Должностные лица - Иван Щеголихин

Шибаев молчал, вот уже скоро поворот направо, и у него смутное ощущение, что он здесь останется, такси ему лучше отпустить. И только он хотел сказать, мне вот сюда, как услышал голос девушки:

— Остановите, пожалуйста. — Она щелкнула сумочкой, доставая деньги. Расплатилась. Вышли, хлопнула дверца.

Шибаев подал водителю десятку — ладно, парень, поезжай, я здесь останусь. Вылез, огляделся — удалялась по пустынной улице эта пара, такси развернулось, опахивая светом фар уснувшие дома, деревья в снегу, сугробы. Какая здесь, в Измайлове, глушь, завалено все снегом и ни огонька кругом, как будто не только Ирма с Тыщенкой отсюда сбежали, но и все жители это место покинули. Забредет сюда пьяный — не пустили в метро, свалится под забором, занесет его снегом, и обнаружат только весной.

Дом Тыщенка был пуст, как и с вечера, да он другого и не ожидал. Попробовал нажать плечом калитку — нет, сделано на совесть, как будто Цыбульский и здесь постарался, ни засова, ни щеколды — внутренний замок.

Подошел к забору в том месте, где спустил канистру в сугроб, огляделся — никого на улице, пусто, тихо. Постоял столбом, себя не ощущая, и полез через забор словно бы по чьей-то команде, довольно легко перемахнул, сам себе удивился. Здесь она, канистра его, на месте, разгреб снежок перчаткой, ему было жарко, он вспотел, сдвинул шапку на затылок, расстегнул дубленку. Поднял канистру из сугроба и пошел к дому. Мертвая тишина стояла, мороза не было, и шаги его были без звука, как будто по вате ступал. С какого ему угла начать, где выгоднее подпалить, чтобы побыстрее занялось? Бензин поможет. Важно, чтобы не сразу заметили. Окна соседнего дома закрывает забор, очень хорошо, увидят уже только зарево. Сначала надо облить все углы, деревянное крылечко и ставни, а там зажигалкой щёлк — ноги в руки и дёру. Пока займется, он перемахнет через забор, не спеша пойдет по этой самой Парковой, а там, что Бог пошлет. Он неуязвим, потому что бесстрашен, даже рука не дрожит, он решил, он выбрал способ, сейчас ему все яснее ясного и не отговаривайте его, бесполезно.

За глухой стеной он нашел метлу, тщательно обмел углы, крылечко, прикидывая на ходу, где и как будет полыхать. Действовал сноровисто, умеючи, будто только и делал, что поджигал дома, красного петуха пускал, видя в этом усладу души и смысл жизни.

Он будет отомщен. Не пожелали подождать его и объяснить, так пусть сгорит ваше гнездо вместе с его тысячами, с его мечтой и надеждой. Очень жаль, что тебя, суки, нет. Зинаида права оказалась. Но я еще доберусь, я не уеду отсюда, пока не разряжу в тебя всю обойму малокалиберки.

В тишине далеко слышалось шарканье метлы, но что тут такого, пришел хозяин и наводит порядок, кому какое дело. Закончил подготовку, взял канистру, откупорил горловину, облил угол, повел тонкую струю по бревну над фундаментом. Ничего ему не надо, только успокоение. Нет у него терпежу жить вот так дальше. Плеснул на угол, поддерживая второй рукой за донышко. Крепкий ядреный запах бензина напомнил дорогу, машину, молодость, когда все было впереди — ехай себе и ехай, кати и кати. Он пошагал к другому углу, поливая струйкой, прикидывая на вес, хватит ли бензина обойти весь дом и еще для крылечка оставить. Сейчас он с одного края чиркнет зажигалкой, и огонь быстро пойдет вкруговую, а Шибаев — обратно через забор. Когда соберется сонный народ в подштанниках, он подойдет в числе прочих зевак, ему интересно. Он еще и разгребать поможет в ожидании пожарных и, может быть, в барахле, разгребая, что-нибудь увидит знакомое из купленного в ювелирных на всех курортах, он еще поторжествует вдосталь. Струйка огня побежит быстренько по темному следу бензина и заполыхает и сгорит все к чертям собачьим! Канистру он поставит на крылечко, пусть и она сгорит, чтобы и следа не осталось. Достал беленькую, удобную по руке зажигалку, только хотел чиркнуть и поднести к бревну, как послышался негромкий и властный голос:

— Хватит, Шибаев, мы уже тут замерзли.

