Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев

подполковника Н.С. Шатова — инспектора управления пропаганды „Комитета освобождения народов России“, в прошлом начальника артиллерийского снабжения Северо-Кавказского военного округа.

2. Вместе с группой Власова заочно судить его ближайшего сподвижника, члена президиума „Комитета освобождения народов России“ бригадного комиссара Е.Н. Жиленкова, бывшего члена Военного совета 32-й армии, находящегося в американской зоне оккупации Германии в местечке Обер-Руссель близ города Франкфурта-на-Майне.

В свое время через аппарат тов. Роликова был поставлен вопрос перед американскими военными властями о передаче нам Жиленкова, однако американцы уклоняются от его выдачи.

Заочное осуждение Жиленкова даст возможность более настойчиво потребовать от американцев передачи его нам.

3. Состав Военной коллегии определить:

председательствующий — генерал-полковник юстиции Ульрих

или же генерал-майор юстиции Иевлев (член Военной коллегии);

члены: генерал-майор юстиции Дмитриев, полковник юстиции Сюльдин и два временных члена Военной коллегии из числа высших командиров Вооруженных сил СССР.

Дело заслушать с участием государственного обвинителя — заместителя Генерального прокурора Союза ССР генерал-лейтенанта юстиции Вавилова и защиты по назначению Военной коллегии в открытом заседании, но с ограниченным кругом присутствующих лиц из числа командного состава Вооруженных сил СССР по специальному списку.

Судебный процесс провести в Октябрьском зале Дома союзов.

4. Всех обвиняемых в соответствии сп. 1 Указа Президиума Верховного Совета Союза ССР от 19 апреля 1943 года осудить к смертной казни через повешение и приговор привести в исполнение в условиях тюрьмы.

Жиленкова заочно осудить также к смертной казни через повешение.

5. Ход судебного разбирательства в печати не освещать, имея в виду, что все арестованные будут говорить о своей предательской деятельности, формировании власовских частей и подготовке шпионов и диверсантов из числа бойцов и командиров Красной армии.

По окончании процесса опубликовать в газетах сообщение от имени Военной коллегии о состоявшемся процессе, составе суда, приговоре и приведении его в исполнение.

6. Предъявить в суде через прокурора документы, изобличающие Власова, Малышкина, Трухина, Закутного и других обвиняемых, в том числе: телеграмму Гиммлера Власову о назначении последнего верховным главнокомандующим „Русской освободительной армией“, соглашение, подписанное Власовым и заместителем министра иностранных дел Германии бароном Стеенгрехтом о финансировании германским правительством враждебной деятельности власовцев против Советского Союза; приказ Геринга о формировании военно-воздушных сил РОА; „манифест“, призывающий к активной борьбе против Советской власти, подписанный Власовым, Трухиным, Закутным, Малышкиным и др., в количестве 43 человек; обращение Власова к военнослужащим Красной армии и интеллигенции Советского Союза с призывом к борьбе против Советского правительства; план формирования и подготовки „ударной бригады РОА“, составленный Жиленковым, в котором предусматривалась заброска террористов в Москву и другие города Советского Союза для совершения террористических актов против руководителей партии и Советского правительства, а также переписку Власова с Гиммлером, Гудерианом, Недичем, приказы Власова по „Русской освободительной армии“, протоколы проведенного немцами допроса Власова, в котором он клеветал на Советское правительство и Красную армию, и др.

Вызвать в суд 8 свидетелей, непосредственно служивших во власовских частях, для уличения в предательской деятельности Власова и других арестованных. Такие свидетели подготовлены.

Кроме того, в ходе судебного процесса продемонстрировать хроникальные кинофильмы немецкого производства, показывающие происходивший в Праге съезд власовцев, посвященный учреждению „Комитета освобождения народов России“, и заседание этого „комитета“ в Берлине, на котором Власов в присутствии представителей германского правительства Франка и Лоренца выступил с речью и объявил „манифест“.

7. Судебный процесс по делу Власова и его сообщников начать 12 апреля 1946 года.

АБАКУМОВ».

В.С. Абакумов торопился оправдаться и опять попал впросак.

Сталин приказывал повесить всех руководителей Комитета освобождения народов России, и число их должно было быть двенадцать. Двенадцать человек надо было повесить реально, а не заочно.

