Охотник - Л. Дж. Шэн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как продвигается наш план? – засопел Силли.
Было ясно, что он расхаживает взад и вперед. Часами прослушивая его записи, я научился распознавать его характерные особенности: как он говорил, как ходил, как щелкал ручкой, когда нервничал.
– Успешно, но, как я уже говорил, это сложный процесс, и нужно многое принять во внимание. Мы прорабатываем семь потенциальных вариантов развития событий. Люди, задействованные в процессе, хотят гарантий, что их семьи получат компенсацию, если с ними что-то случится.
– Они получат компенсацию, – огрызнулся Силли. – Если только Фитцпатрики уберутся у меня с дороги.
– Боюсь, таких гарантий им недостаточно. Я не могу винить их за недоверие. Не каждый день нищий пытается свергнуть короля. – Мужчина из Восточной Европы цокнул и прикурил сигарету, судя по щелчку зажигалки.
– С чего это вдруг? – рявкнул Силли. – Детали нашей сделки уже согласованы и закреплены подписью.
– Условия сделок меняются. Риск велик. Твоя награда – еще больше.
– А контракт? – К этому моменту у Сильвестра, наверное, уже шла пена изо рта.
– Ничем не лучше любого клочка бумаги. Ты пока не заплатил ни пенни, а они еще не выполнили твой план. Они все еще могут отказаться. Похоже, сейчас именно это и происходит.
– Думаешь, у меня тут всюду валяются миллионы, которые ждут, чтобы их раздали? Подумай, сколько денег «Королевские трубопроводы» потеряют в итоге. Речь как минимум о двухстах миллионах, не считая судебных издержек. Я уже не говорю о наших акционерах. На Уолл-стрит настанет черный день.
Я сел на кровати, отчего полупустые коробки из-под тайской еды попадали с моих ног на ковер. Мне было плевать. Это то, что мне нужно: признание, доказательство того, что Силли что-то замышлял. А он замышлял. Странно, но первым человеком, к которому мне захотелось помчаться с этой информацией, был не отец и даже не Килл. А Сейлор. И это служило свидетельством тому, что я стал конченым подкаблучником, потому что сама Сейлор не имела к этому никакого отношения.
Вот так вот, придурок. Ты больше не притронешься к этой сучке, даже когда она вернется. Тебе нужно выбросить ее из головы.
– Ты получишь гораздо больше, чем потеряешь. – Мужчина, который разговаривал с Силли, затянулся сигаретой. – И в итоге весь мир будет у твоих ног. Если твое объяснение, почему не стоит поднимать зарплату работникам завода, вызывает жалость у брокеров с Уолл-стрит, можешь попробовать другую тактику.
– О чем ты просишь? – ответил главный помощник моего отца. – Давай к делу.
– Каждый из них хотел бы получать по три миллиона долларов в течение следующих трех лет в немаркированных биткоинах, чтобы они могли торговать ими или перепродавать по собственному усмотрению. Что касается меня, то я хочу получить существенную долю акций в «Королевских трубопроводах». Я выкуплю их законно, а ты вернешь мне деньги обходным путем.
– Какую долю ты считаешь существенной?
– Пятнадцать процентов для начала.
– Это шутка?
– Боюсь, юмор не моя сильная сторона.
Наступила тишина, а потом какие-то споры. В итоге они не пришли к соглашению, но было очевидно, что чувак из Восточной Европы загнал Силли в угол. Я бросил слушать, когда Силли побрел обратно к машине и хлопнул дверью.
Я хотел отнести запись отцу и Киллиану, бросить ее им в лицо и сказать, что я все это время был прав. Даже сунул ноги в кроссовки, кинул флешку с записью в передний карман и уже пошел к двери, как вдруг вспомнил, что мне сказал Киллиан.
Я должен был сам справиться с этой задачей.
Должен был сам сразиться в этой войне.
Я это начал, мне и заканчивать – охотник идет убивать.
Пускай я знал, что Сильвестр Льюис что-то замышлял, мне пока не удалось собрать все кусочки головоломки. Нужно выяснить кое-что еще. Хуже всего то, что я знал, насколько Силли хитер, и боялся, что он сумеет выкрутиться своим льстивым языком.
Нет. Я выжду и сам во всем разберусь.
Я заслужу свое место в «Королевских трубопроводах».
Я покажу athair, что я его сын.
Двадцатая
Сейлор
Последнее, чего мне хотелось после поездки в Нью-Йорк, так это ехать в стрелковый клуб прямиком из аэропорта.
Ноги покрылись волдырями оттого, что я целый день простояла в туфлях на каблуках, кожа зудела от макияжа, который наносили и стирали с моего лица, а голова горела от огромного количества лака для волос и расчесывания. Я три часа отвечала на вопросы, которые не имели никакого отношения к стрельбе, и в итоге пропустила тренировку в Нью-Йорке. Все казалось сумбурным и бессмысленным. С каких пор быть спортсменом значило рваться к славе, а не заниматься самим спортом?
Но Джунсу настоял, чтобы я встретилась с ним в клубе. Наши отношения стали очень напряженными, и я решила, что задобрить его важнее, чем выспаться. К тому же отчасти мне совсем не хотелось снова видеться с Хантером. В последние пару дней от него не было ничего слышно.
Я попросила папу, чтобы он забрал меня из аэропорта и отвез прямо в клуб. Он не стал возражать, хотя я заметила, как он всю дорогу хмурил брови. Меня так и подмывало протянуть руку и разгладить их пальцами.
– Если тебе есть что сказать, мог бы уже это сделать, – проворчала я, когда мы свернули с улицы к клубу.
Я понимала, что они с мамой беспокоились за меня. Я так и не дала им ответа по поводу летнего семестра. Просто сделала вид, будто этого разговора не было и в помине, и засунула его в битком набитый ящик возражений в своей голове.
Болото секса по дружбе. Болото жизни. Все одно.
– У тебя такой вид, будто ты не спала несколько дней. – Папа не сводил глаз с дороги, у него дергалась челюсть.
Пока я росла, меня всегда удивляло, как папа, который казался таким грозным и устрашающим для остального мира, давал мне большую свободу действий во всем, что касалось моей жизни. Когда я однажды спросила его об этом, он ответил: «Я не могу огородить тебя от совершения ошибок, потому что так ты никогда на