В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина

— Увы, придется снова идти любезничать со старыми колпаками.

Бедняжка не имела ни минуты настоящего покоя после смерти матери. Этот вздох меня удручил, что я не преминула ей выразить. Она перебила меня с живостью:

— Нет, нет, пожалуйста, не сокрушайтесь обо мне. Знаете, я очень много размышляла этой зимой, еще до нашего несчастья, и поняла, что на первом месте должен быть дух жертвенности как в великом, так и в малом. Теперь я это знаю на опыте. Как только я задумываюсь о себе, я чувствую себя несчастной. Чтобы избежать этого, есть только один способ, уверяю вас, — думать о других.

Я умолкла, но сердце мое вознеслось в порыве благодарности к Богу.

Через шесть недель после смерти Государыни младшие Великие князья заболели корью. Болезнь охватила весь дом. Вскоре она настигла и Великую княжну с ее четырьмя детьми. Государь очень часто навещал больных. Он переходил с этажа на этаж и долее всего оставался рядом с дочерью, комнату которой я не покидала ни на минуту. Так что я видала его по нескольку раз в день и мы беседовали о том, о сем, чтобы не давать Великой княжне говорить самой. Однажды я попросила Государя подарить мне портрет Государыни, выполненный после ее смерти. Эти снимки не были в продаже. Государь оставил за собой исключительное право их распространения. Он ответил любезным согласием, и, поблагодарив его, я решила, что настала подходящая минута высказать свое маленькое исповедание веры, чтобы раз и навсегда выразить мое нравственное отношение к прошлому. Впрочем, он и не мог не узнать его на протяжении стольких лет, что я жила под одним с ним кровом.

— Осмелюсь добавить. Ваше Величество, — сказала я, — что я чувствую себя достойной владеть этой драгоценной карточкой, потому что я всем существом принадлежала Государыне.

Он ничего не ответил, но портрет мне прислан не был, что я не могу приписать простой забывчивости. У Государя была великолепная память, он никогда не заставлял долго ждать исполнения просьбы. Позднее Великий князь Сергей Александрович подарил мне этот портрет, которого желала моя душа, но весь эпизод показался мне значительным как предвестник будущих событий. Может быть, уже тогда Государь прикидывал в уме и рассчитывал, кто может принять его сторону. События подтвердили, что я оказалась права, высказавшись откровенно. А в то время я сочла корь, свирепствовавшую в доме, за благодеяние. Для детей Государыни это было время вынужденного уединения, в котором они очень нуждались. К тому же они были, таким образом, ограждены от встреч с другой семьей, которая появлялась теперь все более открыто, отбросив в сторону всякое стеснение и всякий налет тайны. Гуляющие в Царскосельском парке часто встречали траурный экипаж, в котором красовалась княжна Долгорукая со своим потомством. Встречая знакомых. Государь порой их останавливал и беседовал с ними, невзирая на присутствие своего незаконного сопровождения. Так, архиерей Рождественский и прусский генерал Вердер были застигнуты врасплох и огорченно жаловались мне потом на этот знак неуважения со стороны Государя. Со мной не случалось ничего подобного единственно потому, что, зная о постоянстве Государя даже в его непостоянстве, я избегала выходить из дома в часы его обьганых прогулок.

Да, пелены спадали с глаз одна за другой, и нетрудно было предвидеть, что все это предвещало. Однажды, перед самой смертью Государыни, я сказала одной из приятельниц:

— Храни Господь нашу Государыню, потому что, как только ей закроют глаза. Государь женится на княжне Долгорукой.

Приятельница с возмущением отвергла подобное предположение, исходившее, по ее словам, от моего беспокойного характера, склонного к преувеличениям. Однако в этом предположении не было ни преувеличения, ни пророческого предвидения. Это было просто следствие моего очень хорошего знания натуры Государя и новых теорий, усвоенных им со времени связи с княжной Долгорукой. Прежде чем испытать эти теории на себе, он поощрял их применение другими. Часто я слышала его похвалы в адрес лиц, которые того совершенно не заслуживали, единственно потому, что с ними случилось то, чему пристало бы название восстановление. Под влиянием того же принципа он стал невероятно терпим к восстановленным дамам, которые прежде не могли и мечтать попасть ко двору, а теперь проникали сюда с необыкновенной легкостью. Это происходило особенно часто в отсутствие Государыни, которая по возвращении была вынуждена их терпеть. Нет нужды говорить, какая распущенность возникла в обществе. Увеличивалось число разводов, внебрачные дети становились законными, почти беспрепятственно можно было жениться на жене соседа, купив за взятку решение Консистории. В кругах, самых близких к трону, часто возникали шумные скандалы. Я могла бы назвать изрядное количество высокопоставленных особ, даже русских послов, аккредитованных в других странах, позволявших себе подобные выходки и нимало не потерявших монаршей милости.

Однажды вечером я сидела за чайным столиком возле Государя, и он принялся мне рассказывать об одной такой постыдной свадьбе, бывшей у всех на устах. Я выразила глубокое негодование по этому поводу.

— Что поделаешь, — сказал он, совершенно невозмутимо пожимая плечами, — такое нынче время.

Я взглянула на него, онемев от изумления. Подобные слова из уст самодержца всея Руси были по меньшей мере поразительны. Когда Государь уселся за ломберный столик, а я за столик Государыни с чтением в руках, я не могла удержаться и вернулась к предмету, от которого у меня кипела кровь в жилах.

Я даже позволила себе обратиться к Государыне в следующих выражениях:

— Знаете, сударыня, в этом отчасти вы сами виноваты. Вы говорите, что Государь не вмешивается в действия Синода, но есть другой способ, еще более успешный, для того, чтобы положить конец подобным нарушениям. Вы не можете помешать послу жениться на супруге его секретаря или генералу на жене своего адъютанта, но вам отнюдь не возбраняется сместить посла и генерала с их должности и объявить, чтобы ни они, ни их жены не появлялись вам на глаза. Я знаю свет, сударыня, и уверяю вас, что это самое верное средство и оно заставит каждого дважды подумать, прежде чем броситься в авантюру незаконной связи.

Государыня согласилась со мной, я это видела, потому что она глубоко вздохнула и промолчала. Я не сомневаюсь в верном направлении ее мыслей, но, к сожалению, власть была не в ее руках, а в руках тех, кто был непростительно распущен.

Еще задолго до того, как стали ходить настойчивые слухи о предполагаемой женитьбе Государя, я была уверена, что она уже состоялась. Мне никто не говорил этого, и, однако, я была уверена, основывая свои подозрения на бесчисленных угрожающих признаках. Мое превосходное знание помещений дворца способствовало этому. Походная церковь, о которой я упоминала выше, должна была быть свернута спустя шесть недель после смерти Государыни. Она была недалеко от покоев Государя, хотя он жил в первом этаже. Он мог проходить в нее по внутренней лестнице, не рискуя привлечь внимание обитателей дворца. Ни одно место не могло быть столь благоприятным для сохранения тайны такого рода, и навязчивая мысль, что брачная церемония свершилась именно здесь, врезалась мне в мозг так четко, что я сама этому удивлялась. Я ничего никому не сказала, но через два дня, проходя по залам дворца в покои больных Великих князей, я спросила у дежурного лакея, убрана ли церковь.