Луна, луна, скройся! (СИ) - Лилит Михайловна Мазикина

— Если ты настроен поговорить…

— Настроен.

— … то у меня к тебе есть вопрос. Почему нам нельзя ехать в Кутна Гору?

Ого! Кажется, у меня сегодня день растерянных мужчин. Сердитая поза Кристо расползается, как намокшая газетная бумага. Он наклоняется, оперевшись локтями на колени, сцепляет руки и пристально на них смотрит, будто проверяет — крепко ли? В результате мне приходится созерцать его белобрысую макушку.

— Лилян… Помнишь, ты, когда мы под дождь попали, говорила, что семья найдёт тебе в мужья какого-нибудь убогого? — собравшись то ли с духом, то ли с мыслями, спрашивает Кристо.

— Хочешь сказать, мне уже кого-то нашли?!

— В общем, да. Меня.

Чёрт. Мне надо присесть. Я делаю несколько неверных шагов к кровати и падаю на неё.

— Так. Хм… Не можешь мне налить вина?

— Да. Сейчас.

Он двигается чуть торопливей, чем обычно; вынимает из бара бутылку, стакан. Слегка разбавляет вино минералкой — из красного оно превращается в розовое. Можно подумать, такая я пьяная стану со стакана чистого вина!

— Спасибо.

Я пью кислую, чуть пузырящуюся жидкость, пытаясь собраться с мыслями.

— Так… можно с самого начала?

— А что считать началом?

— Ну… например, почему я последняя, кто об этом узнаёт. Даже Батори — и тот в курсе. Но не я.

— А он откуда?

— Видимо, кто-то из «волков» его семьи тоже знал. Вопрос не в этом. Почему ты мне сразу не сказал?

— Сначала я думал, что ты знаешь. Это казалось таким очевидным. Помнишь, мы с тобой танцевали на Пасху? Так танцуют только помолвленные. Если, конечно, не на сцене.

Я вспомнила хихикающих Илонку и Патрину.

— Но ведь и брат с сестрой могут…

— Могут, но… в общем, все это восприняли именно как танец жениха и невесты. А потом я понял, что ты ничего не знаешь. Потому что ты со мной говорила не как с будущим мужем. Просто как с «волчонком».

— А почему ничего не сказал?

— Мне показалось, что тебе это не понравится.

— Да уж.

Я пытаюсь отхлебнуть ещё вина, но обнаруживаю, что оно закончилось.

— И когда нас успели… сговорить? Я в Кутна Горе два раза в жизни была.

— Когда мне было восемь лет.

— Что?! Моя мать не стала бы…

— Твой брат.

— Пеко?! Мне нужно ещё вина.

— Да. Сейчас.

Пока Кристо наполняет мой бокал, я пытаюсь подумать что-нибудь умное. Что-нибудь умнее, чем просто «Пеко?!». Когда Кристо было восемь, мне было тринадцать, а Пеко — двадцать один. Ну да, взрослый уже — с учётом того, что моя мать не общалась с роднёй в Кутна Горе, единственный взрослый из моих близких родственников, с цыганской точки зрения.

— Так он что, был знаком с твоим отцом?

— Ещё как. Отец каждое лето ездил в Куттенберг, как и твой брат. Они много общались, с тех пор, как Пеко помог упокоить вашего с ним отца.

— Как это помог?!

— Моему отцу была нужна помощь. Он попросил Пеко.

— Да ведь ему всего семь лет было!

— Да. Но он был крепкий парнишка. Я не знаю всех подробностей, но в процессе дядя Джура, то есть ваш отец, сильно укусил его, так что даже пришивать мясо пришлось. Но Пеко и слезы не проронил.

Я вспомнила шрамы на коже брата. Один из них, оказывается, был не от собачьих зубов.

Неудивительно, что он всегда был такой странный.

— Отец опекал твоего брата. Много проводил с ним времени. Я думаю, отец и рассказал Пеко всё то, чему он тебя потом научил. И я точно знаю, что твой брат несколько раз помогал отцу в охоте.

— И они решили закрепить свою дружбу сговором.

— Да.

— То есть, ты всегда знал, что однажды женишься на мне?

— Да.

— Но ведь ты меня никогда не видел.

— Пеко передавал фотографии.

— И ты младше меня.

— Только на пять лет. Это обычное дело. Знаешь, как говорят — молодой муж ласковей.

— Да уж. Ты меня прости, но твой покойный отец, мир его праху, был шибанутый. Попросить семилетнего мальчика упокоить собственного отца. В голове не умещается.

— Ему нужна была помощь. А твой брат уже привык общаться с упырём. Это в любом случае действует на сознание.

— Интересные соображения. Чёрт, у меня не укладывается в голове! Почему мой брат мне никогда ничего не говорил?!

— Я не знаю.

— Налей мне ещё вина.

— Может быть, хватит?

— Я всего лишь праздную свой день рождения. Это тоже безнравственно?

— Нет.

Кристо забирает мой стакан и вновь отходит к бару.

— Значит, если мы появимся в Кутна Горе, нас поженят?

— Думаю, они ожидали, что мы через месяц-другой приедем. С простынёй.

— Святая ж Мать! — я принимаю стакан и тут же делаю глоток. Гадость какая. — И что ты намерен с этим делать?

— С чем?

— Со мной.

Кристо говорит, тщательно подбирая слова:

— Я не хотел бы, чтобы это было против твоей воли. Особенно если тебе нравится кто-то другой… Но если помолвка будет расторгнута, моя мачеха будет очень огорчена. И молва пойдёт. Ей это будет тяжело. Я бы хотел жениться на тебе.

Очень романтично, детка.

— А как же Марийка?

— Я перестал с ней общаться. После того, как тот верзила чуть не… — Кристо запинается, и я подсказываю:

— Чуть не изнасиловал меня.

— Да.

— И ты тут же, из чувства долга, поставил крест на своей любви. Очень большое и светлое, должно быть, было чувство. Особенно учитывая ещё и Язмин.

Он смотрит угрюмо, но молчит. Лишь когда я допиваю вино, произносит:

— Тебе это тоже хорошо. Ты же сама говорила: у других, мол, раз-два и свадьба.

— Я говорила не «раз-два», а «любовь-морковь». Любовь, понимаешь?

— Любовь всегда можно найти. А свадьба сама по себе. Во-первых, после неё уже не надо беспокоиться о девственности. Во-вторых, если что-то не сложилось, через год можно развестись. И сойтись с тем, кто тебе нравится. В-третьих, обычные цыгане относятся к тебе лучше. Потому что ты для них понятней, если в твоей жизни есть что-то привычное, такое же, как у них.

— Помолчи. Меня сейчас стошнит.

— Это от вина.

— Нет. Это от жизни.

Кристо отходит к дивану. Подбирает деньги.

— Я схожу в магазин.

Да хоть к ежам лесным. К дьяволу на его тринадцать рогов.

Мне хочется кинуть стаканом в стену, но я аккуратно ставлю его на барную стойку, когда за моим наречённым (моим, но не мной!) закрывается дверь. О да, я знала, что с возрастом узнаёшь много нового, но представляла себе это процесс более