Заговор в Уайтчепеле - Энн Перри

– Да, в самом деле, – энергично закивала присоединившаяся к нему служанка.

– Грейси Фиппс, – представил ее Сэмюэль. – Она со мной.

– Где этот ваш осведомитель? – спросил констебль, окидывая улицу взглядом.

– На Митер-сквер, – тут же ответила девушки.

– Эй! – окликнул их кэбмен. – Вы поедете али нет?

Телман вернулся к повозке и расплатился. Втроем они направились по Хай-стрит, а затем по Олдгейт-стрит, после чего повернули на Дьюк-стрит. Шли молча; их шаги отдавались в тумане гулким эхом. Люди здесь встречались реже, а расстояния между фонарями были больше. Ноги скользили по булыжникам мостовой, в горле першило от сырости.

Грейси ощущала капельки влаги на щеках. Дышалось ей с трудом. Девушка вспомнила, как горели глаза на взволнованном лице Римуса, когда она видела его здесь в прошлый раз. Вспомнилась ей и огромная черная карета, громыхавшая по этим улицам и заключавшая в себе воплощение зверского насилия и абсолютного зла.

Грейси схватила Телмана за руку и крепко сжала ее, когда мимо них прошмыгнула крыса и кто-то зашевелился у стены дома. Инспектор пожал ее ладонь в ответ.

Они свернули с Дьюк-стрит на аллею рядом с церковью Святого Ботольфа. Луч фонаря констебля уперся в Митер-сквер на другом конце аллеи, и они погрузились в пустоту, освещаемую тусклой лампой, которая висела высоко на стене. Площадь была безлюдна.

От облегчения у Грейси закружилась голова. Ей было безразлично, что констебль мог счесть ее глупой и рассердиться. Как и то, что на нее мог рассердиться Телман… то есть Сэмюэль.

Вдруг до ее слуха донесся сдавленный вздох, и она увидела в дальнем углу распростертое на камнях тело с раскинутыми в стороны руками. Спотыкаясь и хрипло дыша, констебль бросился вперед.

– Нет! – твердо произнес Телман и потянул горничную назад.

Линдон Римус лежал – точно так же, как Кэтрин Эддоус – с перерезанным горлом и вырванными внутренностями, словно в соответствии с каким-то страшным ритуалом уложенными поверх плеча.

Несколько мгновений Грейси в ужасе смотрела на журналиста – эта картина запечатлеется в ее памяти навсегда, – а затем повернулась и уткнулась лицом в плечо Сэмюэля. Она ощутила, как его руки сомкнулись вокруг нее и крепко сжали, словно не собираясь больше никогда ее выпускать.

Римус знал правду и лишился из-за этого жизни. Но кто его убил и почему? Этот вопрос не давал ей покоя. Может быть, человек, стоявший за уайтчепелскими убийствами, поскольку репортер выяснил, что это был заговор с целью скрыть последствия неблагоразумия принца Эдди? Или это акция «Узкого круга», устранившего его, поскольку ему удалось узнать, что это неправда и что Джек Потрошитель в кожаном фартуке являлся безумцем-одиночкой, как всегда и было принято считать?

Линдон унес свой секрет в небытие, и никто никогда не узнает того, что ему удалось разведать – что бы это ни было.

Грейси чуть отстранилась от Телмана, чтобы закинуть руку ему на шею, а затем вновь прижалась к нему, ощутив прикосновение его щеки и губ к своим волосам.

В доме Исаака и Лии – в отсутствие хозяев – стояла мертвая тишина. Проходя по коридору, Питт слышал отзвуки собственных шагов. Кастрюли и сковороды оглушительно звенели, когда он готовил себе ужин в кухне, и даже стук его ложки о миску казался ему слишком громким. Он поддерживал в печи огонь, чтобы иметь возможность готовить еду и согревать воду, но в глубине души понимал, что источником подлинного тепла в доме служило присутствие Лии.

После ужина в одиночестве Томас рано лег спать, не зная, чем себя занять. Он все еще лежал в темноте без сна, когда раздался резкий, настоятельный стук в дверь. Первой мыслью жильца было, что это кто-то из еврейской общины разыскивает Исаака, чтобы оказать ему помощь. Сделать для сбежавшего хозяина Питт ничего не мог, но он мог, по крайней мере, открыть дверь.

Спускаясь полуодетым по лестнице, он только теперь осознал, что человек за дверью стучал так, будто имел право требовать к себе внимания и требовал его. И все же этот стук был более сдержанным и менее нетерпеливым, чем стук полицейских, в особенности Харпера. Томас подошел к двери и отодвинул засов.

Виктор Наррэуэй переступил порог и закрыл за собой дверь. В свете газовой лампы, висевшей в коридоре, его лицо выглядело изможденным, а густые волосы сотрудника Особой службы были растрепанными и влажными от тумана.

У Питта упало сердце.

– Что случилось?

Воображение рисовало в его сознании страшные картины, быстро сменявшие одна другую.

– Мне только что звонили из управления, – произнес Наррэуэй хриплым голосом. – Войси застрелил Марио Корена.

Томас в изумлении воззрился на него. Первые секунды смысл сказанного ускользал от его понимания. Опальный суперинтендант понятия не имел, кто такой Корена, а Войси знал только по фамилии. Но выражение лица Виктора свидетельствовало о чрезвычайной важности этого события.

– Марио Корена был одним из величайших героев революций сорок восьмого года в Европе, – негромко произнес Наррэуэй, и в его голосе отчетливо прозвучала печаль. – Он был самым храбрым и самым благородным из них.

– А что он делал в Лондоне? – Питт все еще не понимал, в чем суть дела. – И почему Войси застрелил его?

И тут он вспомнил, что Шарлотта рассказывала ему о Веспасии.

– Войси придерживался республиканских взглядов? – догадался Томас. – Но в конце концов, Корена – итальянец. Какое дело до него Войси?

Виктор поморщился.

– Корена был выше всяких национальных различий, Питт. Прежде всего он был великим человеком, готовым отдать все, что у него имелось, в пользу борьбы за равноправие всех людей, за справедливость и гуманизм во всем мире.

– Тогда почему Войси убил его?

– По его словам, это была самооборона. Одевайтесь и идемте со мною. Посмотрим, что там случилось. Поторапливайтесь.

Не задавая лишних вопросов, Томас быстро собрался, и спустя полчаса кэб подвез их к роскошному дому Чарльза Войси на Кавендиш-сквер. Наррэуэй заплатил кэбмену и направился к двери дома. Питт последовал за ним, и дежуривший возле открытой двери констебль пропустил их внутрь. В коридоре стояли двое мужчин. В одном из них Питт узнал полицейского врача, второй был ему незнаком, и этот второй заговорил с Наррэуэем, после чего жестом указал ему на одну из дверей, выходящих в коридор. Виктор взглядом приказал своему подчиненному следовать за ним, а потом подошел к двери и открыл ее.

Комната явно представляла собой кабинет: большой письменный стол, несколько книжных шкафов, два кожаных кресла… Газовая лампа заливала пространство неярким светом. На полу, словно он упал, направляясь от двери к столу, лежал худощавый мужчина со смуглым лицом и темными, с проседью, волосами. На пальце у него было кольцо-печатка с темным камнем, а его лицо – исполненное умиротворения и в то же время отмеченное страстью – было красивым, почти прекрасным. Губы убитого искривились в едва заметной улыбке. Он встретил смерть без страха, словно долгожданного друга.

Наррэуэй стоял неподвижно, всеми силами стараясь не выдавать своих чувств.

Питт узнал лежащего перед ним человека. Он опустился на колени и прикоснулся к нему. Его тело еще хранило тепло, но даже без пулевого отверстия и алого пятна на полу было очевидно, что он мертв.

Томас поднялся на ноги и повернулся к Виктору. Тот судорожно сглотнул и отвел взгляд в сторону.

– Пойдемте, поговорим с Войси. Послушаем, как он… объясняет это.

Он говорил сдавленным голосом, в котором отчетливо слышалась ярость.

Они вышли, и Наррэуэй аккуратно закрыл за собой дверь, словно теперь эта комната была своего рода святилищем. Оказавшись в коридоре, он направился к человеку, стоявшему рядом с полицейским врачом. Они лишь обменялись взглядами, после чего человек открыл перед ним дверь, и сотрудник Особой службы вошел в комнату. Питт опять последовал за ним.

Это была гостиная. Чарльз Войси сидел на краешке большого дивана, сжав виски руками. Он поднял голову и посмотрел на стоявшего перед ним Наррэуэя. Его лицо было бледным как смерть, если не принимать во внимание красные пятна на щеках – в тех местах, куда упирались его пальцы.

– Он напал на меня, словно безумный, – произнес судья высоким, с хрипотцой, голосом. – У него был пистолет. Я пытался урезонить его, но он ничего не желал слушать. Казалось, он вообще не слышал меня. Настоящий фанатик…

– Зачем ему было убивать вас? – холодно спросил Виктор.

Войси тяжело вздохнул.

– Он… он был другом Джона Эдинетта и знал, что я тоже дружил с ним. Он считал, что я… предал его… не сумел его спасти. И не хотел ничего понимать.

Чарльз посмотрел на Питта, а затем опять перевел взгляд на Наррэуэя.

– Существуют привязанности и обязательства более значимые, чем дружба, независимо от того, как вы… относитесь к человеку. И Эдинетт был во многих отношениях замечательным человеком. Одному богу известно…