Жар костей не ломит (СИ) - Углов Артем

Страшно бежать на человека, палящего в твою сторону. Стоит дрогнуть пальцу на крючке, сбиться дыханию, и в чьей-то башке на пару отверстий станет больше. Сам Василий Иванович говорил об этом неоднократно, и вот сподобился.

Я втянул голову в плечи, согнулся, пытаясь съежиться до размеров субатомной частицы. И все равно продолжал бежать, потому что творящееся позади пугало куда больше.

Может поэтому не успел затормозить, заскользив по инерции по гладкой поверхности пола. Я бы непременно впечатался в Василия Ивановича, но тот вовремя среагировал. Слегка довернув корпус, перехватил мое тело и обеими руками вытолкнул в дверной проем.

Я пушечным ядром вылетел в коридор, и умудрился пробежать пару метров, быстро перебирая ногами. Метре на третьем споткнулся и, потеряв равновесие, грохнулся на пол. Боль от удара ожгла правое плечо, а в глазах замелькали звездочки, крутящиеся по орбитам.

Я бы повалялся, пытаясь прийти в себя, и быть может даже застонал, проклиная случившееся, но громогласный рык не дал свершиться моим планам.

— Малой, помогай!

Оторвав гудящий затылок от пола, я обнаружил Василия Ивановича, навалившегося всем телом на закрытую дверь. Две створки заходили ходуном, грозя вот-вот распахнуться. Старые, деревянные, выкрашенные в сплошной синий цвет с сорванным внизу шпингалетом. Таким место в музее или в поселковой библиотеке, но уж точно не в современной школе, с ее строгими нормами и ГОСТами.

— Малой, да чтоб тебя! — не выдержав, проорал Василий Иванович. Он с трудом сдерживал напор, рвущийся наружу. Нечто невообразимое не просто билось в дверь — оно скребло, рычало и урчало. Оно хотело добраться до нас и сожрать! Все что им мешало — две несчастные прогнувшиеся створки. Я увидел, как в преграде образовался зазор, слишком узкий для человеческого тела, но вполне достаточный, чтобы просунуть конечность. Чья-то нетерпеливая рука уже пыталась нащупать лицо матерящегося Василия Ивановича.

— Малой, бл. ть!

Я вскочил на ноги, забыв про боль, про эллипсы и звездочки перед глазами. Подбежав к двери, схватился за чужую руку и попытался запихнуть ее обратно. Не тут-то было, конечность оказалась крайне подвижной, вертясь в разные стороны. Сначала я попытался поднять ее вверх, потом вниз, потом довернуть в бок. Что-то хрустнуло и сопротивление исчезло — оторванная конечность оказалась в моих руках. Чужие пальцы судорожно дернулись и застыли, так и не сумев схватить противника. Остатки крови густым сиропом сочились из места разлома.

— … не хотел, оно само получилось, — пробормотал я, шокированный случившимся. Выдал звуки, которые и на слова-то не были похожи, скорее на неразборчивый бред, понятный мне одному. Я еще раз посмотрел на скрюченный в предсмертной агонии пальцы, и перевел растерянный взгляд на уборщика.

— Малой! — Василий Иванович уже не рычал, он сипел от натуги. Словно очнувшись ото сна, я зашвырнул оторванную конечность в угол и поспешил на помощь. Всем весом приложился к двери, пытаясь сдержать рвущееся наружу нечто. Оно билось, оно стучало, оно скреблось и завывало, мечтая утолить то ли голод, то ли жажду ненависти.

«Мы их не удержим, мы не сможем. Нам конец, нам конец, нам конец», — кричал внутренний голос. И я готов был поддаться панике, если бы не Василий Иванович. Он продолжал сохранять хладнокровие, и даже подмигнул мне: «мол, держись боец, бывало и хуже».

Да какой хуже, когда хуже некуда! Что вообще за ад здесь творится! Слетевшая с катушек школа встала на дыбы, словно в третьесортном фильме ужасов. Я хотел выплеснуть весь скопившийся страх и ужас в лицо Василию Ивановичу, но тут заметил металлический цилиндр в его руках: узкий, длиною не больше ладони. Уборщик извлек его из кармашка разгрузки и теперь сжимал в пальцах.

— Гранатка, — доверчиво сообщил он мне, — а теперь, Малой, пригни голову и держи дверь крепче.

— А?

