Стихотворения Поэмы Проза - Яков Полонский

   Вот, сказавши, что он скоро умрет, он действительно скоро умер. Сыновья поплакали и похоронили его как следует. Поплакавши и похоронивши, поехали они обозревать все царство, и неизвестно, сколько времени они там ездили и долго ли обозревали, только, возвращаясь назад, неподалеку от города, от столицы то есть, видят; на одном поле стоит преогромная печь".

   Тут все остальные мои спутники чутьем догадались, что -- сказка, кто был впереди -- поотстал, кто был позади -- приударил лошадь, и, таким образом мы поехали кучей, что очень редко случается; вечно вьюк отстанет, вечно кто-нибудь уедет вперед благодаря случайно попавшейся шагистой кобыле или горячему жеребцу, которого трудно держать целый день на поводах и ехать шагом.

   "Стоит на поле печь,-- продолжал Моисей Соломонович,-- и жарко топится, так и пышет полымя. Вот, слышут царевичи, что из печки кто-то зовет их на помощь и кричит:-- помогите, я сожигаюсь!"

   -- То есть горю,-- поправил я рассказчика,

   "Да, то есть горю,-- помогите кричит,-- горю! и таким жалобным, плачущим голосом, что царевичи, не зная, что и подумать, подъехали к печи; видят -- горит, слушают -- ничего не слыхать -- только огонь трещит да дым валит, а уж голосу и не слышно. Начали окликать -- никто не отзывается. Ну, видя, что делать нечего, решились ехать домой. Один только третий брат никак не хотел ехать, попросил братьев оставить с ним двух служителей, остался на поле и, когда те уехали, приказал таскать воду и заливать огонь. Долго они заливали; наконец огонь потух. Царевич велел раскапывать уголья -- искать, нет ли там человека или по крайней мере костей человеческих, но ничего, решительно ничего не нашел. Что же делать! Поехал он себе домой и лег спать по обыкновению. Ночью видит он сон: приходит к нему старик в белом платье и говорит ему: царевич, слушай, когда вы разделите царство, продай свою часть и на вырученные деньги построй на большой дороге караван-сарай {Иначе гостиница или постоялый двор. (Прим. авт.)}. Слушайся меня, если хочешь быть счастлив; а я хочу наградить тебя за твое доброе сердце".

   Сказка не без морали, подумал я и, соображая подробности рассказа, заключил, между прочим, что печь -- была грузинская печь, то есть круглая яма, выложенная кирпичами и гладко вымазанная внутри глиной.

   "Только что царевичи успели разделить царство покойника отца, меньшой брат их продал все, что ему досталось, и на вырученные деньги на большой дороге построил огромный караван-сарай, с конюшнями, разным жильем -- комнаты чудесные отделал, ячменю накупил -- провизии; и все прохожие и проезжие стали у*него останавливаться -- ночуют---и на другой день, разумеется, как следует хотят расплатиться, только царевич ни за что ничего не хочет брать от них. Так прошел год, и в этот год ничего особенного не случилось. Вдруг однажды зашел в этот караван-сарай купец, бедный, усталый, и попросил позволения приютиться и отдохнуть. Царевич принял его очень ласково,-- угостил его,--спросил: откуда и куда он идет и нет ли чего-нибудь нового?

   -- Я,-- говорит прохожий,-- был когда-то купцом первой гильдии".

   -- Моисей Соломонович! пожалуйста, не искажайте вашей сказки своими прибавлениями. Какой первой гильдии? Просто богатый купец.

   Моисей Соломонович покраснел и сказал мне, что точно, это был просто богатый купец.

   -- Ну, теперь продолжайте.

   "Первый, говорит, я был по богатству; поехал с миллионами, а возвращаюсь нищим.

   -- Отчего же это с вами так случилось?-- говорит царевич.

   -- Да так,-- говорит,-- услыхал я, к несчастию моему, что в одном царстве, у одного царя есть дочь, необыкновенная красавица, какой никогда еще не было в белом свете. Влюбился я заочно, по одним рассказам, и захотелось мне посмотреть на предмет моей страсти. Вот собрался я в дорогу и поехал в тот самый город, где живет красавица -- царская дочь. Долго я там жил; но сколько стараний ни употреблял, чтоб увидать ее, что ни делал -- истратил все свое богатство, все свои миллионы, и ничего,-- говорит,-- ничего не мог добиться,-- добился одного только, что достал портрет этой необыкновенной красавицы.

   -- Покажите мне этот портрет,--сказал царевич

   -- Извольте, я, пожалуй,-- говорит,-- вам покажу его.

   Тут он вынул небольшой портрет, развернул его и показал царевичу.

   Царевич упал в обморок".

   -- Да отчего же? -- спросил я не без удивления.

   -- Да уж так влюбился, что и на ногах не мог устоять.

   "Когда же очнулся, стал умолять купца уступить ему этот портрет и сказал, что не пожалеет за него отдать ему все свое состояние. Но купец ни за что не хотел расстаться с этой вещью. Ничего, говорит, мне не надобно, ничего, говорит, не возьму.

