Имперские войны: Цена Империи. Легион против Империи - Александр Мазин

– Кора…

Она стремительно обернулась, высыпала оставшиеся крошки в фонтан и мгновенно оказалась рядом с ним, на ложе.

– Ты проснулся!

– Уже давно. Любовался тобой.

– Правда? – Она прильнула к нему: грудью, ладонями, коленями, животом. – Хочешь меня?

– Всегда! – Геннадий нырнул лицом под ее круглый подбородок, прижался губами к светлому горлышку.

– Возьми меня, возьми! – постанывала она. – О Венера великолепная… еще… еще…

– Хватит! – сказал он, когда клепсидра[96] отмерила чуть больше часа. – Так много любви вредно для той, которая еще вчера была девственницей…

– Мне совсем не больно! – запротестовала Корнелия. – И крови почти не было! Видишь, видишь! – Она показала ему крохотное алое пятнышко на покрывале.

– Хватит! – строго повторил Черепанов. – Мне сегодня к третьему часу в Сенате надо быть. Так что я не могу все свое время отдавать одной-единственной сенаторской дочке, пусть даже моей жене. Учти на будущее.

– Жене?

– Или ты против?

– Нет, конечно. Только мой папа еще не назначил день свадьбы.

– Назначит! – уверенно заявил Черепанов. – Я его потороплю…

– Ну так же нельзя! – сладкая кошечка моментально превратилась в благородную львицу. – Это же свадьба! В нашем роду… Надо подготовиться… Платья сшить, гороскоп составить, день лучший выбрать… Прорицателей вопросить…

– Ладно, ладно, – махнул рукой Черепанов. – Все будет как надо, девочка. Как положено. И платья, и гости, и прорицатели. Только ты учти: время сейчас военное, а я – военачальник на службе императора. Да и отец твой – тоже. Так что рассусоливать нам некогда. А сейчас распорядись насчет завтрака, ладно?

– Угу!

Корнелия хлопнула в ладоши, крикнула: «Марция!» – и в атриум тут же впорхнула служанка. К смущению не ожидавшего вторжения Черепанова.

– Марция! Вели подать завтрак нам с домом Геннадием! – ничуть не напрягаясь тем, что она, обнаженная, – в объятиях обнаженного же мужчины, распоряжалась юная патрицианка. – Да побыстрее! Дом Геннадий торопится в Сенат!

Глава пятая

Сенат

– Дом Геннадий! – К Черепанову, стоявшему неподалеку от сошедшего с «трибуны» Максимина-младшего, который только что зачитывал сенаторам письмо отца, направлялся бывший наместник Нижней Мезии Туллий Менофил.

– Дом Геннадий! – Рядом с Туллием двое. Один – жирный, нарумяненный, типичная сластолюбовая свинья, упакованная в сенаторскую тогу. Другой – посерьезнее. С первого взгляда видно: палец в рот не клади…

Вообще-то сопровождать Цезаря в Сенат должен был Аптус, но он скинул эту обязанность на Геннадия.

– У тебя лучше выйдет, – сказал он. – Тем более ты патрициев любишь (Гонорий ухмыльнулся), а у меня, как только их лживые рожи увижу, сразу рука к спате тянется. Так что я лучше картинки на форуме развешу и с простым народом поговорю.

Идею с картинками Максимину подсказал Коршунов (позднее, конечно, фракиец авторство присвоил себе), мол, читать не всякий умеет, а «плакат», на котором изображен побивающий врагов император, – всякому внятен.

В общем, пришлось Черепанову отдуваться и вместе с юным цезарем Максимином-младшим парировать въедливые реплики сенаторов. И удавалось это Геннадию, в общем, неплохо. Сказывались риторические упражнения. Да и латынь у него теперь была хоть куда. Не хуже, чем у Максиминова сынка, который получил самое наилучшее образование. Да и язык у парня подвешен отменно. Сын перенял у отца много хорошего: волевой, храбрый, умный. Плюс образование, которое сам фракиец получить, естественно, не мог, но позаботился, чтобы сына обучили как следует.

Когда выдавалась возможность, Черепанов охотно беседовал с парнем, которому после смерти матери было довольно одиноко. Нет, Максимина-младшего многие любили, и у девушек он имел стопроцентный успех (с его-то внешностью, манерами и положением), но за спиной младшего постоянно маячила тень старшего… превращая друзей этого юноши в подданных Цезаря. Впрочем, к Максимину-младшему даже здесь, в Сенате, были куда более расположены, чем к его отцу. Черепанов слыхал, что прежний император Александр даже подумывал, не выдать ли за него замуж свою сестру Теоклию, но его мать воспротивилась. А зря! Согласись она, может, были бы оба живы. Сейчас Максимин-младший стоял в окружении сенаторов. А рядом бдили двое приставленных Черепановым телохранителя: на случай, если кому из благородных римлян захочется сыграть в «мартовские иды два[97]». От презрительного высокомерия благородных в …надцатом поколении юный Цезарь защищался еще большим высокомерием. Когда надо, парень умел напустить на себя такой надменно-презрительный вид, что даже самых спесивых краснополосников пронимало.