Поэтому товарищ Жданов поправил товарища Абакумова.

Окончательное решение о проведении процесса было принято, только когда 1 мая 1946 года доставили в Лефортово Георгия Николаевича Жиленкова и тем самым доукомплектовали экипаж предназначенных для повешения руководителей КОНРа и РОА.

Глава вторая

Конечно, можно только предположить, что, уничтожая двенадцать руководителей Комитета освобождения народов России, И.В. Сталин планировал уничтожить саму идею такого освобождения.

В любом случае ясно, что идея Русского освободительного движения изучалась в ходе следствия во всех аспектах. Очевидно, не без указания И.В. Сталина были прекращены пытки, в ходе которых костоломы «СМЕРШа» на первых стадиях следствия пытались расширить круг фигурантов дела за счет военнослужащих, находящихся в рядах Красной армии.

Где-то с осени 1945 года следствие начинают интересовать не столько новые имена (все имена были известны следствию, поскольку архив власовской армии и школы в Дабендорфе был добросовестно сдан Меандровым), сколько сама идеология власовского движения.

Идеология эта, как мы уже говорили, была ошеломительной в своей простоте.

Оказывается, можно было создавать условия, когда переставало действовать разделение русских на «своих» и «чужих», на «белых» и «красных». Русские люди обретали возможность говорить друг с другом и договариваться, независимо от того, по какую сторону фронта они находились.

В качестве примера приведем рассказ одного из пропагандистов РОА.

— Язык общий всегда можно найти, и у нас редко бывало так, чтобы с той стороны не задал кто-нибудь вопроса и чтобы в конце концов не завязался оживленный разговор. Ну, конечно, если поблизости нет политических руководителей. Если они есть, начинается сразу же стрельба…

Недавно выхожу я на передовую. Нас разделяет только узенькая речка. Их передовые посты окопались на самом берегу. Я сижу в небольшом окопе — знаете, на тот случай, если после первых же слов резанут пулеметную очередь.

Так было и на этот раз. Не успел я опуститься в окоп — до него нужно ползти по открытому месту, — как с той стороны начали стрелять. Постреляли и перестали, вероятно, им показалось, что немцы что-то предпринимают на берегу. Кончили стрелять, я и кричу:

— Поберегите патроны, ребята! А то расстреляете все в немцев, для Сталина ничего не останется!

С той стороны приглушенный бас:

— Не беспокойся, останется.

Ну, думаю, для начала неплохо. Завожу беседу. Немцы недалеко сзади, но я знаю, что по-русски из них не понимает никто ни слова. Текста я никогда не пишу, потому что и сам не знаю, о чем и как буду говорить, — раньше это требовалось обязательно.

— Война, — говорю, — ребята, скоро кончится, у немца дух на исходе.

Смеются с той стороны.

— Мы, — говорят, — ему скоро последний выпустим.

— Правильно, — говорю, — так и надо. Ну, а потом, — говорю, — братцы, что, по колхозам пойдете, трудодни отрабатывать?

Молчат.

— Со всем этим, — говорю, — друзья, кончать надо, и с колхозами, и со Сталиным. А кончать нам трудно. Не верим друг другу. Сговориться никак не можем. Вот мы стоим с вами, через речку беседуем, вы голову только высовываете, и мне страшно. А что мы, враги, что ли? Нет, не враги. Я так же, как и вы, на Сталина и на партию двадцать лет работал, да не хочу больше. И вы тоже не хотите. А боимся друг друга.

С той стороны голос доносится:

— А ты не бойся, говори смело. Брат в брата стрелять не будет.

Я опять им, что вот, мол, сейчас разговоров много о том, что перемены будут большие после войны,

послабление будет дано. А я, говорю, братцы, не верю в это. И все мы здесь не верим. Да и вы не верите. Сейчас, говорю, обещают, а потом, когда оружие сдадите, ничего не дадут. Надували уж не раз, пора привыкнуть.

Опять басит кто-то оттуда:

— Ну, мы так легко не отдадим. Мы тоже соображаем, научились…

Беседуем так довольно долго. Пить захотелось мне невмоготу, все-таки не говорить, а кричать приходится.

— Ну, что ж, братцы, — говорю, — до свиданья, пойду выпить чего-нибудь, горло пересохло, да вам отдохнуть пора.

С той стороны голос: