100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»? - Андрей Васильченко

Но мысль пробраться за советскую линию обороны по подземному каналу пришла в голову не только штабным офицерам. В трубе уже оказалось несколько «самозваных» групп. Было бы наивно полагать, что никто не попытался бы укрыться в канализации.

Штабной врач Хюбнер вспоминал о хаосе, который возник в подземной трубе: «в большом замковом туннеле я стал понимать, что нам вряд ли удастся ускользнуть. Какой-то штабной офицер с несколькими солдатами пытался прорваться по подземному ходу от берега Дуная к Будакеси. Люди рвались в трубу с безумным, почти звериным рычанием. Я не видел больше этих солдат».

В силу того, что в трубе оказалось множество людей, уровень воды в ней стал расти. В итоге продвигаться вперед становилось все труднее и труднее. Один из очевидцев вспоминал: «Люди избавлялись от своей тяжелой ноши. То тут, то там стали встречаться брошенные вещмешки и ранцы». Паулич подтверждал эти слова: «В воде плавало множество вещей: какой-то инвентарь, каски, походные фляги, ручные гранаты, фаустпатроны — все это мешало идти вперед. В одном месте мы натолкнулись на труп женщины. Я не знаю, как он оказался там, но, судя по одежде, она принадлежала к так называемому высшему свету. На вид ей было 40 лет. Полная, белокурая. На ней была хорошая кожаная куртка, шелковые чулки и светлые ботинки на высоком каблуке. Перед смертью она судорожно сжимала в руках свою сумочку».

Многие не смогли пройти весь путь по Чертовой канаве и в какой-то момент покинули трубу. Так поступил полковник Линденау, начальник штаба 9-го горнострелкового корпуса СС, который вылез на поверхность в районе гостиницы «Кёрёсалло», которая располагалась приблизительно в одном километре за передовой. Там он присоединился к одной из боевых групп. Но почти сразу же после этого он был захвачен в плен. Его пост автоматически перешел к обер-лейтенанту Вольфгангу Бецлеру, который до этого заполнял журнал боевых действий 9-го корпуса СС. Он достиг домов по улице Лабане, где сжег журнал боевых действий, чтобы он не попал в руки советских солдат.

Стало уже светать, когда первая группа все-таки смогла добраться до выхода из Чертовой канавы. Часть немцев свернула в одно из ответвлений от «магистральной линии». Они направились от Будадьендье в направлении Будакеси. Этим путем направился и сам Пфеффер-Вильденбрух. Судя по всему, он принял это решение после того, как ему стало известно, что солдаты из ударной группы Дёрнера не могли продвинуться вперед в направлении военной академии Бойай.

«Русские предприняли очень сильную контратаку, которая была поддержана артиллерийским и минометным огнем. Результатом ее стало то, что солдаты группы «Дёрнер» постепенно оказались загнаны обратно в Чертову канаву. Положение становилось критическим. Артиллерийский и минометный огонь усиливался с каждой минутой, разрывы снарядов и мин можно было слышать даже внутри канавы. Тогда Пфеффер-Вильденбрух отдал приказ: «Всех эсэсовских офицеров к обергруппенфюреру! Быстро! Передать по цепочке!» После этого эсэсовские офицеры стали пробираться к Пфефферу-Вильденбруху».

Немецкий командующий будапештской группировкой решил не дожидаться ни своих венгерских союзников, ни протискивающихся к нему эсэсовских офицеров. Последние не смогли бы последовать за ним в любом случае. Они были оттеснены в ответвление канала, которое шло под Будакесийской улицей. Высокий уровень воды фактически не позволял продвигаться вперед. Только немецкий штаб во главе в Пфеффером-Вильденбрухом смог подняться на поверхность. После того, как выбравшиеся наверх немцы проделали путь в несколько сотен метров, Пфеффер-Вильденбрух с 15 солдатами укрылся водном из домов Будакеси. Советские солдаты обнаружили их уже около полудня.

Пфеффер-Вильденбрух и Линденау арестованы красноармейцами

Офицер 297-й стрелковой дивизии вспоминал об этом эпизоде: «Во время боя задом мы послали к врагу гражданское лицо, которое должно было передать ультиматум. Чтобы подкрепить свои требования мощным «аргументом», мы установили как раз напротив дома 45-миллиметровое противотанковое орудие. Им командовал старший лейтенант М.И. Загорян. Из дома мы получили ответ. Немцы были согласны сдаться в плен только на следующих условиях:

а) мы должны были гарантировать им жизнь;

б) их капитуляцию должен был принимать советский офицер в звании, как минимум, майора.

Майор Скрипкин, командир батальона химической защиты дивизии, написал пальцем, обмакнутым в чернила, что он как майор готов был принять их капитуляцию».

Аналогичным способом был взят в плен и раненый оберфюрер СС Дёрнер.

