Мой враг, моя любимая - Южная Влада

Поджав губы еще сильнее, дама полистала какой-то журнал, потом нехотя кивнула.

– Иванова. Место на кухне.

– Спасибо! – Ирина едва не хлопала в ладоши, когда вытаскивала меня на улицу. – Говорю же, ты везучая. Будешь со мной рядом работать. Самое ужасное – это попасть в прачечную. Кожа на руках потом слезает только так.

Я опустила голову. То, что Ирине, прожившей тут уже много времени, казалось везением, не радовало меня. Я хотела вернуться домой! Я не принадлежала этому месту. Решение пришло само собой. Если Ивар мог притворяться человеком, то почему бы мне не начать притворяться лекхе? Усыпить бдительность, убедить охрану, что я не так опасна, и за мной не требуется наблюдение. А потом – сбежать.

– А отсюда как-то на волю попасть можно? – спросила у Ирины, пока мы шли через двор.

– Можно, конечно, – пожала она плечами, – нужно только сдать анализы и получить разрешение у Иллариона, а потом согласовать у начальства. – Собеседница скосила глаза на мою руку с браслетом. – Но ты даже не надейся. С первой категорией никуда тебя не пустят.

– А у тебя какая категория?

– Третья.

– А ты когда-нибудь выходила отсюда? – Я подумала и добавила: – То есть с момента, как попала сюда.

– А зачем? – пожала плечами Ирина. – Куда мне идти без Тима? Я здесь, пока он здесь. Вот и все.

Я притихла. Ее самоотверженность просто поражала. Невольно я задумалась: смогла бы так же оставаться в гетто, если бы сюда попал Ивар? Вопрос оказался из тех, на которые невозможно дать ответ в одну секунду, руководствуясь лишь сиюминутным порывом.

Тем временем мы направлялись к баракам. На стройке, замеченной мной ранее, вовсю кипела работа. Я даже замедлила шаг, когда увидела, как фамильяры помогают своим владельцам. Огромный серый от пыли слон, от каждого шага которого, казалось, сотрясалась земля, переносил хоботом доски и тяжелые железные пруты. Кони и мулы, запряженные в повозки, доставляли бетонные блоки и кирпичи. Лекхе тоже не отставали. Грохотали молотки, визжали пилы, скрежетали по дну емкости лопаты, которыми перемешивали раствор. Я видела, что среди более крупных животных затесалась и белка. Карабкаясь лапками по сваям, она влезла на каркас будущей крыши и передала зажатые во рту гвозди мужчине, сидевшему там.

– Вот от этих держись подальше, – дернула меня за рукав Ирина.

Я отвлеклась от наблюдения за стройкой и повернулась в ту сторону, куда указывала собеседница. Около двух десятков лекхе, мужчин и женщин, стояли на коленях на земле, раздетые по пояс и склонившиеся перед человеком в длинных белых одеждах. В одной руке этот человек держал раскрытую книгу, в другой – кнут на деревянной ручке. Проходя между рядами одинаково подставленных солнцу спин, мужчина в белом выкрикивал что-то и выборочно хлестал по ним.

– Что он делает? – отшатнулась я.

– Ты лучше спроси, что делают они, – хихикнула Ирина, которая в отличие от меня, то ли привыкла, то ли не видела ничего отталкивающего в зрелище. – Это братство какого-то там Дня. Учение родом еще из Средних веков. Думают, что фамильяр – это метка сатаны, а тот, у кого он есть, должен всячески наказывать себя, чтобы хоть как-то отдалиться от дьявола.

– А кто этот тип в белом?

– Их проповедник. Поэтому и говорю: держись подальше. Они могут захотеть привлечь тебя в свои ряды.

– Зачем я-то им нужна?

– Ты с ограничителем, – Ирина сделала знак, поясняя, что имела в виду мой браслет. – Присмотрись, они все добровольно носят такие же.

Действительно, на запястьях членов братства я заметила полоски металла.

– Чтобы никогда не видеть своего фамильяра, – пояснила Ирина.

Когда мы поравнялись с группой, мужчина в белом оторвался от занятия и пристально посмотрел на меня. Я невольно вздрогнула и прижалась ближе к спутнице.

– А тебя они пробовали привлечь?

– Я им не по зубам, – ухмыльнулась она. – Надеюсь, что и ты тоже.

