Твоя реальность — тебе решать - Ульяна Подавалова-Петухова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну… Не стесняешься?
— Нет. Чего стесняться? Мы уже всё видели. Не парься, — и она отвернулась.
Черный классический комплект белья на белой коже казался иссиня-черным. На спине, руках и ногах тут и там проступили полосы от ремня. Тимка отвернулся, влез в форменные штаны и вышел из комнаты. Карина проводила его глазами и хмыкнула, а парень вернулся с каким-то тюбиком, сел на свою кровать, сдвинув вещи в сторону.
— Нужно смазать, быстрее заживет, — пробормотал он.
Карина уставилась на него и усмехнулась:
— Уваров, твой пикап не сработает!
— Клинкина, ты себе льстишь. Девчонка ты, конечно, фигуристая, но наш этап пройденный. Спину давай.
— Если твоя пигалица узнает, что ты мне спинку мазал, она меня в линолеум из рекреации замотает, — усмехнулась Карина, но всё же повернулась.
— Может быть, может быть…
— Ревнивая.
— Не знаю.
— Я знаю. Она меня так приложила фейсом в стену, едва нос не свернула.
— А ты не приставай к детям! И от Ника отвянь. Ты ему до звезды!
— Он мне тоже. Так… спортивный интерес был. Ну как у парней: даст — не даст?
— Ты, насколько я помню, девчонка.
— А ты помнишь?
У Тимки дрогнула рука.
— Ну… я же не контуженный…
— А за что ты просил прощения? Ну, ночью…
Уваров поднялся и развернул ее за плечи к себе, глянул в лицо. Ее серо-зеленые глаза смотрели с насмешкой. Длинная русая коса была переброшена на спину. И без своего боевого раскраса, без локонов она казалась настоящей. Живой и ранимой. Девчонкой, одним словом.
«Стройная, но не анорексичка. Фигуристая», — мелькнуло в голове у Тима, и, видимо, что-то такое отразилось на лице, потому что серо-зеленые глаза стрельнули, а губы плотоядно ухмыльнулись.
— Любуешься? — проговорила Карина приглушенно.
— Есть чем, — так же приглушенно ответил парень.
— Да? — и тонкие пальцы легли на Тимкину грудь.
Но подросток хмыкнул. Небо в глазах заплясало чертями.
— Клинкина, так и быть, дам совет. Так сказать, окажу гуманитарную помощь. Парни по своей натуре охотники. А женщина — дичь, трофей, награда (нужное подчеркнуть). Нам скучно и неинтересно, когда что-то просто падает в руки. Никакого азарта. Это как на рыбалку придешь, а там рыба из озера сама в ведро прыгает. А как же драйв: подсечь, тянуть, чувствуя, что может сорваться! Вот что такое спортивный азарт. Ты красивая, умная, но… Мне и тогда, прошлым летом, сказали, что ты… дашь. Я, честно говоря, не думал, что выгорит, но… И извинялся ночью я за себя прошлогоднего. Я использовал тебя, чтоб свою боль заглушить… Мне было хреново — знаешь, когда на грани фола?! — а тут ты. Красивая и… доступная… Я не знаю, понравилось ли мне… ощущений не помню. А вот стыд за это до сих пор здесь, — и парень ударил себя кулаком по груди.
Она молчала. Смотрела, будто впервые видела. Не смотрела — видела. Словно до этого он был невидимкой. Как тогда, в туалете чужой квартиры... Тимкина откровенность казалась ей зеркальным отражением собственных чувств. Горьких, пустых и одиноких. И никому не нужных.
— Не парься, Уваров. Под венец не потащу, — сказала она, и глаза вдруг стали холодными.
Тим протянул ей мазь.
— Дальше сама, у тебя три минуты, — и пошел из комнаты, подхватывая на ходу майку, повешенную на спинке стула.
— А сам? — прокричала Карина, влезая в футболку Елены Николаевны. (Ее собственная майка так и не отстиралась. Классная завернула в нее пузырек с каким-то модным отбеливателем и наказала еще раз дома постирать).
— А я не железный! — крикнул Тим в ответ, и Карина от такой откровенности, запутавшись в штанине, едва успела поймать себя. Она даже оглянулась в коридор.
Тимка стоял у шкафа-купе перед большим зеркалом. Одернул куртку, поправил ремень с широкой пряжкой, двинул козырьком, выравнивая кепку по центру. Потом глянул на наручные часы.
— Клинкина! Резче давай! — сказал парень и оглянулся на дверь.
Карина влетела в штаны, подхватила толстовку. Схватилась за карманы, вскинула перепуганные глаза на Тимку, тот усмехнулся.
— Всё в сумке твоей, — и парень бросил девушке ее сумку.
Та подхватила и уставилась на парня.
— Елена Николаевна…
— Не ссы! Я сам вывернул твои карманы и сунул всё в сумку.
Карина выдохнула с облегчением и стала обуваться. Поднесла кроссовку к глазам и улыбнулась несмело: ей даже кроссовки выстирали.
— Бросала б ты эти вейпы. Дрянь это всё.
— Обычные сигареты лучше?
— Хрен редьки не слаще. И мне любопытно, а на кой столько презиков? Вот воистину нельзя заглядывать в женскую сумку. В твоей случайно пистолета нет?
— Презики? Пусть лучше будут и не нужны, чем нужны, и нету. Пистолета нет. Погнали. Опаздаешь, тебе Иваныч Армагеддон устроит.
Подростки вылетели за дверь. Карина шагнула к лифту, Тимка рванул вниз по лестнице.
— Уваров! — крикнула девочка.
Тимка замер между этажами.
— Ну чего?
— Лифт!
— Четвертый этаж!
— Ладно, я с тобой, — и она сорвалась к нему, легко перепрыгивая через ступеньки.
— Нет уж! Мне еще не хватало твоей подвернутой ноги. Нести тебя потом? Я и так с тобой чуть грыжу не заработал, пока корячил на себе от тропинки к машине, от машины к лифту и потом по квартире. Похудеть не хочешь?
— Ни за что! Я и диеты несовместимы!
Они сбежали вниз. Тимка первым, за ним Карина.
— Уваров, стой! — позвала она.
Тимка в нетерпении оглянулся:
— Ну чего…
Однако договорить не смог. Остановившись на последней ступеньке, Карина стала одного с ним роста. Тонкая рука обвила загорелую шею и, прежде, чем Тим успел что-то сделать, притянула к себе. Губы, пахнувшие мятой, нашли Тимкины, припали к ним жадно. Парень опешил и даже не сразу сообразил оттолкнуть от себя девушку. Она отстранилась сама, посмотрела в голубое смущенное небо, улыбнулась.
— Это наши точки над Ё, Уваров. Пока, — сказала Карина и бросилась из подъезда. Тим проследил за ней взглядом, вытер губы.
«Действительно, точка»,— решил он и поспешил на Зарницу. На