Самурай (пер. В. Гривнина) - Сюсаку Эндо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С молодости меня почему-то больше всех апостолов, даже Петра, которого возлюбил Господь, влечет к себе Павел. Потому что он так же, как я, жаждал покорять. Мне даже кажется, у него были точно такие же недостатки, как у меня. Из-за своей пылкости он мог обидеть других, в том числе и Петра. Защищая свою веру, он спорил с остальными апостолами. По-моему, я чем-то похож на него. Павел отвергал бездеятельность, нерешительность апостолов. Так же как я не могу простить иезуитам недопустимое малодушие, проявленное в распространении веры в Японии. Павла пытались оклеветать, очернить – и этим тоже моя судьба похожа на его. Только благодаря неустанным трудам Павла, его стремлению обращать в христианство язычников вера Христова распространялась среди других народов. Вот и я: как бы ни клеветали на меня иезуиты, осмелятся ли они утверждать, что я ничего не сделал для распространения веры в Японии? Сегодня, стоя на палубе, пронизываемой ветром, я много раз повторял поучения Павла, приведенные в конце «Деяний апостолов», особенно прекрасные слова из «Книги пророка Исайи», которые он цитировал:
Пойди к народу сему и скажи:Слухом услышите, и не уразумеете;И очами смотреть будете, и не увидите.Ибо огрубело сердце людей сих,И ушами с трудом слышат,И очи свои сомкнули, да не узрят очами,И не услышат ушами,и не уразумеют сердцем,и не обратятся, чтобы Я исцелил их.
Позавчера нас настиг шторм. Волны обнажили белые клыки, пенились, в снастях стонал ветер, небо покрыли свинцовые тучи. Китайцы забеспокоились, что шторм обрушится на нас у архипелага Ситито. Готовясь к худшему, я связал в узелок все самое необходимое – молитвенник, свои записи, хлеб и вино для причастия – и думал только о том, чтобы не выпустить все это из рук.
После полудня море разбушевалось, китайцы решили укрыться у острова Кутиносима, одного из островов архипелага Ситито, и направили джонку к берегу. Часа в три начался проливной дождь, поднялся ветер. Паруса надулись, джонка то взлетала на волнах вверх, то стремительно летела в пропасть между валами. Чтобы не смыло в море, пришлось привязаться веревкой и лечь ничком на палубу.
Шторм, длившийся четыре часа, порядком потрепав нас и отогнав джонку к Японии, утих. Руль сломался. До самого утра нас носило по темному морю, и мы были бессильны что-либо сделать. Когда наступило тихое ясное утро, так не похожее на вчерашнее, на горизонте в спокойно переливавшемся в лучах яркого солнца море показался остров Кутиносима. Нам помогли японские рыбаки, подплывшие к джонке на своих утлых суденышках.
Сейчас я нахожусь в рыбачьей хижине. Думая, что я купец, направляющийся в Боноцу, они накормили меня, дали одежду.
После шторма небо ярко-голубое, словно его выстирали. Остров – потухший вулкан, и прямо передо мной высится огромная гора с тремя вершинами. На отлогом берегу, усыпанном вулканическим пеплом, стоит тридцать рыбачьих хижин – только эти рыбаки и живут здесь. И нет ни одного чиновника. Чиновники, по рассказам островитян, приезжают сюда раз в год из Сацумы – с проверкой архипелага Рюкю.
Ничего не ведающие островитяне обещали, как только я немного окрепну, отвезти меня в Боноцу, но китайские матросы сказали, что им удастся починить руль на джонке.
Вот я и вернулся. Четыре дня назад мы покинули Кутиносиму, и наконец передо мной Япония. Япония, которую во имя Господа я должен покорить.
Вскоре на востоке показалась конусообразная гора. Она напоминала маленькую Фудзи. Не знаю ее названия. Море ярко сверкало под жарким солнцем, побережье ослепительно белое и безлюдное. За ним холмы, густо поросшие кустарником, точно джунгли.
Некоторое время джонка двигалась вдоль побережья на запад, и тут в тени утеса я увидел с десяток неказистых домишек рыбаков. На берегу сушились три лодки. Слева громоздились черные вулканические глыбы – это был причал. Здесь тоже – ни живой души. Похоже, что разразилась эпидемия и все жители в страхе бежали отсюда.
Китайцы уговаривали меня высадиться, но я колебался. Мне почему-то была неприятна тишина, окутавшая деревушку. Казалось, что в темных рыбачьих хижинах кто-то прячется и исподтишка наблюдает за каждым моим шагом. Я даже подумал, что кто-то уже тайно донес властям о моем прибытии. Я знал, как коварны и ловки японцы.
Прошло довольно много времени. Все точно оцепенело от жары. В конце концов я решился высадиться и сказал об этом китайцам. Джонка стала медленно двигаться к причалу, я стоял на носу с узелком в руках (тем самым, с которым не расставался во время шторма), но тут из-за восточного мыса появилось судно. На нем развевался флаг с гербом здешнего князя, двое чиновников неотрывно смотрели на нас.
Стало ясно, что им уже известно о нашей джонке. Я поспешно выбросил в море узелок, чтобы не обнаружили молитвенник и вино для причастия. Скажу им, что я купец, направляющийся в Боноцу, что мы попали в бурю, судно повреждено и поэтому нас отнесло сюда.
Они стремительно приближаются к нам. Скоро решится моя судьба, определенная Господом. На все Его воля. Воспойте Господу, вся земля; пойте Господу, благословляйте в гимне Его…
Я предал себя в руки Его. Это не было слабостью или отчаянием, а только неколебимой верой, которой научил нас Господь на кресте.
Меня схватили. Чиновники из Боноцу оказались не такими глупыми: мне не удалось обмануть их. Делая вид, будто поверили, что я купец, они посадили меня в тюрьму, пока не будет закончено дознание. В темнице уже было несколько человек, подозреваемых в принадлежности к христианству, и чиновники подслушивали все наши разговоры. Больной старик попросил соборовать его. Это и доказало им, что мы христиане.
Из тюрьмы в Боноцу меня перевезли в Кагосиму и там допрашивали до самой зимы, а после Нового года на судне отправили в Нагасаки. Сейчас я в Омуре, недалеко от Нагасаки. Из окна видно спокойное море.
Вместе со мной и японскими христианами здесь же находятся доминиканец отец Васкес и монах-японец Луис Сасада. Темница – это клетка из толстых бревен, в щели между ними можно просунуть два пальца; в углу дверь, через которую к нам входят стражники, – она, разумеется, на замке.
Когда меня водили на допрос, я увидел, что тюрьма окружена двумя рядами остроконечных кольев, а между ними посажены колючие кусты терновника, чтобы никто не мог проникнуть снаружи. За оградой – крытая соломой лачуга стражников, дом начальника тюрьмы и кухня.
Изо дня в день мы получаем лишь рис с приправой из овощей и свежую или соленую редьку, иногда соленую рыбу. Стричься и бриться нам не разрешают, и мы стали похожи на отшельников. Стирать и мыться нам не позволяют, поэтому мы заросли грязью, но хуже всего то, что и нужду мы вынуждены справлять здесь же. Из-за этого стоит страшная вонь – дышать невозможно. Никаких свечей нам не дают, и вечерами сидим в полной тьме.