Король-олень (Туманы Авалона - 3) - Мэрион Брэдли

- А какие они, жрицы? Они похожи на монахинь? И все время постятся? Отец Гриффин... - Нимуэ осеклась, вспомнив, что ей было велено не пересказывать слова священника. Моргейне это понравилось - девочка быстро учится.

- Я имела в виду, - пояснила она, - что тебе не следует вспоминать его слова, чтоб решить, как нужно себя вести. Но ты можешь рассказывать мне, что он говорил, и когда-нибудь ты сама научишься отделять, что в его словах было правильным, а что глупым, если не хуже.

- Он говорил, что мужчины и женщины должны поститься за свои грехи. Это так?

Моргейна покачала головой.

- Жители Авалона иногда постятся, - чтобы приучить свои тела повиноваться и не требовать того, что трудно исполнить. Бывают такие моменты, когда человеку приходится обходиться без пищи, без воды или без сна, и тело должно быть слугой разума, а не его хозяином. Разум не сможет сосредоточиться на святых вещах, или на поисках мудрости, или застыть в длительной медитации, чтобы узреть иные царства, если тело в это время будет вопить: "Накорми меня!" или "Хочу пить!" Поэтому мы учимся заглушать его крики. Поняла?

- Н-не очень, - с сомнением протянула девочка.

- Ну, значит, поймешь, когда подрастешь. А теперь доедай хлеб, и мы поедем дальше.

Нимуэ доела хлеб с медом и аккуратно вытерла руки пучком травы.

- Отца Гриффина я тоже не понимала, и он за это на меня сердился. Меня наказали из-за того, что я спросила, почему мы должны поститься за наши грехи, если Христос уже простил их, а он сказал, что я научилась язычеству, и велел маме запереть меня в моей комнате. А что такое язычество, тетя?

- Все, что не нравится священникам, - ответила Моргейна. - Отец Гриффин - дурак. Те христианские священники, что получше, не тревожат разговорами о грехах таких малышей, как ты, которые еще не способны грешить. Мы успеем поговорить о грехах, Нимуэ, когда ты будешь способна их совершать или делать выбор между добром и злом.

Нимуэ послушно взобралась на своего пони, но несколько мгновений спустя сказала:

- Тетя Моргейна, я, наверное, нехорошая девочка. Я постоянно грешу. Я все время делаю всякие нехорошие вещи. Неудивительно, что мама захотела отослать меня прочь. Она отослала меня в нехорошее место, потому что я и сама нехорошая.

Что-то до боли сжало горло Моргейны. Она как раз собиралась усесться в седло; но вместо этого она бросилась к пони девочки, обняла Нимуэ, крепко прижала к себе и принялась осыпать поцелуями.

- Никогда больше не говори так, Нимуэ! - выдохнула Моргейна. Никогда! Это неправда, клянусь тебе! Твоя мама вообще не хотела никуда тебя отпускать, а если бы она думала, что Авалон - нехорошее место, она бы тебя не отпустила, что бы я ей ни говорила!

- А почему же тогда меня отослали? - тихо спросила Нимуэ.

Моргейна продолжала сжимать девочку в объятиях; она никак не могла успокоиться.

- Потому, что ты еще до рождения была обещана Авалону, дитя мое. Потому, что твоя бабушка была жрицей, и потому, что у меня нет дочери, которую я могла бы посвятить Богине. Вот тебя и отправили на Авалон, чтобы ты научилась его мудрости и служила Богине.

Моргейна лишь сейчас заметила, что плачет, и слезы капают на золотистые волосы Нимуэ.

- Кто тебе сказал, что тебя отослали в наказание?

- Одна служанка, когда собирала мои вещи... - нерешительно отозвалась Нимуэ. - Я слышала, как она сказала, что маме не следовало бы отсылать меня в такое нехорошее место... А отец Гриффин часто говорил мне, что я нехорошая девочка...

Моргейна опустилась на землю и, усадив Нимуэ себе на колени, принялась укачивать ее.

- Нет-нет, - нежно сказала она, - нет, милая, нет. Ты - хорошая девочка. Если ты озорничаешь, или ленишься, или не слушаешься, то это не грех - просто ты еще маленькая и не знаешь, как правильно себя вести. А когда узнаешь, то так и будешь делать.

А потом, решив, что слишком уж сложный получается разговор для пятилетнего ребенка, Моргейна быстро сменила тему.

- Смотри, какая бабочка! Я никогда еще не видела бабочек такого цвета! А теперь давай я посажу тебя обратно на пони.

Малышка принялась что-то рассказывать о бабочках, а Моргейна внимательно слушала ее щебет.

Будь Моргейна одна, она доехала бы до Авалона за день, но коротким ножкам пони Нимуэ это было не под силу, и потому путники заночевали на поляне. Нимуэ никогда прежде не спала под открытым небом, и потому, когда костер погас, ей стало страшно - девочку пугала темнота. Тогда Моргейна легла рядом с малышкой, обняла ее и принялась показывать ей звезды.

Девочка устала от целого дня езды и быстро заснула, положив голову на руку Моргейны, а Моргейна осталась лежать, чувствуя, как в сердце заползает страх. Она так давно не была на Авалоне! Медленно, шаг за шагом, она вспомнила все, чему ее учили - или то, что смогла вспомнить; но вдруг она позабыла нечто жизненно важное?

В конце концов, Моргейна уснула, но перед рассветом ей почудились шаги, и она увидела Врану. Врана была в своем обычном темном платье и пятнистой тунике из оленьей шкуры. Она сказала: "Моргейна! Моргейна, ненаглядная моя!" Ее голос - голос, который Моргейна за все время, проведенное на Авалоне, слышала лишь один-единственный раз, - был исполнен такого изумления и радости, что Моргейна мгновенно проснулась и привстала, оглядывая поляну и почти ожидая, что сейчас увидит перед собой живую Врану. Но поляна была пуста, если не считать заслонявшей звезды туманной дымки; Моргейна улеглась обратно, так и не поняв, то ли это был сон, то ли Врана и вправду при помощи Зрения узнала о ее приближении. Сердце Моргейны бешено колотилось; Моргейна чувствовала, как оно до боли сильно бьется изнутри о грудную клетку.

"Мне не следовало так долго оставаться вдали от Авалона. Нужно было попробовать вернуться после смерти Вивианы. Пусть бы даже эта попытка убила меня - все равно нужно было попытаться... Захотят ли они принять меня такой, какой я стала, - старой, изнуренной, изношенной, почти потерявшей Зрение, не способной ничего им дать?.."

Лежавшая рядом с ней малышка что-то сонно пробормотала и повернулась, прижавшись поближе к Моргейне. Моргейна обняла девочку и подумала: "Я даю им внучку Вивианы. Но если мне позволят вернуться лишь ради нее, это будет горше смерти. Неужто Богиня навеки отвернулась от меня?"

Наконец она снова уснула и проснулась лишь утром; начал моросить мелкий дождик. День начался скверно, и неприятности не заставили себя ждать; около полудня пони Нимуэ потерял подкову. Моргейне не терпелось продолжить путь, и она предпочла бы посадить девочку перед собой - она и сама была легонькой, и ее лошадь спокойно могла бы везти и вдвое больший вес; но при этом ей все-таки не хотелось, чтобы пони охромел, - а значит, нужно было свернуть с дороги в деревню и разыскать кузнеца. Моргейна не желала, чтобы по округе поползли слухи, что сестра Верховного короля ездила на Авалон, но тут уж ничего нельзя было поделать. В здешних краях случалось так мало происшествий, что всякая новость тут же разносилась повсюду, словно на крыльях.