Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Авдеенко Александр Остапович

— …Второе, — продолжал Андрюша, — это очень опасное преступление, совершенное опытным рецидивистом. Убийство сторожа и ограбление комиссионного магазина. С проломом потолка, с машиной и так далее. Я выбрал для рассказа первый случай.

— Правильно, — одобрил Дерюбин. — Нечего народ пугать. А нам второй случай расскажи. И поподробнее, пожалуйста.

Андрюша досадливо махнул рукой.

— Не в том дело, что народ пугать. Здесь же какая проблема воспитания! В семье, в школе. Дружинники тоже… И потом, характеры какие!

— Да, но все это… — кто-то прищелкнул пальцем, скучновато. Между нами говоря, убийство есть убийство. И, как о нем ни пиши, оно всегда волнует.

— Примитив! — авторитетно откликнулся Саша Дерюбин. Не тем волновать надо. Истинная художественность, дитя мое, заключается…

Халатов взъерошил седые волосы и с досадливой иронией произнес:

— Вас не туда повело, мальчики. Перегрелись. Что значит скучновато? И что значит примитив? Это значит, что и в том и в другом случае вещь плохо написана. Плохо! Неталантливо! Вот и все! О воспитании писал Макаренко в «Педагогической поэме». Это что, скучновато? Об убийстве писал, например, Достоевский. Что это, примитивно? Так о чем речь?

Андрюша подумал, что сейчас от этих великих примеров Халатов перейдет к его рассказу, и ему стало не по себе. Успокаивала, правда, мысль, что рассказа Халатов все-таки еще не читал и поэтому разносить его вроде бы рано. Правда, Халатов все может…

И, как бы подтверждая это мнение, Халатов обратился к Андрюше:

— К тебе один вопрос. Самих этих ребят видел? С дружинниками говорил? Где вообще был, кроме угрозыска? Так сказать, два слова о творческой лаборатории.

— Для будущего биографа, — вставил Саша Дерюбин.

Из довольно сбивчивого рассказа Андрюши выяснилось, что ни у ребят, совершивших преступление, ни у дружинников он не был.

— Плохо, — констатировал Халатов. — Я тебя, кажется, не торопил. Возьми свой рассказ и еще подумай.

Выйдя из редакции, Андрюша в сомнении потоптался перед подъездом, потом, взглянув на часы, решительно направился к остановке троллейбуса.

В штабе народной дружины инструментального завода жизнь шла уже своим чередом.

За столом дежурный член штаба Григорий Степанович Проскуряков то сварливо, то с шуточками инструктировал старших по патрулям.

— Опять, как прошлый раз, по одному да по два посылать будете? — недовольно спросил кто-то. — Не пойду я так больше.

— Я, кажется, еще не сказал, как вам идти, — строго ответил ему Проскуряков. — Я, может, и сам этот порядок не признаю.

— А кто ж тогда до него додумался?

— Кто додумался, тот пусть и посылает, — сердито насупился Проскуряков. — По пять человек пойдете, как положено.

В ответ все тот же парень ядовито заметил:

— Маловато патрулей получится. Отчетность пострадает.

А другой с откровенной насмешкой сказал словами Чеходара, которые уже стали в дружине как присказка:

— «Что ж, мы свое доброе имя будем пачкать? Тень на коллектив бросать?» — и вдруг с нескрываемой досадой прибавил: — И так уже половина дружины разбежалась.

— Оно и к лучшему, — сварливо ответил Проскуряков. Сами вернутся, когда мы порядок у себя наведем.

— Наведем, когда рак свистнет…

— А потому все, что набрали в дружину кого ни попадя, вмешался третий парень. — Вехов точно тогда сказал, а ему рот заткнули.

— Ничего, ничего, придет время — скажет, — многозначительно заметил Проскуряков. — Не на такого напали. В ближайшее время собрание соберем.

В ответ раздались возмущенные голоса:

— Во, во! Перцу там дадим…

— Молчать не станем…

На улице, у входа в штаб, в коридоре и в самом помещении штаба толпились дружинники, наперебой обсуждая всех взволновавшее известие: в субботу состоится первое заседание суда чести дружины, разбор дела Василия Тарана из четвертого цеха.

Самого Василия в штабе уже не было.

У окна беседовали Огнев, инженер Рогов и Николай.

Невдалеке, поджидая своего бригадира, играли в шахматы Борис Mискин и Коля Маленький. У их столика собралось несколько молодых парней. Собственно, партия уже закончилась, и теперь Борис разыгрывал варианты. Поблескивая стеклами очков, он небрежным тоном говорил:

— Конь на бе четыре не даст форсированного выигрыша. Пусть не брешут. Черные отвечают слон эф два…

Кто-то попытался возразить:

— А пешка там на что?

Борис снисходительно посмотрел на говорившего.

— Милый! Первым ходом черные берут эту пешку ладьей. Надо же помнить ходы.

Оппонент сконфуженно умолк. А Коля Маленький, оглянувшись, толкнул Николая и с лукавой гордостью сказал:

— Могучий талант воспитали!

— Ты лучше расскажи, как вы Тарана воспитали, — ядовито заметил один из дружинников. — За что его судить будут?

Коля Маленький насупился.

— Начальству виднее.

— Брось вилять!

— А я на пресс-конференцию согласия не давал, — попытался отшутиться Коля Маленький.

Про себя он горячо и бесповоротно осуждал Тарана. Предельно правдивый и искренний, он не представлял себе, как это можно было так обмануть и подвести всю бригаду, так опозорить ее. Но с другими Коля Маленький не был расположен делиться своими переживаниями.

— И на вечер вопросов и ответов тоже не было согласия, — решительно добавил он.

— Просто не желаете сора из избы выносить. Знаменитая бригада!..

Стоявший тут же Илья Куклев мрачно посоветовал:

— Шуточки на этот счет лучше оставить. Ясно?

Всем стало очевидно, что настроение у Ильи неважное, и это не сулило ничего приятного любому, кто попытался бы эти самые «шуточки» продолжать.

Хотя и было ясно, что Куклев не позволит себе продемонстрировать даже часть своих способностей, но на присутствующих действовала неизбежная инерция от впечатлений о его последнем выступлении на заводском ринге. А потому щекотливый разговор как-то сам собою иссяк.

Инженер Рогов между тем обратился к Николаю:

— Значит, решено? Выступать будете вы?

— Страшно, — признался Николай и виновато улыбнулся. Народ там, сами знаете, какой… И тема у них тоже…

— Поможем, — бодро откликнулся Коля Маленький. — У нас же какие мыслители кругом, — он указал на товарищей и скромно добавил: — Лично я кое в чем тоже помогу. По вопросам космоса, например. Очень интересуюсь.

В этот момент Рогов, оглянувшись на дверь, удивленно воскликнул:

— Смотрите-ка, Андрей! Что ему здесь надо?

— Собирает материал для газеты, — предположил Огнев, очень кстати.

— Не сказал бы, — проворчал Дмитрий Александрович. — Я вовсе не собираюсь афишировать дома свою деятельность. И если жена узнает…

Между тем Андрей уже заметил их. Подойдя, он, как старым знакомым, пожал каждому руку и, улыбаясь, сказал отцу:

— Папа? Не ожидал. Ты прогрессируешь на глазах.

— Об этом мы еще поговорим, — сухо отозвался Дмитрий Александрович. — К тебе тут есть дело.

— Ко мне? А что такое?

— Завтра на диспуте надо будет дать слово вот ему, Рогов указал на Николая.

Андрюша насторожился.

— Пожалуйста. Только… почему об этом просите вы, а не он сам?

— Разве это имеет значение? — усмехнулся Огнев.

В ответ Андрюша хитро подмигнул.

— Я недаром столько дней ходил к вам. Появилось оперативное чутье. Разве нет?

— А выдержка появилась?

— Еще какая!

— Тогда не задавайте лишних вопросов.

Андрюша засмеялся.

— Все. Обезоружили. Ну, а из другой оперы вопросы можно задать?

— Из другой — можно.

Андрюша деловито достал ручку и блокнот.

— Меня интересуют дружинники, которые помогли милиции раскрыть кражу в Союзе спортивных обществ.

Все невольно заулыбались. Андрюша смутился, лицо его залилось краской.

— Вы что?

— Тебе повезло, — продолжая улыбаться, сказал Дмитрий Александрович. — Вот он, Вехов, как раз и помогал со своими товарищами.

— Ага! Идемте в сторонку, поговорим, — оживился Андрюша. — Мне нужны важные детали.