Ирина говорила и вела себя так уверенно, что казалось: она чувствует себя в гетто, как рыба в воде. Никакой растерянности, обреченности во взгляде, как у других, да и у меня самой, наверное. И снова это наталкивало на мысль о схожести с Иваром.

Мы проходили мимо очередного строения, когда его двери распахнулись, и на улицу высыпало множество детишек разных возрастов. Они принялись бегать и играть. Следом на пороге появилось несколько взрослых, которые следили, чтобы дети не толкались и не убегали далеко.

– Ты ведь образованный человек, – высказала я догадку, глядя на местное подобие школы. – Ты и говоришь правильно, как будто получила не только три класса положенного образования.

Улыбка на лице Ирины погасла.

– Может быть, и так. Тебя это смущает, Кира? Ты хотела бы видеть во мне дикарку?

– Нет! Но… – я помолчала, подбирая слова, – …этим ты выделяешься из основной массы. Поверь, я уже достаточно повидала, чтобы так говорить.

– Ну вот и мне приятно, что ты выделяешься! – Она взяла меня за руку и ускорила шаг. – Что мы можем с тобой побеседовать на равных. Знаешь, как мне этого не хватало здесь?

Я тоже оценила подарок судьбы, но продолжала мучиться вопросами.

– А как ты получила образование?

– Расскажу со временем, – ушла от ответа Ирина. – Имей терпение.

Она подвела меня ко входу в один из бараков и предложила войти внутрь. Пришлось унять разыгравшееся любопытство и отвлечься на более насущные дела. В помещении было полутемно из-за крошечных окон, спрятавшихся под самым потолком, и пахло кислым молоком. Ряд двухярусных металлических кроватей, поставленных почти бок о бок друг с другом протянулся ото входа и до самого конца. Я заметила, что кое-где жильцы пытались создать ощущение приватности, завешивая простынями свои постели. Но в основном койки не сильно отличались. Смятое белье, подушка – вот и вся радость. Одежда висела либо на спинках мебели, либо валялась на полу. Создавалось ощущение жуткого беспорядка.

Несколько неподвижных фигур лежали в постелях, накрывшись с головой.

– Вот тут будет твоя кровать, – сказала моя спутница и повела меня в дальний угол. – Тебе нужно сходить в прачечную и взять постельное белье для себя. Его меняют раз в две недели, имей в виду. Помывка – раз в неделю по выходным, в банном отделении. – Она повернулась и подмигнула мне. – Но если нужно, мы что-нибудь придумаем.

Мыться раз в неделю?! Я сглотнула. Осмотрела верхний ярус кровати, на который указала Ирина. Матрас показался тоненьким, как лист бумаги. Похоже, через такой ночью каждая пружина впивается в бок. На глаза снова навернулись слезы. Как же эта обстановка отличалась от моей собственной комнаты в доме отца и от апартаментов Ивара!

– А ты где спишь? – пробормотала я и украдкой смахнула слезинку.

– А я – под тобой, – Ирина указала на нижний ярус и сочувственно похлопала по плечу. – Не переживай. Ночью иногда трудно уснуть, особенно если храпят. Ну и фамильяры могут по постелям скакать. Но со временем привыкнешь.

Я выдохнула и вдохнула, заставила себя успокоиться.

– А мужчины тоже тут спят?

– Нет. Мужчин и женщин не селят вместе. Чтобы не провоцировать вспышку рождаемости.

Мы пошли обратно к выходу. Бросив взгляд на неподвижные фигуры, я наклонилась к Ирине и прошептала:

– А почему они спят, когда все остальные трудятся?

– А они не спят. Это первая партия после операции у Иллариона. От наркоза отходят, – пояснила она.

Я нахмурилась. Внесение в список и угроза стерилизации, как дамоклов меч, снова нависли над головой. Неизвестно, в какую партию внесут меня, и как скоро мой час наступит. Но время работало точно не в мою пользу, пока я прохлаждалась и обустраивала быт.

– Неужели отсюда нет никакого выхода? – взмолилась я Ирине, когда мы вышли на улицу. – Если я хочу на волю – нет шанса?

– Почему же нет? – задумчиво протянула она. – Можешь попробовать продать себя в чьи-нибудь любовницы. С твоими внешними данными, если правильно себя подашь, даже первая категория социальной опасности не станет помехой.