Глубокая, как река - Ширл Хенке

— Какой же вы считаете меня легкомысленной, — грустно заключила больше для себя, чем для собеседника, Оливия и сосредоточила все внимание на обработке ран, потом осмотрела правую руку со сбитыми в кровь распухшими суставами. Сэмюэль поморщился, когда девушка приложила к ним холодное мокрое полотенце, но она прижимала все сильнее и вдруг проговорила:

— Вы почти выполнили свою угрозу — свернуть ему шею голыми руками. Это из-за меня? — Что заставило ее задать этот вопрос? Оливия затаила дыхание и подняла голову, взглянув в неистово синие глаза.

17

Время остановилось для молодоженов, застывших у камина в свете весело потрескивавшего огня, среди осколков посуды и поломанной мебели. Оливия все еще держала руку Сэмюэля, выронив полотенце.

— Не могу понять, что в тебе есть такое… — тихо проронил Сэмюэль, будто размышляя вслух и не осознавая, что облек свою мысль в слова. Он видел только бездонные зеленые глаза и вновь переживал те страшные мгновения, когда перед ним предстала полуобнаженная Оливия в объятиях Парди. В ту секунду полковник испытал шок — показалось, будто девушка страстно прильнула к англичанину и готова ему отдаться. Можно ли верить ее утверждению, что она пыталась дотянуться до рукоятки кинжала? Шелби не знал ответа, но в данный момент и не старался его найти. Его обуревали совсем иные тревоги.

Оливия всматривалась в лицо Сэмюэля в попытке понять, все ли еще он сердится на нее, ревнует и не верит. Она не знала, как вывести его из состояния задумчивости, и выпалила первое, что пришло на ум:

— С мыслью о праздничном ужине придется распрощаться, но если ты голоден, я пойду узнаю у повара, может…

— Обойдусь без ужина, у меня голод иного порядка, — сказал он, не отводя глаз от ее вспыхнувшего лица и чувствуя, как у нее учащенно забился пульс.

— У нас… у нас так мало общего, — пробормотала она, запинаясь.

— У нас есть вот это, — ответил Сэмюэль, и его губы стали медленно приближаться.

Он коснулся ее губ ласково, как бы нехотя, будто ожидая, что она отпрянет и запротестует, но произошло обратное: Оливия ответила на нежный поцелуй, сжала тонкими пальцами распухшие суставы на его руке. Вспомнилось темное от гнева лицо Сюмюэля, увидевшего жену в объятиях Парди, и грозный голос: «Уберите руки!» Значит, она ему небезразлична.

Пока еще она была его женой только на словах, но скоро, очень скоро могла стать его на деле; тогда он узнает о ней всю правду, развеются все сомнения относительно ее целомудрия. Однажды она дала себе клятву не позволить ему узнать правду, но трудно, невозможно сдержать слово, когда он так близко и пьет из нее, как если бы затерялся в пустыне и припал наконец к живительному источнику. «Нет, это я потерялась, потерялась навсегда».

Сэмюэлю передался трепет девушки, и он сам дрожал от желания, какого никогда в жизни не испытывал, даже в далекой юности.

— Черт побери, все равно нам не удастся аннулировать брак, — пробормотал он и вновь поцеловал девушку, на этот раз горячо, отдавшись на волю страсти.

Оливия не услышала или не смогла разобрать его слов, потому что Сэмюэль прижал ее еще крепче, его пальцы сплелись с ее волосами, потянули вниз и запрокинули голову, обнажив горло. Его губы прошлись по подбородку, оставив влажные следы на горле, и замерли в углублении, где часто бился пульс. Жаркие поцелуи бежали все ниже за ворот ночной рубашки и достигли груди.

Когда груди коснулась его рука и слегка приподняла, Оливия застонала и чуть не задохнулась от сладостной боли, пронзившей все тело, ощущая, как Сэмюэль тронул сосок, обвел пальцами и легонько сжал. Он стянул вниз ночную рубашку, припал губами к другой груди, и девушка растворилась в наслаждении, превратилась в легкий ручеек, бегущий по камням. Под его ласками тело натянулось как струна и пело мелодию любви, изнывая от блаженства.

Оливия обвила его шею руками, и Сэмюэль поднял девушку, унес от огня камина, положил на кровать, встал на колени и медленно снял ночную рубашку, открыв тонкую талию, плоский живот и крутые бедра. Отбросив рубашку, Сэмюэль залюбовался обнаженной девушкой.

— Ты само совершенство, — сказал он, провел ладонью по бедру и увидел, что Оливия сомкнула глаза и будто даже замурлыкала, как ласковая кошка. Она чувствовала на себе его жадный взгляд, он пожирал глазами ее обнаженное тело, возвышаясь над ней, как языческий идол, могучий и темный. Когда девушка открыла глаза, Сэмюэль стоял спиной к огню, лица не было видно, но ярко светились дивные синие глаза.

Внезапно ей стало стыдно. Ведь ни один мужчина никогда не видел ее обнаженной. А вдруг Сэмюэль решит, что она слишком худая? Или длинная и нескладная? Говорят, многим мужчинам нравятся пышная полнота и выпуклые формы. Но когда рука Сэмюэля коснулась ее бедра, стало ясно, что нет причин для беспокойства, и Оливия вновь прикрыла глаза.

Она почувствовала, как его ладонь скользнула по бедру и остановилась у средоточия ее женственности, там, где ощущалось прежде незнакомое Оливии томление. Оливия открыла глаза и встретила его взгляд. Сэмюэль был по-прежнему одет, а она обнажена, он сохранял самообладание, а она не владела собой. Оливия тщетно попыталась прикрыться руками.

— На меня никто никогда так не смотрел, — прошептала она.

— Иногда нужно меняться ролями, — усмехнулся в ответ Сэмюэль. — Ты видела меня обнаженным тогда на реке, а сегодня моя очередь. Ведь ты же тогда не отвернулась, тебе понравилось? Не отрицай.

— Не… не буду, — пролепетала она, и он вложил руку меж ее ног и стал ласкать шелковистую кожу.

— А теперь… теперь моя очередь… и мне тоже очень нравится, — сказал он, нагнулся и коснулся языком ее пупка, прижав ее руки к постели, потом вновь стал жарко целовать грудь, а Оливия стонала, выгибая спину. Сэмюэль выдохнул проклятие, встал, быстро разделся и лег на кровать.

В первое мгновение девушке показалось, что не выдержит его тяжести, но страхи развеялись, когда он стал жадно ее целовать, как в тот первый раз на брошенной ферме близ Вашингтона. Однако сейчас все было иначе, не мешала одежда, и на грани нового открытия Оливия забыла обо всем на свете.

Коленом Сэмюэль раздвинул ее ноги, а она помышляла только о том, чтобы он скорее разделил с ней сладостную боль, и он будто понял, коснулся заветного места, и Оливия сама широко разбросала ноги, выгнула спину и выкрикнула его имя. Сэмюэль ощутил преграду на своем пути. «Нет, этого не может быть!» — мелькнуло в голове, и он вошел в нее. Резкая боль пронзила ее тело, будто разорвали надвое. Оливия закусила губу и отвернула голову, но успела заметить удивление, почти испуг, сверкнувшее в его глазах. Сэмюэль не двигался, не мог прийти в себя от изумления, молча смотрел на ее лицо с сомкнутыми веками, из-под которых стекали слезы. Он снял их кончиком языка и тихо сказал: