Самурай (пер. В. Гривнина) - Сюсаку Эндо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это он уже видел в своих мечтах. На поверхности воды, освещенной неярким солнцем, плавали утки, они крякали, чистили клювы, а потом стайкой плыли к берегу. В некотором отдалении от них скучились кряквы с темно-зелеными шейками. В отличие от остальных уток они взлетали не стаей, а поодиночке.
Лебеди плавали на другом конце озера, вдали от остальных птиц. Время от времени они, покрутив головой, погружали ее в воду. А когда голова снова появлялась над поверхностью, в желтом клюве серебром сверкала рыбка. Устав плавать, они выбирались на берег и, широко раскинув крылья, чистили перья.
Он не знал, откуда прилетают сюда эти птицы и почему избрали крохотное озеро для своей зимовки; наверное, во время долгого путешествия некоторые из них погибают от голода.
– Эти птицы… – прошептал прищурившись Самурай, – они тоже пересекли безбрежное море и видели много стран.
Ёдзо, обхватив руками колени, неотрывно смотрел на озеро.
– Пожалуй, и правда… путь был долгим.
На этом разговор прекратился. Самурай подумал, что больше ему нечего сказать Ёдзо. Горьким был не только путь этих птиц. Несладким было и его прошлое, и прошлое Ёдзо, хотелось сказать Самураю.
Поднялся ветер, по озеру побежала рябь, утки и лебеди тихо поплыли в сторону от берега. Склонив голову, Ёдзо сидел с закрытыми глазами – Самурай догадался: он старается сдержать нахлынувшие на него чувства. Он даже подумал, что в профиль его верный слуга очень похож на того человека, который склонив голову был готов стерпеть любые мучения. «Он всегда рядом с нами. Он прислушивается к нашим страданиям и скорби…» Нет, Ёдзо никогда не оставлял Самурая, не оставит его и сейчас. Он всегда тенью следовал за ним. И ни разу и словом не обмолвился о горестях хозяина.
– Я думал, что стал христианином лишь для видимости. Чувство это не изменилось и сейчас. Но, поняв, что такое государственная мудрость, я стал временами думать о том человеке. Мне даже кажется, что я понял, почему его изображение в каждом доме в тех странах. Любой человек в глубине души хочет, чтобы рядом с ним всегда был кто-то, кто не предаст, не покинет – будь это даже приблудная собака. Тот человек для каждого – вроде такой собаки. – Точно говоря сам с собой, Самурай повторил: – Да, тот человек вроде такой собаки, которая всегда с тобой. Это написал на своих листках японец из Текали. Он всю жизнь говорил это своим друзьям. Говорил, что Сын Человеческий пришел, чтобы служить людям.
Ёдзо наконец поднял голову и задумчиво посмотрел на озеро, стараясь понять слова хозяина.
– Ты веришь в Христа? – тихо спросил Самурай.
– Да, – ответил Ёдзо.
– Никому не говори.
Ёдзо кивнул.
– С наступлением весны перелетные птицы покинут наши места, а нам до конца жизни оставаться в Ято, – сказал Самурай веселым тоном, чтобы сменить тему разговора. – Ято – наш родной дом.
Побывал он во многих странах. Пересекал безбрежное море. И вот вернулся к себе, где все те же нищие деревни и скудные земли, – это чувство все сильнее овладевало им. Так и должно быть. Бескрайний мир, множество стран, безбрежное море. Но люди везде одинаковые. Повсюду воюют, ловчат, хитрят. И в замке Его светлости, и в мире, в котором живет Веласко, – везде одно и то же. Самурай не просто увидел множество земель, множество стран, множество городов – он убедился, что над всеми властвует карма. Но над кармой возвышается тот худой, жалкий человек с пригвожденными к кресту руками и упавшей на грудь головой. «Мы плачем в долине скорби и припадаем к Твоим стопам» – этими словами заканчивались записки монаха из Текали.
Чем отличается наша жалкая Ято от бескрайнего мира? Ято – это весь мир, так хотел сказать Самурай Ёдзо, но не нашел нужных слов.
Япония. Япония, где свирепствует буря гонений, где живет лишь вражда к Богу. Почему же мое сердце привязано к тебе? Почему же я мечтаю вернуться к тебе?
Двенадцатого июня. Я сел в китайскую джонку и покинул Лусон, где прожил год. Сосланные в Манилу японские верующие тайно собрали для меня деньги. На них я смог купить изъеденную термитами джонку и нанять матросов.
Мне неведомо, что Господь наш Иисус подумает о моем безрассудстве. Я не могу понять, какова воля Господа: чтобы я до конца своих дней прожил в тихой Маниле или снова отправился в Японию вести сражение? Но я уверен, что рано или поздно он даст мне знак. И да свершится воля Его.
Мой поступок безрассуден. Я решил вернуться в Японию, где преследуют христиан. В глазах людей это действительно может показаться безрассудством. Даже сосланные в Манилу японцы, узнав о моем плане, качали головами и говорили, что это безрассудство. Говорили, что это глупо, потому что не успею я высадиться, как меня схватят. Но если я веду себя безрассудно и глупо, то разве не столь же безрассудно поступил Господь наш Иисус, отправившись в Иерусалим? Зная, что его убьют, он вместе со своими учениками отправился в Иерусалим. Господь знал, что умрет, но знал также, что смерть Его послужит людям. Нет большей любви, чем та, когда человек отдает жизнь за ближнего.
Я все время думаю об этом. Ближние, за которых я должен отдать свою жизнь, – не монахи, которые спокойно молятся в манильском монастыре, а японские верующие и тот человек в лохмотьях, просивший в Огацу отпущения грехов. «Успокойся. Настанет день, когда уже никто не будет смеяться над твоей верой», – поучал я его. Где он сейчас? Я обманул его. В Японии так и не настал день, когда верующие могли бы с гордостью говорить: я христианин. Но я не забыл этого человека. Из-за него я не смог остаться в Маниле.
Плавание продолжается. Море спокойное. Я каждый день молюсь о Японии. Молюсь о японских посланниках, с которыми расстаются на Лусоне. Молюсь о том человеке в лохмотьях. Я полжизни был связан с этой бесплодной страной. Я пытался посадить там Божью лозу, но она не прижилась. Все равно эта земля – моя. Земля, которую я обязан покорить во имя Бога. Мое сердце приковано к Японии именно потому, что земля ее бесплодна.
На востоке показался скалистый остров. Крушась о скалы, волны, взбивая пену, рассыпаются мелкими брызгами. Я здесь уже плыл когда-то. Это южная оконечность Формозы. Вскоре мы минуем острова Рюкю, пройдем архипелаг Ситито, известный как самое гиблое место, и подойдем к южному побережью провинции Сацума.
Плавание по-прежнему проходит спокойно. Уже несколько дней думаю о последнем плавании святого Павла, описанном в «Деяниях святых апостолов». Павел во время последнего путешествия предвидел свои муки, но, даже зная о неминуемой гибели, все же направился в страну, где правил деспот Нерон. В «Деяниях» об этом сказано туманно, но между строчек можно понять, что Павел предвидел свою ужасную смерть.