Митридат - Полупуднев Виталий Максимович

Левкипп поднял на Асандра удивленные глаза, словно впервые видел его.

– Я всегда верил в силу твоего разума, – произнес он совсем другим тоном. – Но сейчас убеждаюсь, что ты достойный сын нашей общины и видишь многое впереди, что заслонено от других из-за их близорукости!.. Иди, сын мой, я постараюсь, чтобы ты получил обещанное!

Через два дня Асандру была вручена грамота, дающая право на взыскание соляных сборов со всех городов Боспора.

Однако от назначения его на высокую должность стратега города совет архонтов воздержался.

– Ничего, – бурчал под нос Асандр, возвращаясь домой, – вы еще сами предложите мне это место!

Он с большим аппетитом пообедал у очага, на котором Антигона жарила мясо на спицах и подавала на стол в горячем виде. Хотел было отдохнуть, но послышались тяжелые шаги и вошел, отдуваясь, возбужденный Панталеон. Его борода была растрепана, на лбу залегла глубокая складка.

– Э-гой, Асандр! – раздался его громоподобный голос. – Вчера ты радовался обороту дела, а сегодня упало первое яблочко с червивой яблони!

– Говори, я слушаю.

– Я и все «ледовые братья» списаны с кораблей и согнаны на берег!.. Махар имеет новых друзей – римлян!.. Римляне берут в свои руки дело хлебных перевозок, а мы больше не нужны!.. А возглавлять караваны будет уже не Фрасибул, а помощник наварха Сервилия – Цензорин!

– Что ж, – с философским видом ответил Асандр, – и это меня не удивляет! Раз Махар прогнал меня, то и друзьям моим возле него места нет!

– Как ты можешь спокойно говорить об этом? Ведь сотни наших людей опять пошли шляться по базарам – кто воровать, кто нищенствовать!.. Махар лишил их куска хлеба!

– Я только что получил папирус, утверждающий за мною откуп на соляные сборы по всем городам! Дело большое, и потребуется много людей. Ты человек дела, берись за откуп так, чтобы нас не ругали! Вот нашим людям и дело, и кусок хлеба!.. А ты – старшой!

Изумленный Панталеон сделал магический жест рукой и сотворил молитву.

– Да услышат нас боги! Ты – первый человек в государстве! Ты мудр и удачлив! Прости за резкие слова… Я сейчас же возьмусь за дело! Но нужны деньги!

– Сундук мой открыт для тебя. Бери, но после и наполни его!

– О Асандр, если дело пойдет хорошо, набьем доверху!

– Мало того – корабль, что стоит в нимфейской гавани, тоже твой. Садись и плыви в любую гавань Боспорского царства! Собирай соляной налог!

– Ну, а если города откажутся платить сборы, что тогда? Будет трудно заставить их растрясти мошну!

– Все знаю! Но времена изменились. Сейчас наш хозяин – Рим! Вот от имени Рима и будем действовать, пусть кто-то попытается возражать! Ведь Боспор должен будет платить Риму дань. А где он ее возьмет?.. У городов, путем сбора налогов!.. Стоит доложить Махару, что города противятся сборам, и Махар натравит на виновных Сервилия с флотом… Разумеешь?

– Разумею, Асандр, восхищаюсь твоим разумом. Но скажи, хозяин, если это не тайна, а что ты сам думаешь делать?

– Опять уеду в Нимфей. Там буду ждать ясной погоды. Да и тянет меня к источнику, где я впервые встретил Икарию! Мне надо о многом поразмыслить!.. А ты – делай дело и сообщай мне обо всем, что творится в мире!

– Слушаю, господин и друг мой!.. Да сохранит тебя Афродита Апатура! Она поможет тебе обойти врагов и недругов!

XX

Изменив отцу и перейдя на сторону Рима, Махар уже не спал так сладко, как до этого. С болью нарастало в душе сознание совершенной ошибки. Вначале, когда приходили известия, что Лукулл преодолел свою медлительность и двинулся на Армению с целью принудить гордого царя Тиграна Второго к выдаче Митридата, казалось, что война близка к концу, и победа римлян обеспечена. Но прошло немало времени, а конца войны не видно! Стало известно, что в римских войсках неполадки. Войско не любит Лукулла за его чрезмерную осторожность. Лукулл не сумел достать до сердца простого римского воина, редко появлялся на сходках легионеров, держался высокомерно, в аристократической манере. Затяжка взятия многих городов, а особенно Синопы, также не говорила в его пользу. Очередной караван с боспорским хлебом для римлян был атакован синопскими судами, часть кораблей была разгромлена, и хлеб пошел на прокормление осажденных. Повторилось то, что уже испытал Фрасибул. Но Фрасибул, потеряв несколько кораблей, все же остался жив. А Цензорин, назначенный Сервилием главой каравана, был убит в морском бою с синопцами. Раздраженный дерзостью Синопы, Лукулл сумел наконец сломить упорство этого города – Синопа пала. Это был последний оплот Митридата на понтийских землях. Но победа была не полной. Синопские военачальники Клеохар, Селевк и Леонипп избегли римского плена. Ограбив святыни города, они бежали в Колхиду на нескольких кораблях. Это тоже было поставлено в вину Лукуллу и усилило брожение в его войске.

В довершение всего, Митридат, этот демон войны, разгромленный под Кабирами и нашедший прибежище у своего зятя и союзника Тиграна Второго, опять вынырнул из неизвестности. Он спустился с гор с немалым войском и разгромил авангарды Лукулла, которыми командовали Фабий и Триарий. Говорили, что войско Лукулла в смятении и готово начать позорное отступление обратно к Эгейскому морю, а царь Митридат намеревался вернуть себе наследственные земли.

Ночами, лежа на одиноком ложе, Махар испытывал непреодолимый страх, представляя себе разгневанного отца. Словно кинжалом пронзила мысль: а что, если отец, воспользовавшись неладами между Лукуллом и войском, в самом деле восстановит свои могущество и власть?.. От такого предположения бросало в жар и холод. И насколько раньше Махар мечтал о грядущих победах Митридата и его всемирном триумфе, настолько сейчас жаждал его поражения и смерти… Ибо понимал, что отец не простит ему измены, возврата к прошлому не будет! Одиночество и безысходность терзали душу. Чтобы не коротать в одиночку долгих ночей, он посылал за Евпорией, жрицей Афродиты Пандемос. Только в присутствии этой уверенной в себе женщины он несколько успокаивался.

Слушая ее речи, держа в своих ладонях ее руку, он словно приходил в себя, даже шутил, а потом, умиротворенный, засыпал. Евпория смотрела на него и замечала про себя, что он за короткое время обрюзг и постарел. Его лицо покрылось морщинами, щеки отвисли, левый глаз непрерывно подергивался. Казалось, царевич подмигивает им не то шутя, не то готовясь заплакать.