Пси-фактор (СИ) - Лылык Екатерина

Но с мастером не спорят. А если мастер неправ, то пользуются первым правилом. Кто вложил в него это знание, не было секретом, но жаловаться на это юноша не собирался. Тем более своему создателю.

Ирраиль крутанул колеса и направился в глубь просторного зала. Вито Лаен ещё некоторое время стоял, нервно сжимая в руках тонкий лист квитанции, полученной от оператора межрегионального бюро внутренних передвижений, и лишь потом оглянулся. И вот он снова почувствовал слабость в коленях и головокружение. Огромный зал был абсолютно не похож на все то, что он видел до этого в Ио. Да и сколько он видел? Все его воспоминания были ничто по сравнению с искусственной базой картинок в голове. Но даже так зал поражал: облицованный камнем, обставленный гладкими, отполированными до блеска колоннами, с исполинскими шестиметровыми окнами и огромным сине-розовым куполом над головой. Каменные твари застыли в движении, обрамляя ячеечный глаз купола плотным кольцом. Казалось, их тела сплелись в живом танце и на миг застыли в объективе фотокамеры.

— Не спи, Вито, — окрикнул его старик. Он уже успел добраться до противоположного конца зала и теперь с раздражением следил за Лаеном, задравшим голову к потолку, раскрывшим рот от удивления и разглядывающим старое здание словно неповторимое чудо техногенного мира. Парень спохватился и поспешил к нему.

— Это ведь окна? — спросил он, размахивая руками и настигая старика. — Почему они чёрные там ночь, а наверху, это фонарь, почему он сине-розовый?

Очередной детский вопрос. И в который раз Ирраиль тяжело вздохнул, бросая косой взгляд на ближайшее стекло в шестиметровой раме.

— Это фальшивые окна, Вито. За ними лишь порода. Единственное настоящее окно находится у нас над головой, — и он указал пальцем вверх, — как видишь, там действительно начинается ночь…

* * *

Разговор с Дмитрием не принёс ясности. Похоже, старый советник полностью отбился от рук. Чего только его омоложение стоило.

Зачем, спрашивается? Разум от этого не посвежел, нисколько. Раздраженно фыркнув, Фердинанд уперся взглядом в коробку с кристаллами, полными под завязку. Всего двадцать две штуки, каждая подписана именем из прошлого.

Маркус.

Отчёт, который тридцать девятая приложила к коробке, свидетельствовал о том, что в префектуре Леополис не так уж много людей, носящих это имя. Еще меньше Ирраилей. А значит, искомый шутник обнаружится очень скоро.

Подхватив первый ближайший кристалл, Фердинанд начал просмотр. На записи оказался некий тощий подросток, за которым, в принципе, наблюдать было лень. Мог ли этот паренёк стать заказчиком Вито? Однозначно нет. Кристалл был изъят из ретранслятора, на его место встал другой. Еще один подросток, ещё один Маркус…

В основном это были записи с камер слежения. Нудные видео, фиксирующие нужные объекты не в самом лучшем ракурсе.

Время шло, кубики менялись одни за другими, пока очередной «Маркус» не заставил императора обратится во внимание. Непродолжительная запись показывала, как двое мужчин всего лишь пожали друг другу руки. Все чинно, ничего особенного. Вот только это была запись с места убийства в Леополиской академии. Более того, одним из заснятых был бывший следователь Свон, которого ещё в начале недели так бестактно обвел вокруг пальца менталист.

Простукав пальцами по ретранслятору, Фердинанд вывел запись в пространство и теперь с напряжением следил за незнакомцем.

Изображение растянулось огромной серой голографической плоскостью, люди на нем выросли до человеческих размеров и наполнились объёмом. Не хватало цвета. Казалось, Фердинанд смотрит на них сверху вниз, хотя на самом деле это они висели перед ним в таком ракурсе.

— Следователь Свон? — поинтересовался мужчина, демонстрируя на камеру свою макушку. Светлые волосы были аккуратно расчесаны. Крупное телосложение, около правого плеча что-то постоянно мелькало, но что это, Фердинанд не мог увидеть, пока объект не обернётся или хотя бы не отойдет чуть дальше. В отличие от последнего, Кэйт Свон выглядел вполне знакомо и прилично. Спокоен, уверен. При исполнении.

— Директор Соболевски… — следователь пожал гипотетическому Маркусу руку. — Давайте найдем место потише.