А большего я сказать не успел… Граната взмыла в воздух и с потолка посыпались мелкие осколки.

В некоторых старых школах над дверью в столовую располагался застекленный проем, согласно замыслам проектировщика должный прибавить естественного света в коридорах. В теории оно может и правильно, а вот на практике безбашенная школота носилась и хлопала дверьми — так, что только стены дрожали. Куда там выдержать обыкновенному стеклу… Оно и не выдерживало: трескалось, лопалось, изымалось из проема, а вместо него вставлялась надежная и прочная фанера. Подобный ремонт случился во многих школах советского образца, но только не в этой.

Я не успел пережить дождь из остатков стекла, как по ту сторону двери рвануло. Бабахнуло так, что створки распахнулись, и нас с Василием Ивановичем разбросало по разные стороны. Я долетел до самый стены, в нее же и впечатался, упав на пол.

Мир перед глазами плывет… Мерзкий до зубовного скрежета звон… Сизая дымка стелется по заваленному телами полу, и снег… Хлопья снега кружатся в диком танце, опадая тонким слоем на шероховатую поверхность плитки. Понимаю, что никакой это не снег, а пыль, поднятая взрывом, а еще куски штукатурки, побелки и, может статься, человеческих останков. Их здесь много… Некогда единая темная масса, бушевавшая за запертой дверью и мечтавшая добраться до нас, распалась на отдельные фрагменты. Кто-то еще пытался шевелиться, дергаться и крючиться, но большинство лежало неподвижно. Пацаны в модных прикидах и девчонки в красивых платьях, танцевавшие и кружившие вокруг меня, каких-то пять минут назад.

— Малой, шевелись! — сквозь звон в ушах долетел до меня голос.

Я поднял голову и увидел Василия Ивановича, освобождавшего проход. Кого-то запихивал обратно в темноту, других оттаскивал к стене. При этом вид имел деловитый и сосредоточенный, словно мешки с картошкой ворочал, а не человеческие тела, побитые осколками гранаты.

— … подъем, кому сказано… нужно блокировать, — донеслось до меня.

И какой смысл блокировать? Мы здесь что — в Брестскую крепость играем, и теперь будем стоять до конца? Нам бежать надо, нестись прочь со всех ног, пока вязкая тьма, скрывающаяся за порогом, не ожила вновь.

Я с трудом поднимаюсь на ноги, порядком шатаясь. Хорошо, что рядом есть стена, за которую можно держаться. Белый снег кружится, летает, а вместе с ним кружится и остальной мир. Я бы прислонился к вертикальной поверхности, передохнул чутка, но Василий Иванович не дает остановиться, подгоняет своими выкриками, как заведенный. Он почти освободил проем, осталось лишь несколько тел.

Я схватил первое попавшееся за ноги и потащил прочь. Короткое синее платьице бесстыже задралось, обнажая по костлявому детские ноги. Кто ж в таком наряде ходит на дискотеку? Оно подходит для прогулок с подружками по городу или с мамой по магазинам. Легкое ситцевое платье, а на улице зима, пускай и без снега… И автомат у Василия Ивановича странный, напоминающий самодельный, спаянный из тонких трубок. Я такого раньше никогда не видел… Вон тот пацан у стены зашевелился. Может вызвать скорую?

Мыслям было слишком тесно в черепной коробке: они наползали друг на друга, а порою наслаивались и смешивались, превращаясь в кашу. В ту самую кашу, что хрустела и противно чавкала под ногами. Я специально не смотрел вниз, чтобы не проблеваться. Нет, не от вида крови и фрагментов покореженных тел — меня просто мутило. Стоило лишь наклонить голову…

— Малой, подсоби!

Я обернулся и увидел Василия Ивановича, спешно закрывающего двери. Его правая ладонь сжимала тонкий цилиндр. Я было решил, что в ход пойдет очередная граната, однако на деле это оказалась полая трубка с резьбой сверху. И откуда только взялась.

— Держи створки, — приказал он мне, а сам принялся сооружать «замок». Я понимал, что Василий Иванович задумал. Сама по себе трубка слишком короткая, и не способна заблокировать дверь, а вот с пропущенной через отверстие бечевкой… Он просунул цилиндр меж дверных ручек, закрепил с помощью шпагата и с некоторым сомнением осмотрел дело рук своих.

— Вроде должно сработать.