РАМ-РАМ - Николай Еремеев-Высочин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои партнеры снова переглянулись.
— Описание похожих людей есть — хм, и даже одежда совпадает! Между собой они говорили на урду. Это один из языков Индии, — с видимым удовольствием пояснил Стручок. Он, похоже, был лингвистом. — Здесь вообще 1652 языка и диалекта, и урду один из основных.
И, добавлю, официальный язык Пакистана.
— Индийский урду отличается от пакистанского?
— Практически нет.
— А портье что, говорил на урду?
— Нет, с ним они говорили по-английски.
— Раз портье говорил с ними, он наверняка запомнил особые приметы, — предположил я. — У одного из них могло быть рябое лицо, изрытое следами подростковых прыщей, и красный, как будто зацветший, нос.
Стручок с Деби снова переглянулись. Он даже не полез искать в полицейском отчете.
— Да! Это в точности описание, внесенное в протокол допроса.
— А у второго, — демонстрировать свою проницательность и осведомленность все же приятно, — на мизинце правой руки не хватало фаланги.
Мои компаньоны снова переглянулись, на этот раз с недоумением. Стручок залез в свой отчет, но, подняв голову, отрицательно покачал головой:
— Ничего такого портье не заметил.
Мог и не заметить.
— А как эти люди проникли в гостевой дом? — спросил я.
— Они назвали фамилию своего друга-француза, который остановился в отеле, и поднялись к нему минут на десять. Полиция их найти не сумела.
Значит, мои предположения были правильными. Ромку убили не обкурившиеся сикхи, а два спокойных профессионала из пакистанской разведки.
— Тогда теперь моя очередь показать товар.
Я протянул руку за конвертом. Деби, я в этом был уверен, сделала так, чтобы наши пальцы соприкоснулись. Но лицо ее оставалось серьезным.
— Вот эти два человека, — я вытащил три фотографии и передал их Стручку. — Их имена и фамилии написаны на обороте.
Мой торговый партнер с интересом изучал снимки.
— Где это снято?
— В Амберской крепости в Джайпуре.
— Вы фотографировали?
Я кивнул.
— Как вы их нашли?
Я задумался.
— Я должен это знать, — настаивал Стручок. — Вы же эти фотографии мне оставляете?
— Да. В обмен на полицейский отчет.
— И сами их использовать не будете?
— Не знаю. У меня достаточно других материалов. Вы же мне тоже не все принесли, что добыли?
— Разумеется. И все же, как вы их нашли? — настойчиво повторил мой партнер. — Вы же понимаете возможные последствия для этих людей?
Еще бы не понимал? Именно для этого я фотографии и отдавал. Контора же никогда не пойдет на меры возмездия! А я не мог оставить убийство Ромки безнаказанным.
— Мы подставились этим людям, и они попытались и нас убрать, — сказал я. — Нам повезло больше.
— А из-за чего ликвидировали вашего человека, вы выяснили?
Какое-то объяснение надо ему дать.
— Он наткнулся на канал поставки оружия сикхским сепаратистам из Пакистана. Прикрывала канал пакистанская разведка, в том числе, эти двое.
Стручок задумался.
— Подождите. Вашего человека послали сюда из-за пакистанского оружия для Пенджаба?
— Нет, он работал по другой линии и случайно наткнулся на это. Извините, больше я с вами ничем не могу поделиться.
Я ответил без малейшей запинки, и это прозвучало убедительно. Может, это и было правдой.
Стручок спрятал фотографии в конверт и сунул его в карман.
— Кто дальше будет этими людьми заниматься — мы или вы?
— Принести информацию можете вы. А там наверху решат, как дальше. Это же все еще предстоит сто раз проверить. Но, скорее всего, наши займутся!
— Если возникнут дополнительные вопросы, с вами можно будет еще связаться?
— Конечно! Мой мобильный украли, но у меня есть местный, индийский. Вот, запиши номер, — повернулся я к Деби.
Чем хорош английский! «Ты», «вы» — никогда не собьешься!
— Я тоже позвоню, если что.
— Связь через меня! — Деби поиграла своим телефончиком.
— Договорились.
3
Кудинов — в светлых шортах, солнечных очках и в панаме на голове — провел меня до выхода. Убедившись, что израильтяне уехали и что их никто не подстраховывал, он подсел ко мне в такси.
— Мы же уверены, что это те двое убили Ромку? — сказал я.
Конечно, те двое хотели пристрелить и нас с Машей. Но за себя я бы мстить не стал. Мы на работе — они на работе. Да, хотели прикончить, но не прикончили же!