   -- Ну, скажите мне по крайней мере, где и в каком царстве живет эта красавица?

   Купец сказал, в каком царстве... и на другой же день рано утром отправился.

   Царевич проснулся также рано, велел оседлать трех лошадей, взял с собой двух служителей и поехал.

   Едет царевич, а сам даже и дороги не знает, позабыл спросить купца, а теперь и спросить некого. Едет наудачу,-- мудрено ли заблудиться. Едет день-два; захотелось есть. Вот расположился он у подошвы одной крутой горы; сел у одного куста, а служители у другого; стали они закусывать. А гора-то была, как бы вам сказать, ну вот такая точно, как Алев-гора, на которой мы сейчас только что были,-- крутая и высокая. В горе пещера, а на горе здание построено. Вдруг видит царевич, с горы идут к ним три девки -- то есть девушки, я хотел сказать, три прелестнейших девушки. Одна из них подошла к царевичу, а две другие подсели к служителям, стали их всячески обвораживать -- обнимать, знаете, и, наконец, упрашивать выпить по азарпеше вина, которое они принесли с собой. Вино было чудесное, лучше даже кахетинского самого лучшего: немудрено, потому что, надо вам сказать, это были три дьявола в виде девушек".

   -- Что ж, верно, царевич догадался и не стал пить,-- сказал я, но, как видно, дело вышло гораздо правдоподобнее.

   -- Помилуйте! -- заметил Моисей Соломонович,-- видит он, просят его выпить за здоровье -- нельзя же не выпить! Хоть бы вы, например,-- прибавил он в оправдание царевича,-- как бы вы отказались -- не выпили!.. нельзя! Царевич выпил, служители его также выпили,-- и только что успели опорожнить по одной какой-нибудь азарпеши, повалились и заснули крепким сном. Девушки вынули кинжалы и уже хотели было зарезать их, потому что, как я уже заметил вам, это были злые духи,-- дьяволы, а не девушки.

   Только что вынули они кинжалы, как вдруг откуда ни возьмись является огромного роста человек, весь голый, только один башмак на одной ноге.. Выхватывает он у сонного царевича шашку и ну рубить девушек. Положил их всех на месте и стал будить царевича.

   Царевич проснулся, и его служители также проснулись.

   Все трое ужаснулись и чуть не заплакали, когда увидали, что все три девушки лежали изрубленными; а какой-то голый человек стоит, опершись на шашку, и смотрит на них как ни в чем не бывало. Царевич очень струсил; но голый человек подошел к нему и сказал: не бойся, я избавил вас от явной смерти. Эти девушки не что иное, как злые духи. Они, говорит, хотели погубить вас; но им не удалось, потому что я изрубил их.

   -- Да кто же ты? -- спросил его царевич,-- что за человек? скажи, пожалуйста.

   -- Я,-- говорит,-- Делибаштала, верный слуга твой. Все, что ни прикажешь, все,-- говорит,-- для тебя сделаю. Теперь я от тебя не отстану -- куда ты, туда и я.

   -- Пожалуйста, мне тебя не нужно! -- сказал царевич.-- Возьми за твое доброе дело все что хочешь, только отстань.

   -- Нет,-- говорит,-- я от тебя не отстану; без меня тебе и дороги не найти. Знаю, зачем ты едешь, и непременно пойду в тот самый город, где живет царевна.

   -- Помилуй, скажи, как же ты пойдешь со мной в город, да ты меня осрамишь,-- ты совсем голый, ничего на тебе не закрыто! На меня будут пальцем указывать. Я от стыда не буду знать, куда и деваться. Помилуй, Делибаштала, не ходи со мной!

   -- Нет,-- говорит,-- я с тобой!

   Ну, что делать? Поехал царевич, голый человек шагает подле,-- только один башмак на ноге хлопает. Как ни скачет царевич -- голый человек хоть и шагом идет -- не отстает, оттого, что, понимаете, ноги-то длинные; раз шагнет -- перегонит. Ничего нет невероятного".

   Согласившись с Моисеем Соломоновичем, что в его сказке ничего нет невероятного, я попросил его продолжать, так как голый Делибаштала начинает интересовать меня. Что-то будет...

   "-- Посмотрите, что еще будет! это чудесная сказка,-- сказал Моисей Соломонович и поправил на голове грузинскую шапку.

   "-- Я сам вижу, что чудесная,-- отвечал я.

   -- А хотите, у меня есть еще другая сказка, я начну вам другую.

   -- Нет, уж кончите сперва эту. Я хочу знать, что случилось с царевичем и приехал ли он в город. "Приехал он в город и остановился в одной гостинице. Голый человек решительно его сконфузил. Представьте себе, идет по улице -- голый! Все глядят -- останавливаются; а ему и горя нет. Царевич покраснел от стыда; но делать было нечего. Как он его ни упрашивал отстать хоть немного, голый Делибаштала все время шел возле лошади, до самой гостиницы.