Роковое наследство - Поль Феваль

Время от времени мне случалось встретить Амедея – так зовут Симилора, – сытого и вполне довольного, но он и пальцем не желал пошевелить ради Саладена, подозревал, что в моей любви к ребенку кроется что-то гнусное, что, должно быть, я состоял в преступной связи с его матерью, хотя, клянусь, этого и в помине не было! С помощью всяких ухищрений я выведал-таки, каков источник его доходов: он промышлял вместе с теми, кто спрашивает «Будет ли завтра день?».

– Вот мерзавец! – вскричала госпожа Канада. – И ты не натравил на него полицию?!

Эшалот глядел на нее с искренним изумлением.

– Само собой, нет, – сказал он. – Мне бы и голову не пришло заниматься доносительством. Что мне полиция, я в полиции не служу и никогда в жизни не предам лучшего друга моей юности. К тому же тебе прекрасно известно, что власти, начиная с инспекторов и кончая комиссарами, глохнут на оба уха, когда речь заходит о Черных Мантиях.

– Верно, верно, – прошептала укротительница. – По этой причине и погиб несчастный господин Реми д'Аркс. Продолжай.

Эшалот помедлил какое-то время и в задумчивости отер тыльной стороной ладони пот, струившийся по его вискам.

– Странное дело, – проговорил он, – я искренне хочу рассказать тебе всю эту историю, но слова отчего-то нейдут у меня с языка, и я с трудом заставляю себя возвращаться в прошлое. Мне кажется, будто ты и вправду мой исповедник.

Госпожа Канада грозно сдвинула брови, уподобившись в этот момент Юпитеру.

– Если хочешь, Леокадия, побей меня, – еле слышно прошептал бедняга Эшалот, – но только не прогоняй: я этого не переживу!

Огненные щеки укротительницы слегка побледнели. Она испугалась, что откроется и в самом деле нечто ужасное.

– Ах, вот как? – произнесла она угрожающе. – Ты, выходит, и впрямь вляпался в какую-то мерзкую историю? Ты, такая чистая душа!

Эшалот вскинул голову.

– Нет, нет! – воскликнул он. – Клянусь, я не губил своей души!

Но затем он снова понурился.

– Видишь ли, Леокадия, – голос его дрожал, – я уж и не знаю, как сказать... Я повержен тобой в прах, я словно предстал перед Вечным Судией! Я пытался прожить плутовством, но, видимо, я недостаточно ловок. Я расскажу тебе без утайки, как все было на самом деле, и ты увидишь, что вообще-то я страшно наивен, несмотря на все мои хитрости. Начнем с того, что Черных Мантий больше не существует... Во всяком случае, они еще долго никого не потревожат, потому что слишком заняты поисками сокровищ.

– Каких сокровищ? – спросила госпожа Канада.

– Десятков, сотен миллионов, спрятанных где-то Отцом-Благодетелем. Они даже и называют себя теперь не иначе, как «Охотниками за Сокровищами». Амедей тоже в этой компании, и тут нет ничего предосудительного, ведь правда, Леокадия?

– Как знать...

– Да, ты права. Как знать? Из-за этих сокровищ совершено уже немало злодейств. Вот, например, господин Винсент Карпантье, да ты его знаешь, исчез, как сквозь землю провалился. Говорят, это он устроил тот тайник, куда полковник спрятал деньги. И бедный господин Ренье, молодой художник, его ты тоже знаешь, – мы с Симилором столько раз ему позировали! – бесследно пропал. А Фаншетту, я имею в виду графиню Франческу Корона, прикончили ударом итальянского стилета лишь потому, что она последняя говорила с полковником в день его смерти. Убийцы наверняка подозревали, что она знает тайну.

– Тайну сокровищ?

– Именно! Величайшую тайну, священную тайну – как они говорят. Ты не знакома ни с Карпантье, ни с Ренье, но зато ты не раз говорила с дочерью первого, бывшей некогда невестой второго...

– Так, значит, Ирен?.. – воскликнула укротительница.

– Да, да. Вышивальщица, что живет напротив нас. Госпожа Канада широко раскрыла глаза от удивления.

– Она мне чужая, ведь верно? И все-таки, сама не знаю почему, я всегда вспоминаю нашу Валентину, когда вижу ее грустный ласковый взгляд. Прелестное, чудное дитя! Если выяснится, что ты сделал ей что-нибудь плохое...

– Ну, бей меня, Леокадик! – перебил ее Эшалот, чуть не плача. – Бей смертным боем, но только Не прогоняй от себя!

III

ШЕВАЛЬЕ МОРА

Эшалот замолчал: молчала и его повелительница. Госпожа Канада глядела на мужа сурово, и в ее глазах таилась тревога. – Голубчик, – наконец проговорила она, – чтобы вынести тебе приговор, я должна все знать. Я женщина справедливая и не потерплю, чтобы мой муж... Одним словом, если окажется, что ты мерзавец, то – берегись!

Эшалот собрался было что-то возразить ей, но она положила руку ему на плечо и грубо велела:

– Нечего вилять, давай рассказывай. Мне не терпится узнать все до кон ца.

– Хорошо, – сказал Эшалот. – Одно утешение: все-таки и у меня было в жизни счастье. Жаль только, что сейчас оно развеется, как сон. Что ж, малыша я поручу твоим заботам, а сам пушу себе полю в лоб. Зачем мне жить, раз ты перестанешь уважать меня?

А вышло все так потому, что мне претила даже мысль о том, чтобы притронуться к твоим деньгам. В своем первом письме ты писала: «Я сейчас пересекаю океан, желая убедиться: действительно ли Морис и Валентина прибыли в Новый Свет живыми и невредимыми. Горю желанием скорее вернуться на родину». Прочитав это, я подумал: «Нужно работать. Мое состояние должно быть не меньше, чем ее, иначе я как последний негодяй сяду к ней на шею».

Итак, как видишь, намерения у меня были наилучшие. И кажется, я не сделал тогда ничего плохого. Разве что, вопреки твоему запрету, возобновил знакомство с Симилором – с благой целью, разумеется, а вовсе не для того, чтобы ввязываться в разные истории, интересуясь, «Будет ли завтра день?». Впрочем, я не хочу ничего скрывать от тебя: мне поручили вкрасться в доверие к моему старому приятелю и выведать у него всю подноготную Черных Мантий.

– Так, значит, ты все-таки бываешь на Иерусалимской улице? – спросила укротительница без гнева, но с некоторым презрением.

– Вот еще, скажешь тоже! – воскликнул Эшалот. – Власти тут ни при чем. Ты обратила внимание на соседа, что снимает комнату для прислуги в конце коридора – ту самую, окна которой выходят на Грушевую улицу и кладбище?

– Ну да, бледный такой и бороду бреет. Шевалье Мора, кажется?

– Вот-вот! Это мой патрон.

– И чем же занимается этот патрон?

– Я не могу тебе сказать.

– Черт побери! Ничего себе исповедь у тебя получается! – вспылила укротительница.

– Слушай, Леокадия, ну чего ты все вскипаешь, как молочный суп?! Не могу сказать, потому что сам не знаю.