— Не мучай ты себя, отец! — лениво откликнулся Лешка. — Если ты ошибся, старшие товарищи поправят.
Он имел в виду людей из Моссада. Те, конечно, сразу установят, что никакого Юрия Фельдмана они в Израиль не посылали. И поймут, что я работал совсем на другую службу. Там сидят не дураки, даже поймут, на какую. Но по этим пакистанцам они поработают в любом случае.
Однако я по-прежнему не был уверен, что поступил правильно. И обратился к признанному авторитету. Тот меня не подвел, и я процитировал вслух:
— «Вора помиловать — доброго погубить», — сказал бы Некрасов.
— Вы бы, друг мой, чем дурака валять, лучше бы книгу о нем написали! Лешка о Некрасове, конечно же, знал — от меня, как о кладезе народной мудрости.
— И напишу когда-нибудь, — обещал я и вдруг вспомнил. — О, вот что я хотел сделать! Лешка, ты мог бы оказать мне дружескую услугу?
— Алекси, — поправил меня Кудинов. — О чем разговор?
— Только это совершенно незаконно!
— Я потом исповедаюсь и покаюсь, — пообещал этот агностик.
Я наклонился к водителю:
— Здесь есть птичий рынок? Ну, такое место, где продают птиц?
— Конечно, — обернулся водитель. — Отвезти вас туда?
— Ты не торопишься? — обернулся я к Лешке.
— Куда вы, туда и я!
Птичий рынок находился довольно далеко, в получасе езды от Старого Дели, на пыльной немощеной площади. Гомон — не столько от птиц, сколько от продавцов — там стоял такой, что нам с Кудиновым приходилось кричать.
Мы отвергли призывы сикхов — я становился расистом — и подошли к хорошему дедушке с десятком больших клеток с птицами, поставленных друг на дружку. В глазах все плыло от невероятных сочетаний красок в оперении, клювах, лапках. Хотя, если разобраться, воробей — тоже птица исключительно красивая, даром что привычная. Вы присмотритесь, сами убедитесь!
Дедушка при приближении европейцев обрадовался, вскочил с корточек и приготовился открыть клетку с большим попугаем.
— Нет, — остановил я его. — Нам нужна Синяя птица.
— Синяя птица? — Дедушка потеребил роскошные седые усы. — Синей птицы нет. Ее запрещено продавать.
— Я знаю, знаю. Но мне она очень нужна.
Я повернулся к Лешке.
— Вы же сумеете ее провести? Ну, по своим каналам?
— Это не для тебя? — сообразил он. — Для Маши?
— Да. Она мечтала.
— Понимаю.
Дедушка, пока мы говорили по-русски, терпеливо ждал.
— Синюю птицу нельзя продавать, — повторил он.
— И знаю, — повторил я. — А вы знаете, где ее купить?
— Стойте здесь!
Смешно перебирая ногами в шароварах с низкой проймой, дедушка скрылся в лабиринте клеток и через пять минут вернулся с подростком. Мальчик махнул нам рукой, чтобы мы шли за ним, тут же потерял нас в толпе, снова нашел и, взяв меня за руку, привел в нужное место. Мужчина в расстегнутой рубашке, у которого на груди было больше шерсти, чем у нашего кокера, подвел нас к своей маленькой старой Tata, стоявшей со всеми открытыми окнами. Мужчина открыл одну из дверей и предложил мне сесть в машину. На сидении рядом стояла клетка, накрытая легким платком. Я поднял его — в клетке сидела Синяя птица.
Это действительно фантастическое существо. Птица была размером с иволгу, может, чуть побольше, как кукушка. Но похожа на иволгу — такая ловкая, ладно скроенная, устремленная вперед и вверх. Только перья на всем ее теле были яркого, с отливом, синего цвета. Маша была права — в России над водой летом летают такие стрекозки, от которых невозможно оторвать взгляд. А тут целая птица!
Я не стал торговаться. Ну, почти. Я спросил цену, предложил половину и заплатил две трети.
— Сейчас Маше ничего не скажем. Отдашь ей, когда я уеду, хорошо?
Кудинов кивнул.
Мы еще не успели добраться до виллы, как зазвонил мой сотовый.
— Я сумела освободиться на целый день! — Деби. Как обычно, без предисловий. — Когда мы увидимся?
Предложение, теперь, когда я ее опять увидел — такую радостную, напористую, такую живую — снова смущало мой дух.
— Я позвоню тебе, как только сам буду понимать, — осторожно сказал я. — Здесь столько всего!
Несмотря на неопределенность, это было правдой.
— Но мы увидимся?
— Я постараюсь.
— Если постараешься, то увидимся, — заключила моя нечаянная радость.