Громовая жемчужина - Анна Гурова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кого угодно, – мрачно сказал Ким, на всякий случай поглядывая по сторонам. – Другого монаха, например.
– А кроме монаха?
– Братья, – встрял Мик, – а что если здесь прошел святой?!
– Нет, тогда бы нандо его обнаружили первые, – рассудительно сказал Сеннай. – Наверно, вонхва так и подумал. Поэтому и послал сначала нандо, а потом уж нас.
– И следы на земле бы остались, – добавил Дон.
– А может, здесь проходил бог? Говорят, в старину они посещали монастырь Иголки…
– Бог не стал бы удирать от какого-то там демона…
Братья в задумчивости застыли, созерцая отпечатки лап.
Весна была в разгаре, и в долине цвело всё, что только могло цвести. Берега утопали в зарослях ириса, на той стороне ручья среди кожистых плавучих листьев розовели первые бутоны лотоса. Там, где песок изрыли волчьи следы, ирисы были поломаны и помяты.
– Братья, а я вот о чем подумал, – сказал Сеннай. – Это второй так легко убил сторожевого демона – а от волка удирал. Почему?
– Ха, ничего удивительного, – фыркнул Мик. – Испугался его, ясное дело. Вот, гляньте на Кима – от него все духи разбегаются, а он тоже боится волка.
Ким вздрогнул, словно что-то пришло ему на ум. Но тут Сеннай наклонился к воде и подобрал у берега бутон лотоса – вернее, уже не бутон, а свежий, розоватый, полностью распустившийся цветок.
– Как он сюда попал? Лотосы растут на том берегу, а бутон лежит на этом!
Цветок пошел по рукам.
– Чужак уронил, пролетая над водой?
– А зачем он тащил с собой лотос?
– Хотел пожертвовать стражу и потерял?
– А может, его просто оторвало течением?
– И выбросило на берег? Смотрите, у него даже лепестки едва привяли… Он тут лежит самое большее полдня…
– Вывалился из прически! – предположил Мик, вызвав общий смех.
– Слушайте! – сквозь хихиканье пробился голос. – Я вспомнил! Она переплыла на этом бутоне ручей!
Все умолкли и обернулись на покрасневшего Сенная.
– Она? – с удивлением повторил Дон.
– Только не смейтесь. Это мне няня в детстве пела…
«Из лепестка парус,из травинки веслоПлывет-плывет ладьяпо облачной реке.На берег ступаетбессмертная дева,проходит по верхушкам трав,исчезает внезапно…»
Хвараны дослушали славную песню до конца и переглянулись. Они настолько сроднились между собой, что почти могли читать мысли друг друга… но тут ничего читать не требовалось.
Хе-хе…поздравляю вас, братья, – ухмыляясь, произнес Лиу. – С нами играет в прятки фея.
Все, не сговариваясь, посмотрела на цветущий ручей, словно ожидая увидеть летящую над ирисами небожительницу.
Наконец Мик произнес деловито:
– Что ж, фею мы еще ни разу не ловили.
Хвараны опомнились и заговорили все разом.
– Разбиваемся – и каждый сам за себя? Или вместе? Давайте решать скорее… Как ловят фею, кто знает?!
– А где Ким? – спохватился Сеннай.
Кима не было.
Первым делом Ким поспешил в лагерь нандо. Там, как всегда по вечерам, когда заканчивались занятия, шла неторопливая, расслабленная праздная жизнь. Подростки занимались своими делами, болтали, смеялись, переходили от костра к костру. Шестеро наказанных за какую-то провинность с кряхтением и хихиканьем проволокли мимо Кима огромный чугунный котел – отмывать на ручей. Стук топора, обрывки песен… Ким повернул к дому вонхва.
Еще издалека он увидел на крыльце трапезной одинокую фигурку, выругался про себя и прибавил шагу. Маленький нандо в желтом кафтане при виде него даже не шелохнулся, только вынул изо рта пожеванную травинку. Сердце Кима забилось быстрее, радость смешалась с негодованием.
– Мисук!
– Привет, Мотылек!
Лицо феи осветила улыбка. Наряд мальчика только прибавлял ей изящества. Ким быстро оглянулся по сторонам, в любой миг ожидая появления хваранов или, того хуже – наставника.
– Ты с ума сошла! А если вонхва заметит?
Мисук пренебрежительно махнула рукой.
– Я здесь с самого утра, и никто ничего не заметил.
– Почему ты сразу не дала мне знать?
– Ждала, пока сам догадаешься.
– Зачем ты сюда пришла?
– Если я скажу, что пришла повидать тебя, ты конечно не поверишь?
Ким, не обращая внимания на иронию, сел рядом с ней на крыльцо.
– Ты видела Тошнотника у ручья?
– Что за дурацкие вопросы? Да я едва успела от него ускользнуть… а тут еще проклятый страж подвернулся, потянул свои когтистые ручонки…
– Мисук, пожалуйста, давай уйдем отсюда! Тебя заметят…
– Вот если мы будем прятаться по кустам, тогда точно заметят! А здесь никто не подумает.
– Я же подумал!
– Так то ты!
Ким тяжело вздохнул, покоряясь. Переупрямить Мисук не удавалось еще никому. Она была всё та же – дерзкая, отважная, всегда готовая бросить вызов кому-то во много раз сильнее ее. И, разумеется, проиграть. Ким взглянул ей в лицо – и разглядел наконец на щеках дорожки от высохших слез. В глазах Мисук затаилось горе.
– Что случилось? – спросил он, не скрывая беспокойства. – Почему за тобой гнался Тошнотник?
С лица Мисук сбежала улыбка.
– Всё плохо, Мотылек, – сказала она глухим голосом. – Учитель Кагеру здесь, на Каменной Иголке.
Ким похолодел. И тут же понял, что не удивлен. Хоть он и гнал эту мысль от себя много месяцев, но втайне боялся и ожидал именно этого. С тех самых пор, как встретил Тошнотника…
– Как же я ошиблась! Думала, мокквисин ни на что не годен… что он беспомощен и не опасен… А он снова перехитрил меня! Кто-то наделил его силой, которой невозможно сопротивляться. Я, фея, не понимаю, в чем ее источник. Это нечто чуждое и страшное, ни от Земли, ни от Неба, ни от Нижнего мира. Оно не дает себя разглядеть. Одно мгновение ты видишь радужные переливы, а потом оно наносит удар…
Голос Мисук задрожал, из глаз снова потекли слезы. Ким подвинулся ближе и взял ее за руку; она этого даже не заметила.
– И вот цена моей ошибки! Мокквисин со своим волком пришли к нам на Иголку. Захватили пещеру… Убили моего отца…
– Тигра? – изумленно воскликнул Ким. – О, бедная Мисук! Но почему он не сопротивлялся? Он же хозяин горы! Как он позволил им дойти до омута?
– Он ничего не смог сделать, – всхлипывая, ответила Мисук. – Даже если бы захотел. Почти тысячу лет он изживал в себе звериное начало. Они с матерью желали только одного – вместе достичь святости…
– А старица Ямэн? Что с ней?
Мисук стиснула челюсти. Ким заглянул ей в заплаканные глаза и увидел в них огонек той самой тигриной ярости, от которой избавился под конец жизни ее отец.