— Думаю, там будет вполне удобно, — Соболевски указал в сторону ближайшей подсобки. А потом наконец развернулся к камере лицом…

По спине пробежался холодок. Фердинанд и сам не заметил, как остановил запись. Теперь стало понятно, что мелькало: маячок голографической маски. Маски были дозволены в их обществе, имели серийные номера. Вёлся учёт владельцев. Это никого не смущало.

Вопрос был к использованному для этой маски лицу…

На него смотрел его отец. Такой, каким Фердинанд запомнил его до смерти.

Коробка с записывающими кристаллами полетела сквозь голографическое лицо. Следом с письменного стола в неистовстве было сметено все, что на нем лежало. Ретранслятор упал на пол, и только тогда голографическое изображение исчезло.

Найдя в сотворенном бардаке телефон, Фердинанд быстро набрал номер Нандина:

— Да… — спокойствие Абэ резануло по самообладанию. Только теперь император понял, что едва сдерживается.

— Зайди Нандин, — процедил он, — и прихвати тридцать девятую.

Нандин Абе был не готов. Стоило зайти в императорский кабинет, как все спокойствие смело напрочь. Чужие чувства и мысли одолели его, перевернув все с ног на голову. Резко застыв у захлопнувшейся за спиной двери, Абе придержал рукой тридцать девятую, не давая ей подойти ближе. Взгляд скользнул по разметавшемся по полу документам, опрокинутому телефонному аппарату, поблескивающим среди ворса ковра острым граням кристаллов памяти. Сам хозяин кабинета склонился над своим столом, упершись в него руками. Дышал тяжело, а смотрел еще тяжелее.

Дело пахло жареным.

— Скажи-ка, тридцать девятая, — тихо вымолвил Фердинанд, рассматривая невозмутимую секретаршу. — Когда ты вытаскивала из базы данных информацию обо всех Маркусах, тебя ничто не смутило? — поинтересовался он.

Голос его дрожал от перенапряжения. Нандин мог руку отдать на отсечение — император был на грани. Одно неосторожное действие или слово — и он сорвется. Мало не покажется. Тридцать девятая, увы, этого не понимала, а повлиять на неё Нандин не мог. Не сейчас.

— Запрос был на поиск всех обладателей имени, — ничуть не смутилась женщина. — Иных критериев озвучено не было. У вас есть особые пожелания к предоставленному списку? Могу сделать выборку по половому признаку…

Фердинанд покрылся красными пятнами и перевёл взгляд на Нандина.

— Какого черта происходит, Нан? По Леопосу ходит человек в маске с лицом моего отца, пользуется именем моего брата? Да у него фамилия моей матери… — он медленно выпрямился и обошел стол. — Нан… Ты издеваешься надо мной?

— Мой император, уверен, всему есть объяснение…

— Молчать! — вскрикнул Фердинанд, отчего Абэ вмиг захлопнул рот. Связки послушно расслабились, полностью подконтрольные взбесившемуся Ферди. Император тем временем продолжал, опять заговорив тихо, почти на выдохе:

— Не ври, что это прошло мимо твоего внимания. Ты не мог это упустить, не с твоими возможностями…

Фердинанд подходил ближе, а Нандин не в состоянии был ответить: его колени подогнулись, тело опустилось на пол. Император желал этого, и его требования безропотно выполнялись.

Истинно первый император, который заставил слушаться своих потомков до седьмого колена, был жесточайшим из менталистов. Слишком сильным, слишком беспринципным.

Мысли Фердинанда о быстрой расправе, смерти, самоубийстве, казни наполнили голову. Абэ ничего не мог поделать, кроме как исполнить, не мог даже взывать о милости. Сердце нещадно колотилось от понимания: еще миг — и его собственные руки исполнят желаемое императором.

— Так мне сделать дополнительную выборку? — поинтересовалась тридцать девятая. Фердинанд медленно обернулся, не веря своим ушам. Женщина оставалась невозмутимой. Она, как и полагалось, все еще пребывала в спасительном процессе синхронизации и попросту не ощущала эмоций. Это и спасло Абэ. Потомок первого императора отвлекся, и Нандин вздохнул с облегчением, чувствуя, как чувства возвращаются в норму. Тридцать девятая, сама того не ведая, спасла его если не от гибели, то от увечий. Произойди эта сцена неделей позже, и девчонка, скорее всего, уже забыла бы, как дышать, а он занялся бы качественным самоустранением.