Мрачные сказки - Ши Эрншоу

– Би, – еле слышно роняет Колетт, когда я касаюсь ее руки.

Ее голос тонкий, слабый, натужный, словно Колетт все это время не спала. Словно смерть мужа подточила ее силы, и теперь ей приходится напрягать легкие, чтобы сделать новый вдох, понудить сердце биться, а не замереть беззвучно под ребрами. Похоже, ребенок – единственное, что удерживает ее в этой жизни.

– Нам надо уйти из общины, – шепотом говорю я Колетт. – Малышка здесь не выживет.

Но Колетт не успевает ответить, как ко мне с порога подлетает Фея.

– О чем вы тут шепчетесь?

Ее дыхание медленное, ровное – так дышит женщина, научившаяся собой владеть и успокаивать свое сердцебиение.

– Вы же знаете, из Пасторали нельзя выходить, – добавляет Фея. – Это слишком опасно.

Мы заучили эти слова наизусть, мы все время живем с этой мантрой. Но из-за нее же мы и умираем – мучительной, ужасной смертью с петлей на шее.

– Я могу безопасно вывести нас на дорогу, – говорю я.

– Как? – спрашивает Колетт

Ее голос такой тихий и ломкий, что едва колеблет воздух.

– Я была в лесу. Я знаю, как пройти по нему, не подцепив ветрянку.

Я слышу, как Фея отступает от меня на шаг.

– Я выходила за нашу границу множество раз, – поднимаю я к ней руки, чтобы Фея убедилась, что я не больна. – Я ни разу не заразилась гнилью.

– Как? – удивляется Фея.

Как же мне донести до них мысль, звенящую в голове? Похоже, придется солгать, чтобы их убедить. Ведь скажи я им, что ветрянка – совсем не то, чем мы ее считаем, и бегство через лес не грозит нам заражением, они решат, что я сошла с ума… И я лукавлю:

– Я брала с собой пучок шалфея. И я слышу, как трескаются деревья. Я знаю, какие из них болеют. И знаю, как держаться от них подальше.

Ступни Феи неуверенно шаркают по деревянному полу.

– Ребенок не перенесет такое путешествие. Время для нее упущено. Она не выживет в дороге.

Я перевожу глаза на Фею. В надежде, что смотрю именно на нее, что она поймет: другого выхода у нас нет.

– Мы не пойдем пешком, – объясняю я. – Мы поедем.

– На чем?

– Тео нашел на дороге, у самой границы, пикап. Он простоял там недолго. И должен быть на ходу.

Я сознательно умалчиваю о том, кому этот пикап принадлежал раньше и как он здесь оказался, а также о том, что Калла – не настоящая сестра мне.

– Би… – вполголоса бормочет Фея, как будто я лишь этими словами предаю нашу общину.

Похоже, ей не по нраву эта идея. Но я перебиваю ее, не позволив поспорить:

– А если нам удастся спасти дочь Колетт и привезти в общину лекарства? Что, если мы найдем там то, что нам поможет?

– Но мы ведь можем найти там и смерть, – голос Феи улетает в сторону.

Ее лицо обращено к двери. И я улавливаю в нем напряжение, словно Фея опасается, как бы нас не подслушали.

– Ты же не знаешь, что находится за этим лесом. Ты никогда не видела этого.

– Фея, – мотаю я головой, – мне кажется, что и ты подсознательно понимаешь: здесь не все ладно и гладко. Община пропиталась ложью. Только она незрима.

Мне вдруг становится душно, грудь щемит одноединственное желание: как можно быстрее выбежать из этой хижины на воздух.

– Я думаю, в душе ты соглашаешься со мной: мы обязаны попытаться спасти девочку.

Каково бы было мне, если бы заболел мой ребенок, но никто бы не рискнул ему помочь? Мы должны это сделать! Нам надо попробовать!

– Ладно, – произносит голос, но не Феи, а Колетт.

Ее маленькая рука обвивает мою талию:

– Когда мы уходим?

– Прямо сейчас, – сглатываю я, сознавая всю серьезность того, на что мы собираемся пойти. – Мы встретимся с Каллой и Тео на дороге. Но сначала мне нужно кое-что сделать. Собирайте вещи, я скоро за вами приду.

Это не входит в план. Мы с Каллой и Тео этого не обсуждали. Но я должна это сделать перед тем, как мы покинем Пастораль. Бросить ему вызов, открыто выразить свое неповиновение. Доказать, что не люблю его больше! Я хочу, чтобы Леви узнал: я ухожу и назад никогда не вернусь!

Выскользнув из хижины, я ныряю под полог деревьев.

Своим уходом из общины мы предаем основы всего, что создавали здесь. Мы порываем с принципами общежития, которым нас учил Леви. Он хотел, чтобы мы слепо верили: любой, кто переступит границу, заболеет ветрянкой. Но если это я вонзала нож в стволы и вырезала в них раны, значит, они совершенно здоровы! Сок, вытекающий из светлой древесины, безвреден, а воздух не разносит между деревьями поры болезни, поджидающей новые жертвы – забредших в лес людей.

Я теперь вообще не уверена в том, что этот лес опасен. Может быть, опасность живет лишь в сердцах порочных людей? Я торопливо двигаюсь в темноте. Возврата нет. Это единственный способ спасти Колетт, ее ребенка и себя.

Солнце уже скрылось за соснами, небо затянуто сумеречной дымкой. Я ее не вижу, но ощущаю кожей. Я прячусь за деревьями, чтобы меня не заметили, но все равно нервничаю. Чем ближе я подхожу к дому Леви, тем сильнее мое напряжение. Мне даже кажется, что я состою из одних узлов и крученых волокон, извившихся как листики шалфея в обугленных вязанках на ветках деревьев.

Ранний вечер. Леви с Алисой наверняка еще где-то в общине. Но я осторожничаю. Подкравшись к задней двери, поворачиваю ручку и проскальзываю в дом. Если Леви меня схватит, вряд ли он мне поверит. Теперь – после всего, что случилось. Что бы я ему ни наплела, он едва ли примет мои отмазки за чистую монету. Но я также знаю: одна из половинок Леви меня сильно побаивается. Всегда боялась. Леви понимал: однажды я его предам, он потеряет надо мной контроль. И он не ошибся. Внутри меня клокочет ярость; угольки, тлевшие слишком долго, теперь заполыхали во всю мощь.

В доме тихо и пусто. Я в этом уверена. Но даже если бы хозяева спали – что маловероятно в столь ранний вечерний час, – я бы услышала их дыхание сквозь стены, почувствовала бы тяжесть их тел, лежащих на кровати, их гнет сквозь половицы. Дом подсказал бы мне, что они здесь.

Я быстро пересекаю кухню, вхожу в гостиную. Всего пару раз притрагиваюсь к стенам, чтобы убедиться, где