Советские солдаты наблюдали не за всей Чертовой канавой, что позволило нескольким солдатам вырваться из нее в районе военной академии Бойай. Несколько других вылезли наружу на подходах к Будадьендье. Один из выживших вспоминал: «В целом воздух был чистым. Все вокруг было занято врагом, но он не думал о безопасности. «Офицеры, вперед!» Несколько решительных офицеров уже давно были в первых рядах сражающихся. Но были и другие, чье сердце замерло в пятках. Они шли самыми последними… Человек за человеком мы взбирались по тонким железным ступенькам, протискивались в узкий люк и тут же скрывались за сугробами, лежавшими на пригородных улицах. Это была одна из окраин Буды. На востоке брезжил рассвет».

Любая случайная вспышка, будь то свет от карманного фонаря или отблески струи советского огнемета, могла вызвать панику.

«Единственной возможностью ускользнуть из этой мышеловки была одна из решеток канала, через которую воды текли дальше. По ней можно было подняться на улицу. Выломать решетку было дело несложным, куда труднее было пробить себе дорогу вперед. Вылез первый, за ним второй. И тут, кажется, русские обнаружили нашу лазейку. Когда голову высунул следующий, то он тут же словил пулю и полетел вниз. В округе действовал русский снайпер. Что мы должны были делать, если дыра оставалась открытой? Мы решили двинуться дальше, не могли же русские обстреливать все выходы из канавы. Нужно было решиться на вторую попытку. Нашей единственной мыслью было страстное желание покинуть эту канаву! Мой приятель осторожно высунул голову наружу. Не раздалось никаких выстрелов. Он вылез полностью и залег на земле. Должен ли был высунуться следующим я? Должен ли я попасть под русский огонь? Сердце мое могло разорваться от волнения. На улице все было спокойно. Я предложил добежать до ближайшего трамвайного парка «Сепилона».

Патрулирующие улицы советские танки очень скоро обнаружили выскользнувшие из канавы небольшие группочки беглецов. Их быстро загнали в близлежащие дома. Около полудня 12 февраля началась их ликвидация.

«Около полудня к нам приблизился размахивающий белым флагом русский парламентер. У входа в дом он потребовал подозвать нашего офицера. Он сообщил, что на позиции прибыли миномет и противотанковое орудие, которые в любой момент готовы открыть огонь по нам. Не прими мы эти условия, через несколько минут мы были бы погребены под обломками дома. Нам давалось на раздумье полчаса, за которые мы должны были выбрать смерть или плен. С тяжелым сердцем мы выбрали последнее».

Многие в тех условиях считали единственно возможным выходом из ситуации — самоубийство. Так поступили 26 молодых солдат СС, которые заняли позиции в доме № 2 по улице Диошарок. Другие участники прорыва были охвачены паникой или же пребывали в шоковом состоянии. Они не могли совладать с собой и совершали самоубийства, хотя советские части находились отнюдь не поблизости.

Несколько иной ситуация была у вырывающихся из окружения венгров. Около 40 офицеров штаба после начала прорыва вновь укрылись в канаве. Наверху наносил удар 4-й гусарский «полк», который на тот момент состоял из трех человек: двух подполковников и одного майора! Они, оставив оружие, предприняли разведку в окрестностях зубчатой железной дороги. Можно было бы привести еще множество аналогичных примеров, которые бы наглядно показали, что прорыв по трубе Чертовой канавы потерпел неудачу. Никому, кто последовал этим путем, не удалось вырваться из кольца окружения. Вообще этот «безопасный» путь вряд ли мог привести к успеху. По нему вряд ли можно было пробраться в районы за Хидегкют.

«В канале царил невероятный хаос. Объятые ужасом люди кричали, затевали драки. Среди нас больше не было ни немецких офицеров, ни их командира. Никто не знал, как они исчезли! Среди нас оказалось лишь около сотни немецких солдат. Подъем по винтовой лестнице означал неминуемую смерть. Те, кто стоял у нее, хором утверждали, что все, кто пытался подняться по ней, были застрелены — в итоге у люка лежала большая груда мертвых тел. Где-то на расстоянии 20 метров от этой шахты имелся боковой проход, который вел дальше. Он был круглым и имел в диаметре где-то полтора метра. В нем стояло 20 сантиметров талой воды. Немецкие солдаты предприняли невозможное, а именно бегство этим каналом. Они исчезали один за другим, так как втиснуться туда можно было только поодиночке. При этом многие должны были ползти на четвереньках. Чем больше людей пробиралось в этот боковой канал, тем выше становился уровень воды. Когда в нем исчезло около ста человек, вода поднялась вдвое. Тела запруживали воду, организуя форменный прилив. Наблюдая эту акцию с тыла, мы не хотели продолжать бегство в этом направлении. После того как в боковой проход втиснулись почти все немцы, они стали выскакивать обратно с жуткими криками. Они были все мокрые. Причиной их спешного отхода стали отблески света — это был огонь советских огнеметов. Немцы выскакивали назад так быстро, что я до сих пор не могу понять, как им это удавалось. Убегали даже раненые. Один раненный в бедро полз на руках, пытаясь спасти свою жизнь».