено.

Сергеев и Баратова сидели у раскрытого большого окна в квартире Филимонова. Перед ними на полу стояли две циновки с патронами, коробки с револьверными пулями. Точно забавляясь, они стреляли наружу. Мишеней было много.

Обезумевшие от страха люди, старики и подростки, женщины, солдаты, с выражением ужаса и растерянности на лицах пробегали мимо, и многие здесь, у окна, находили свою смерть.

— Вон солдат. Стой, Ирка, — я.

— Нет я, подожди, Витя, ну, видишь, попала в голову. Так человек совсем не мучится.

— Смотри, вон какая-то проститутка бежит. Попаду или нет?

Бах…

— Попала. Видишь, она разорвала кофту.

— А вон еще целый десяток бежит. Ну-ка, давай.

— Бери револьвер. Погоди, дай я брошу бомбу. Приляг.

Ух… — загремел за окном взрыв, взметнулись дикие вопли смерти и боли.

— Один, видишь, бежит, — стреляй.

— Не попал.

— Мне надоело, Витя. Так неинтересно. Я хочу видеть их мучения вблизи. Да, кажется, уже все.

— Хорошо, я велю, чтобы к нам привели пленных.

Ночью они долго не спали, вспоминая переживания дня.

Части дивизии и местные революционные отряды, пользуясь покровом ночи, подошли к городу на близкое расстояние.

Когда цепи уже повели наступление, в штаб отряда, которым командовал Нефедов, привели одного совершенно нагого человека.

— Я член ревкома, — заявил он Васяткину. — Кажется, один уцелел из всего состава.

Его одели, накормили. Между едою рассказал:

— Нас около шестидесяти человек вывели за город, раздели и стали расстреливать из пулемета. Я первый упал, как только пошла стрельба, и остался жив.

— Убиты только члены ревкома?

— Нет, много видных работников города и просто рабочие.

— Так.

Брови Васяткина нахмурились, чего с ним почти никогда не бывало.

— Все няньчились с офицерами. Вот и доняньчились, — зло сказал матрос Друй.

— Что же, будем ждать?

— Начнем наступление, — заявил не менее хмурый и злой Нефедов. — Не дадим им лишней минуты поцарствовать.

— И щадить не станем, — добавил Друй. — Какие там разговоры о контрами.

…После напряженных боев город был взят и очищен от противника. Преследуемый по пятам, неприятель в беспорядке отступил к морю. На другой день похоронили павших в боях, и жизнь города потекла по бурному революционному руслу.

Глава восьмая

Вечным шагом маршировали за днями дни. Пробежал над миром месяц жизни, отсчитал себе взвод в тридцать дней и увел их в прошлое.

Умирала южная тучная осень, в убранстве из переспелых пшеничных колосьев, арбузов, дынь, винограда. Из труб домов уже заклубились дымки, а по утрам топкие туманы заволакивали сизой кисеей станицы, поля, леса и горы.

Этим днем под вечер разразилась гроза.

Стало темно, как в океане чернил. Грубые грязные тучи рокотали громами, сверкали грозными блестками синие молнии. Точно разорванное, небо истекало проливным дождем.

Грррр-г-аа-а… грохотали злые раскаты. Глухо шумел ливень. Все поля затопили буйные воды. В них купались яркие зигзаги буревых стрел.

Гневная природа точно бесповоротно решила оглушить взрывами, ослепить блестками, затопить в пучинах вод все живое.

Но в эту бурную пору бодрствовал человек.

Вокруг станицы — залитые водой окопы. В них люди. Сверкание молнии играет на мокрой стали оружия. Здесь расположились цепи корниловских ударников. Промокшим до костей людям холодно и тяжело в мокрых одеждах. Они злы и раздражены.

— Если бы мне сейчас попался большевик, я бы разрезал его на части, — говорил один темный другому.

— Этого мало, — отвечал другой. — Я бы разрубил его на мелкие кусочки и заставил бы его есть собственное мясо.

— Но мы окружены.

— Да, окружены. Пойманы, как мыши в мышеловке.

— Но им не сдобровать.

— Воевать не умеют, а берутся. Они… Но какой гром! Я в жизни не слыхал ничего подобного.

— А молния? Она зажигает полнеба.

— Если бы бог захотел, он мог бы в мгновенье испепелить наших врагов.

— Пустяки, я не верю.

— Наш генерал убит.

— У нас нет снарядов и одна исправная пушка.

— Мы думали, что поражение временное. Собирались занять Екатеринодар. Там все есть, и оружие нам припасено.

— Не вышло.

— Чу… тише. Кто-то едет.

— Не большевик ли на наше счастье?

— Тише, капитан. Внимание.

Из рокочущей дождливой мглы послышался торопливый лошадиный топот. Он приближался. Вот уже в нескольких шагах от заставы замаячили большие темные пятна.

— Стой! Кто едет?

— Руки вверх!

— Слезайте с лошадей!

Фигуры остановились. Из темноты прозвучал недовольный голос.

— Не задерживайте, господа. Мы, свои.

— Кто такой?

— Полковник Сергеев с женой и вестовым. Есть документы.

— Куда следуете?

— В штаб его превосходительства генерала Корнилова.

— Идите вперед, мы вас проконвоируем к штабу.

— Но здесь грязь по колено. Разрешите на лошадях.

— Не полковнику бы говорить это. Нельзя.

Пять темных фигур, хлюпая в грязи, пошли по направлению к еле заметным строениям.

— Витя, это невозможно. Я по пояс в грязи, — говорил женский голос.

— Ничего не поделаешь, Ира. Сейчас конец пути. Дума, не лезь на ноги.

Они подошли к одноэтажному каменному дому. Над дверьми навис темный, мокрый флаг.

— Заходите, господа.

В комнате светло. На полу, на лавках расположилось много военных с офицерскими погонами на плечах.

Неожиданное появление новых люден всех переполошило.

— Кто? Кого поймали?

— Говорят, полковник с женой и вестовым.

— Ваши документы, господа.

Один из прибывших предъявил две бумажки.

— Все в порядке. Вы к кому, господин полковник?

— К генералу Корнилову с поручением секретного свойства.

— Но генерала нет в живых.

— Как нет, разве убит?

— Да. Несколько дней назад во время штурма Екатеринодара.

— Значит, большевистские сообщения не лгут?

— Не знаю. Дело было так: снаряд попал в помещение штаба. Генералу оторвало руку, и он скоро скончался. Но есть его заместитель.

— Можно к нему?

— Сейчас штаб заседает.

— Но у меня срочное донесение.

— Присядьте, я доложу.

Обитатели комнаты с любопытством разглядывали гостей. Все прибывшие были мокры настолько, что под каждым из них тут же образовались лужи воды.

— Господа… Вы нас затопите, — с усмешкой заявил один из офицеров, тощий человек с тараканьими усами.

— Простите, господа. Но в этом мы меньше всего виноваты. Мы думали, что нас так горячо встретят, что наша одежда быстро обсохнет.

— На всех, разумеется, огня не найдется. Но на вас, мадам, хватит моего огонька.

— Сомневаюсь. Вы не производите впечатления геркулеса.

— Хе-хе-хе, — засмеялись все присутствовавшие.

Офицер смутился, а один из вновь прибывших, повернувшись к женщине, строго сказал:

— Ира, оставь неуместные шутки.

В комнату вошел офицер, ходивший докладывать. Он сказал: