Зеркало Велеса - Александр Прозоров

— Это я и сам понимаю, сынок. — Боярин сдвинулся вдоль кровати, потрогал ладонью изразцы в изголовье. — Вроде теплые. Однако прохладно тут у тебя. Али от окна дует? — Василий Ярославович отошел к слюдяным рамам, поводил перед ними ладонью, вдруг повернулся: — Так откуда ты пришел израненным таким намедни, новик? На тебе же, кроме как на лице, ни единого живого места нет! Все тело — корка одна сплошная кровавая! Ну, отвечай, чего опять учудил?

— Ты не поверишь отец… — Ответ на этот вопрос Зверев успел придумать заранее. — Замыслил я с нечистой силой на Сешковской горе сразиться. Слез после полуночи со стены, да и пошел к ним драться.

— Ну, ты, прости Господи, сыночек, и обалдуй, — покачал головой боярин. — Нечто стоиком святым себя вообразил? Отцом церковным? Отвага — дело хорошее. Но ведь и разум у человека быть должен! Вот она, молодость. Силушка через край прет, а умишка — с воробьиный нос! — Он чуть помолчал и поинтересовался: — И кто одолел?

— Коли по очкам, — пожал плечами Андрей, — то они. Но по результату… Я ведь жив, правда? Значит, ничья.

— Не делай так больше, сынок, — вздохнул боярин. — Хоть бы словом обмолвился! Я бы тебе отсоветовал. Силушку попытать и иначе можно, и с лихостью, и без крови такой. Хочется тебе чего, Андрей? Сделать чего, прислать?

— Есть хочется…

— Оно и понятно, кровищи столько выпустить… Пахома пришлю — с вином рейнским, почками заячьими на вертеле, да седлом бараньим.

Боярин вышел из светелки, и тут же в окно постучали. Андрей встал и, покачиваясь от головокружения, добрел до наружной стены, оперся на нее, попытался скинуть крючок рамы. Однако тот, тугой, не поддавался.

— Что ты делаешь, дитятко?! — Белый, поставив поднос на сундук, кинулся к новику, довел до постели, помог лечь.

В окно постучали снова.

— Открой, Пахом, — попросил Андрей.

— Зачем? Токмо холод зимний впускать!

— Открой!

Недовольно бормоча себе под нос, дядька растворил слюдяную раму. Тотчас на подоконник опустился ворон, каркнул, стряхнул повешенный на шею небольшой березовый туесок и выпрыгнул наружу.

— Тьфу, прости Господи, — торопливо перекрестился Пахом. — Выбросить пакость-то эту?

— Открой, что в ней?

— Да жир какой-то, новик. Крапивой воняет. Выкинуть?

— Нет, — откинул одеяло Андрей. — Натри-ка мне этой мазью тело. Везде, где раны есть.

— Ох, грехи мои тяжкие, — опять прикрылся знамением Белый, однако просьбу выполнил, зараз вычерпав весь туесок до дна.

Тело словно погрузили в теплую газированную ванну — его пощипывало, покусывало, щекотало, как опущенную в муравейник руку. Зверев, сберегая тепло, спрятался под одеяло, и дядька переставил поднос ему на ноги:

— Вина поперва выпей, пока теплое. Здорово кровь разгоняет.

Андрей, подняв кубок, сделал несколько глотков и откинулся на подушку, наслаждаясь терпким вкусом. Опять сделал несколько глотков, поставил вино, втянул носом аромат печеного мяса.

— Ты прям как три дня не емши, новик, — хмыкнул дядька.

— Ох, ты даже не представляешь, Пахом, какое это чудо: сочный кусок настоящего, горячего, хорошо пропеченного мяса!

Зверев поднял нанизанные на деревянный шампур пузырчатые заячьи почки, пахнущие мятой и шафраном, и с наслаждением впился в их упругую пряную плоть.

После мази старого волхва уже на третий лень коричневые корки запекшейся крови начали скручиваться и отскакивать, обнажая розовую молодую кожу. Андрей же впервые ощутил в себе достаточно сил, чтобы подняться с постели, самостоятельно одеться и прогуляться по усадьбе. Подворники кланялись, крестились, качали головами. То ли восхищались его отвагой, то ли поражались непомерной гордыне и глупости.

На кузне вовсю шла работа. Вдоль жердяной стены, целясь в потолок, стояли уже три пищальных ствола. Чуть покороче тех, что сковал в Великих Луках Степан, чуть потоньше — но вполне добротные огнестрелы. Если выдержат испытание настоящим порохом, можно в дело пускать. Еще один ствол пока еще нагревался в горне.

— Бог в помощь, Малюта, — кивнул кузнецу новик. — Оружие мне на заказ можешь сделать? Привиделось мне оно недавно и дюже понравилось.

— Отчего не сковать? Скую, Андрей Васильевич. Чего делать-то надо?

— А вот… — Новик быстрыми движениями нарисовал на полу полумесяц длиной в полтора метра, шириной у обуха сантиметров тридцать. — Внизу хвостик, и в нем две дырочки, чтобы к древку прибить. Ну, и в обухе тоже. Для надежности.

— Ого, какой, — присвистнул Малюта. — Это ведь его еще из булата добротного делать надобно, коли для ратного дела игрушка.

— Так сделаешь, али в Великие Луки скакать придется?

— Сделаю, Андрей Васильевич. Вот пищаль закончу, да и займусь. До ночи готово будет. Ладно так?

— Делай, — кивнул новик и вышел на воздух, едва не сбив с ног шагающую с коромыслом Варвару. — Ой, елки! Извини. Что-то давно я тебя не видел. Ведра пустые?

— Не беспокойся, Андрей Васильевич, полные. — Щеки девушки порозовели, она опустила взгляд.

— А что, Варя, может, погуляем сегодня вечерком? — внезапно для самого себя решился Зверев. — Чего все время дома сидеть?

— Боюсь, Ольга Юрьевна не пустит. — Она забегала глазами но сторонам. — За прялку вечером сажает. Пойду я, Андрей Васильевич. На кухне совсем воды нет.

— Ну, иди. — Андрей, поняв, что его «отшили», отвернулся.

Вредный все-таки старикашка — этот Лютобор! В такую минуту обратно в настоящий мир вытащил! Ради такого момента Андрей согласился бы есть одну только печеную рыбу еще целую неделю. Так ведь нет… Новик махнул рукой и пошел обратно в дом. Отвалившиеся за время короткой прогулки кровяные корки ползали под косовороткой и неприятно царапались. К тому же для здоровья неплохо было выпить еще корец красного виноградного вина.

За бердышом новик зашел утром, когда в кузне еще не начал весело звучать молот. Сверкающий стальной серп почти не отличался от того, что остался в доме тупого пасечника, рядом с горячей девушкой Мартой. Ратовище Андрей вырезал сам из одной из заготовленных для рогатин ясеневых реек. Вогнал конец в обух, прибил четырьмя гвоздиками. Прижал косицу к середине древка, тоже прибил, а сверху для прочности обмотал вымоченным с вечера тонким ремешком. После того, как высохнет и стянется, держать будет насмерть. Привязал широкий ремень, чтобы носить через плечо. Вздохнул:

— Вот и все. Если мытники появятся и здесь, их ждет крайне неприятный сюрприз.

А в памяти почему-то всплыли не лысые головы с клыками в гадко улыбающихся ртах, а глубокие голубые глаза.