– Дом Геннадий! – бывший наместник Нижней Мезии Туллий Менофил приближался к Черепанову. Вместе с Туллием – двое. Один – жирный, нарумяненный, типичная сластолюбовая свинья, упакованная в сенаторскую тогу. Другой – посерьезнее. С первого взгляда видно: палец в рот не клади.

– Хочу познакомить вас, друзья мои, с храбрейшим Геннадием Павлом! – демонстрируя вставные зубы (это было заметно, потому что римские медики все-таки уступали дантистам двадцать первого века) провозгласил бывший наместник Мезии. – Геннадий, это благороднейший Клодий Бальбин, а это – Марк Клодий Пупиен Максим, лучший из тех, кто когда-либо был префектом Рима…

– Сволочь! – процедил нынешний префект Рима Сабин. – Я этого Пупиена при первой возможности медведям скормлю!

– Лучше Бальбина, – заметил Максимин-младший. – надо же и интересы медведей учитывать. Что они от тебя хотели, Геннадий?

– Я так и не понял, – пожал плечами Черепанов. – Может, дело какое-нибудь к императору…

– Почему тогда они к тебе подошли, а не к Цезарю? – агрессивно осведомился Сабин.

– Пойди у них спроси! – огрызнулся Черепанов. Борзой он, этот Сабин. И кровь людям пускать любит. Только и плюс, что Максимину верен. Потому что без Максимина его просто порвут.

– Кстати, о медведях, – дипломатично вмешался Гонорий Плавт. – Завтра – Аполлоновы игры. У тебя все готово?

– Конечно. Открывать кто будет? В отсутствие императора?

– Сабин! – Красивое лицо Максимина-младшего стало надменным. – Что за вопросы ты задаешь?

– Ну… – Префект смешался. – Я подумал, может быть, ты не захочешь… Цезарь?

– В следующий раз спроси у меня… прежде чем думать! – высокомерно бросил Максимин-младший. – Гонорий, Геннадий, по-моему, наступило время цены.[98] Тебя, Сабин, не приглашаю. Думаю, ты очень занят в связи с завтрашним праздником.

– Зря ты с ним так, – негромко произнес Гонорий, когда префект Рима ушел. – Сабин – наш человек.

– Вот именно, Аптус, – так же негромко (ни слуги, ни телохранители не услышали, только шедший рядом Черепанов) ответил сын императора. – Сабин – наш человек. Как и ты. И если кто-то об этом забывает, я или отец вынуждены ему об этом напомнить. Когда твои товарищи приносят тебе присягу, они уже не совсем товарищи. Ты понимаешь?

– Да, Цезарь.

«Мальчик прав, – подумал Черепанов. – У императора нет друзей. Вот одна из причин, почему мне не хочется быть императором».

Впрочем, ему и не предлагали. Пока.

Глава шестая

Игры

Когда-то Черепанов гордился тем, что сидит на сенаторской скамье. Сейчас ему отвели место в императорской ложе. К сожалению, только ему: ни Алексея с Настей, ни Кору он посадить рядом с собой не мог. Впрочем, Коршунова тоже разместили почетно: у самой арены, а у дочери сенатора Гордиана было свое «законное» место. Из императорской ложи Черепанов отлично видел ее… и нескольких столичных хлыщей, сенаторских сынков, увивавшихся вокруг его невесты. Спуститься и вразумить их собственноручно у Геннадия не было возможности. Не то у него положение. Можно было, конечно, приказать своим телохранителям, расположившимся у входа в ложу, пойти и намылить хлыщам загривки, только… не царское это дело. Он доверял Корнелии все эти годы и будет доверять впредь. С этой «опасностью» она сама справится.

Жарища, однако! Несмотря на натянутые над секторами (от солнца) полотнища ткани, Черепанов, только час назад сменивший тунику и белье, снова взмок. Неудивительно – в доспехах. Градусов тридцать в тени, не меньше. И даже морс со льдом не спасает. Правда, и день был тяжелый: сначала – торжественная служба в храме Аполлона, потом посвященные солнечному богу скачки в большом цирке. Черепанов, не разбиравшийся ни в конях, ни в колесницах, продул полторы тысячи сестерциев префекту претория Виталиану. А Коршунов, везунчик, выиграл двадцать пять штук. Правда, ему подсказывала Анастасия, оказавшаяся заядлой «ипподромщицей». Пока Черепанов парился на официальной церемонии в храме, Леха с женой потусовались в цирковых конюшнях и собрали море информации. Могли бы и поделиться, черти! Черепанов уже высказал другу все, что он думает.