Ардагаст и его враги - Дмитрий Дудко (Баринов)

   Поглощенные стычкой мертвых, живые не заметили, как подобралась к Бычьей скале шайка "ночного царя". Гаур запоздало взлаял лишь тогда, когда бастарны скатились на щитах в долину по наметенному ветром снегу прямо в промежуток между двумя золотистыми преградами. Ардагаст сидел на коне спиной к скале и лицом к обоим мертвым конунгам. К нему и устремилась разбойная дружина. Впереди всех бежал Гвидо, сжимая копье с наконечником вороненой стали, на котором были нанесены знак Черного Солнца и самые враждебные Свету руны: Турс - "великан", Хагалаз - "разрушение", Иса - "лед". Вопреки обыкновению друидов свысока смотреть на всякое письмо, Бесомир охотно применял руны, особенно вредоносные. Древко обвивала ветка омелы - растения, сгубившего Бальдра.

   Гвидо почему-то хотелось отбросить колдовское оружие и бежать прочь. Но его подгонял, лишив собственной воли, мысленный голос царя друидов: "Месть, царь, месть!" Призрак отца в оленерогом шлеме с орлом безмолвно, выжидающе застыл над южным склоном долины - или то был морок, вызванный Бесомиром? Несколько дружинников-росов упали под мечами бастарнов. Ардагаст едва успел обернуть голову на шум, когда в спину ему, просвистев, вонзилось черное копье.

  -- За Цернорига! За царство бастарнов! - истошно, дико, словно оправдываясь неведомо перед кем, прокричал Гвидо.

   Без звука, словно засыпая, упал с коня царь росов. Белый, только что наметенный снег мягко принял его. Руки не выпустили ни Огненной Чаши, ни меча. На лице не было ярости - лишь спокойная готовность принять любой ратный труд.

   Радостно завыла, захохотала вся нечисть и нежить. Железнозубая старуха ехидно спросила воительницу:

  -- Доигрался ваш избранничек? Совсем забыл о смирении перед богами, да перед смертью-то все равны. Кто его душу заберет - я или ты?

  -- Никто. Она еще в его теле, - вмешалась белая женщина.

  -- Долго не продержится. Разве что заклянут его да в пещеру положат до самого конца света, - бодро заверила старуха.

   Волк по имени Луций Флавий Хейдрих, издав торжествующий вой, побежал на юг, в лагерь императора. Доложив хмельному Домициану о смерти самого опасного из варварских вождей, оборотень вылакал чашу вина из рук кесаря, а затем опорожнил еще много чаш уже в обличьи центуриона, переведенного отныне в преторианскую гвардию.

   А бастарны, сделав свое дело, помчались назад. Гвидо по-прежнему старался избежать схватки с Сидоном и его дружинниками.

   К упавшему царю первыми подбежали Ларишка и Мгер. Тохарка слишком часто видела смерть на войне, чтобы не понять: это не обморок. Но сердце не могло, не хотело принять непоправимого. Ее Ардагаст, сильный, веселый, не знавший ни страшного, ни невозможного, саму Ягу-Смерть выбивший из седла, погиб? Не в лютом бою, не на краю света, не от бога или чудовища? С отчаянной надеждой и мольбой подняла она глаза на чародея. Армянин умелым движением вытянул копье из раны. Колдовская сталь, пробив панцирь, не повредила костей, не достала ни до сердца, ни до легкого. Но темные чары действовали сильнее любого яда.

   Росы поначалу оцепенели. Потом Вышата громко крикнул:

  -- Русальцы! Ни с места! Ради Солнца, держите завесу!

   Следом опомнилась Ардагунда. Спрыгнув с коня, она взмахнула секирой и прокричала:

  -- Росы, за мной! Отомстим за Солнце-Царя!

   Если бы не сильный ветер, амазонки перестреляли бы бастарнов из луков. Теперь же поляницам пришлось карабкаться вверх по рыхлому снегу. За ними поспешили Рада, Еммечько и другие молодые росы. Глотая слезы и ругаясь, бежали Шишок и сииртя Хаторо. "Волками!" - приказал Волх, и серые бойцы ринулись вперед, обгоняя людей.

  -- Эй, холоп Ясько! Не тебе мстить за царей! - крикнул взобравшийся на скалу Гвидо Яснозору.

   Воевода гуцулов взревел от ярости и, потрясая секирой - подарком Перуна, еще быстрее полез наверх.

  -- Его душа в теле, но погружена в сон. Как у нашего Солнце-Царя Мгера Младшего, что ждет в пещере новой великой битвы богов. Я не знаю чар, способных пробудить от такого сна, - сказал князь-маг, склонившись над Ардагастом.

   Ларишка бросила взгляд на Вышату, но великий волхв лишь тяжело склонил голову. Тогда царица, поцеловав в лоб бездыханного мужа, взяла из его руки Огненную Чашу, обнажила махайру и встала лицом к мертвым конунгам. Солнечное пламя в ее руке горело по-прежнему ярко, отражаясь в посеребренном клинке. Слезы текли по лицу тохарки, но голос звучал уверенно:

  -- Конунг Маробод! Конунг Катуальда! Я, Ларишка, царица росов, повторяю вызов моего мужа. Кто из вас посмеет сразиться со мной, женщиной?

   Двенадцать русальцев по-прежнему стояли нерушимым строем, сжимая чародейные жезлы. Нет больше Солнце-Царя? Но осталась Огненная Правда. И такая ненависть и непреклонность были в их взглядах, что бесновавшиеся дикие охотники невольно стихли. Тогда зазвучал суровый, полный боли голос Сигвульфа:

  -- Конунги Маробод и Катуальда! Из-за вас погиб наш конунг Ардагаст. Клянусь Солнцем, вы оба не стоите его одного! Ты, Маробод, построил царство на неправде и грабеже. Где оно теперь? Ты, Катуальда, разрушил это царство, а не создал никакого. Где твое племя? Его нет. Готами зовут разбойную орду Берига, ненавистную всем соседям. Ардагаст строил царство на Огненной Правде, там есть место всем племенам, всем добрым людям. А вы думали только о своем богатстве и славе. Хищными волками вы жили, а умерли римскими псами! Бросили свои племена и убежали за Дунай - жрать осьминогов, лакать вино и нежиться в термах... Даже умереть в бою не сумели. Нидинги и варги - вы оба! Провалитесь в Хель, прямо в дом из ядовитых змей!

   Столь же безжалостен был голос Хор-алдара:

  -- Там, за Дунаем, несчетные тысячи рабов. Они ждали вас, освободителей с севера, суровых и отважных, презирающих римские пороки. Ты, Маробод, вместе с паннонцами мог бы взять и разрушить Рим. И не было бы ни Калигулы, ни Нерона, ни Домициана. Где твоя клятва, конунг? Мы зря пришли в эту долину: здесь нет достойного взять солнечный меч!

   Маробод поднял сумрачный взгляд на вождей свевов.

  -- Зачем ты вернулся? Позорить наше племя перед соседями? - с упреком сказал ему Вангион.

   Катуальда, опустив голову, заговорил медленно и тяжело:

  -- Да, я плохой, неудачливый конунг. Но я не нидинг. Я готов уйти в Хель, если боги вернут жизнь конунгу росов.

  -- Моя вина больше твоей, Катуальда. Не ты погубил мое царство, а я сам. Я нарушил солнечную клятву. Пусть же боги заточат меня в Хель или в пещеру до самого Рагнарека, но воскресят Ардагаста, - сказал Маробод.

  -- Но кто из богов может это? Сам Водан лишь отбирает жизнь, - возразил Вангион.