Прошлое мстит - Эмили Гунис

Она пролистала статьи и начала внимательнее читать одну, из «Сассекс таймс», за февраль 1950 года:

«Осужденная акушерка была невиновна? Эксклюзивный материал от Милли Грин».

«Тесса Джеймс была уважаемой акушеркой в Кингстоне близ Льюиса, пока не случилась трагедия. В процессе родов ребенок повернулся и застрял. Тесса Джеймс была признана виновной в причинении смертельных травм, в результате которых погибли мать и долгожданная девочка, и покончила с собой в тюрьме.

Тесса Джеймс отказалась давать показания на суде, что в конечном счете стоило ей свободы. Она не признала себя виновной, но без перекрестного допроса у присяжных не было возможности выслушать свидетелей с ее стороны, однако они все равно решили вынести обвинительный вердикт.

Но в тот вечер при родах присутствовал еще один человек, служанка Салли Уайт, важная свидетельница по делу Тессы Джеймс, и пять лет спустя мы ее нашли».

Читая, Уиллоу услышала звонок своего телефона. На экране высветился незнакомый номер.

– Алло!

– Это Уиллоу Джеймс? – раздался женский голос.

Сердце Уиллоу сжалось, когда она сообразила, кто это. Уиллоу написала сообщение в группу санатория Мэйфилд, с вопросом, знает ли кто-нибудь Эмму Паркс, и получила общий ответ от одного из участников. Эммы нет в соцсетях, но они могут отправить ей контактный номер Уиллоу по электронной почте, если она захочет его прислать. Это было сегодня утром, и Уиллоу волновалась, что ответа придется ждать несколько дней, но голос на другом конце линии сразу обнадежил.

– Меня зовут Эмма Паркс, – произнесла женщина. – Сегодня утром я получила электронное письмо от своего знакомого. Он сообщил, что вы ищете кого-нибудь, кто находился в санатории в то же время, что и моя дочь Хизер.

– Да. Я очень соболезную вашей утрате, миссис Паркс, – тихо сказала Уиллоу.

– Спасибо, дорогая. Время облегчает боль, но, конечно, не избавляет от нее. И я бы этого не хотела. Итак, кого же вы ищете?

– Вообще-то свою тетю, сестру моего отца. Ее зовут Нелл Джеймс. Она была там в то же время, что и ваша дочь, и я понимаю, это маловероятно…

– Я хорошо помню Нелл, она лежала на соседней кровати с Хизер. Она довольно близко подружилась с моей дочерью за те месяцы, что провела там. У Нелл были самые яркие голубые глаза, я никогда их не забуду.

– Как замечательно это слышать! – воскликнула Уиллоу, радуясь, что ее поездка в Портсмут не пропала даром. – А вы не знаете, что с ней случилось потом? – Она ждала, затаив дыхание.

– Полагаю, ее удочерили. За ней пришла женщина.

– Ясно. Это было давно, но можете ли вы вспомнить что-нибудь об этой женщине? Как она выглядела или ее имя?

Эмма сделала паузу.

– Да, конечно. Она была весьма элегантно одета, с хорошими манерами, и Нелл, похоже, знала ее. Раньше я беспокоилась о Нелл. Никто никогда не приходил навестить ее. Собственно, мы и сами подумывали удочерить ее, она была таким милым ребенком.

Ожидая продолжения, Уиллоу взглянула на Чарли, который все еще читал газетные вырезки.

– А вот насчет имени… Она дала нам свой адрес, чтобы Хизер могла написать Нелл. Сейчас посмотрю, вроде он до сих пор хранится у меня.

Уиллоу ощутила, как кровь колотится в висках. Вот сейчас, сейчас она узнает имя, которое, возможно, приведет ее к Нелл.

– Ее звали Дороти Новелл, она жила в коттедже «Тисовое дерево» в Кингстоне, недалеко от Льюиса.

Глава тридцать третья

Нелл

Ноябрь 1970 года

Будильник Нелл зазвонил у нее под подушкой. Она вздрогнула, резко проснувшись, и быстро выключила его, чтобы он не разбудил Дороти и Питера. Нелл протерла глаза и уставилась на цифровой дисплей: 3.50 утра, как и сказал ей Лео. У нее было десять минут, чтобы натянуть теплую одежду, резиновые сапоги и выйти через заднюю дверь.

Она свесила ноги с кровати и затаила дыхание, стараясь не издать ни звука из опасения, что ее обнаружат. Вытащила свой маленький рюкзак из-под кровати.

Нелл тщательно упаковала его накануне вечером: фонарик, наушники, перчатки, записная книжка и жестянка, которую она нашла закопанной под ивой, как раз перед тем, как заболела. Нелл в последний раз взглянула на блокнот, взяла ручку и быстро написала записку, чтобы вложить ее в дневник:

«Моей лучшей подруге Элис. Прости, я не хотела все испортить.

Я очень сильно по тебе скучаю.

Нелл».

Нелл долго смотрела на ключ, который обнаружила в жестянке. Если бы она не находила его, была бы Элис все еще жива? Действительно ли это ее вина, как сказал Лео? Это не давало ей спать по ночам, и Нелл решила, что единственный надежный способ, чтобы никто не узнал о том, что она сделала, – снова закопать ключ вместе с блокнотом в жестянке. На том же самом месте, где она его нашла.

Но что-то ее останавливало.

Нелл не хотела расставаться с ключом. Он казался ей чем-то живым, фрагментом из прошлого. Когда она обнаружила комнату, которая была тайным местом ее отца, это сблизило их. Нелл снова посмотрела на часы. В это мгновение она решила, что оставит его себе. Спрячет вместе с письмом, которое было написано Элис. Она будет хранить его под расшатанной половицей в своей спальне, и никто никогда его не найдет.

Может, однажды ключ ей пригодится.

Она обернула его письмом, закрепила той же лентой, какой привязывала к ошейнику Снежка, подняла половицу под кроватью и сунула сверток туда. Посмотрела в окно на Дом викария. Нелл любила свою маленькую комнатку под крышей. Питер сам обустроил все это для нее, с люком и лестницей, опускавшейся вниз. Нельзя было предположить, что там есть комнатка, если смотреть с лестничной площадки. Но это была пытка – каждый день видеть дом, где лежала Элис.

Через несколько дней после их мрачного открытия Лео постучал к ней и спросил, не хочет ли она прогуляться по лесу. Дороти не очень пришлось по нраву, что приемная дочь общается с ним, и она сказала, чтобы Нелл не уходила.

– Для чего он зовет тебя на прогулку?

– Не знаю, – ответила Нелл, снимая пальто с крючка и выбегая, прежде чем Дороти смогла остановить ее.

Дороти стояла возле кухонного окна и смотрела им вслед, раздвинув сетчатые занавески, пока они не скрылись из виду.

– Я бы не хотела, чтобы ты с ним дружила, Нелл, – заметила она позднее. – Лучше заведи друзей своего возраста.

– Я так и сделаю,