— А в чем дело? — машинально пробормотал он, вскидываясь, и увидел совсем рядом шофера такси, того самого, в куртке с капюшоном, а со стороны крыльца подходил молодой человек в шляпе, которого они подобрали возле Окружной дороги.

— Руки! — сказал этот молодой, и таким тоном, что Шибаев беспрекословно протянул руки, тот защелкнул наручник, но как? Только на правой руке, а второй наручник уже был защелкнут на руке этого парня в шляпе. Сбылась картинка! Теперь он уже точно знает, не было в аэропорту ни конвоя, ни зека, спаренного браслетами, ему померещилось, это был знак.

Пошли обратно к забору по следам Шибаева, не забыли захватить канистру.

— Минутку, ребята. — Он посмотрел на них — серьезные мужики, молодые, но уже натасканные, крепкие профессионалы. — Один вопрос — дом продали? — Он кивнул назад.

— Продали, — ответил шофер. — Академику Енгибарову.

— Чужую хату хотел спалить! — воскликнул Шибаев и громко захохотал: — Ах-ха-ха-ха-ха!

С дерева упал снег, сорока задремавшая испугалась непривычного звука.

— Хорошо смеется тот, кто смеется последним, — сказал человек в шляпе. Такое легкомысленное отношение к серьезной операции его оскорбило.

Возле забора таксист чуть приостановился, проговорил:

— Шибаев Роман Захарович, директор мехового комбината в Каратасе, сорок лет, женат, член партии, ранее судимый — все правильно?

— Вы еще за это ответите. — Каких-то секунд пять-семь Шибаев молчал, изо всех сил удерживая заглушку, но она сорвалась, и он снова захохотал от души, заржал, как жеребец в зимней тишине Измайлова. — Они ответят, они тебе ответят!! — сквозь смех повторял он, ощущая прилив ясности, успокоения, теперь он знает, что дом, его дом, продали, что Тыщенко молодец, не зря ты подозревал и прав был, что теперь никому не нужен.

Первым через забор переметнулся парень в шляпе, и рука его в наручнике дернула кверху руку Шибаева, один оказался по ту сторону забора, а другой по эту, как два мешка в одной связке. Шибаева пришлось подсаживать, ноги его не слушались, таксист крепко поддел его снизу приемом, Шибаев кулем перевалился и увидел такси, совсем недалеко, возле него стояла девушка в песцовой шапке, постукивала носком о каблучок, сапожки тесные, а пасли Шибаева долго, и она замерзла.

— Работа! — сказал ей Шибаев и подмигнул. — Только не вздумай замуж за этого, — он дернул рукой в наручнике. — У него самолюбие. Ладно, поехали, как сказал Гагарин.

Он влез в такси, уселся и громко вздохнул — с баальшим облегчением. Понял, зачем его тянуло сюда, как чудилось ему, так и сбылось, и сразу, будто гора с плеч.

Сорока на сосне перескочила на другое место, ветка дрогнула, и длинная полоса снега прощально упала на землю белым косым платком.

Глава тридцать восьмая Кто смеется последним

Арестовали всех в один день и почти в один час, замели одним веником, как выразился Махнарылов. В пять часов московского времени, когда Шибер сладко кемарил в следственном изоляторе КГБ, давно он, кстати, так безмятежно не спал, в Каратасе арестовали Гришу Голубя и всю прикосновенную милицию — Лупатина, Цоя, Парафидина, арестовали на комбинате Васю Махнарылова, Каролину Вишневецкую, Тасю Пехоту, заведующих складами. Дома взяли Прыгунова, из торговли Тлявлясову, еще кое-кого, а также Зябреву. Девочка ее пришла в тот день в школу без сережек, что поделаешь. Арестовали Калоева и Магомедова, добавили к ним Цыбульского. В Алма-Ате взяли Рахимова, в Москве Мавлянова, ну и, разумеется, Мельника. Не могли найти только Яшу Горобца, ночью Октябрина прогнала его из спальни на кухню за сильный храп, Яша маялся на жестком линолеуме, в шесть часов заиграл гимн, напомнил ему общее построение в зоне, и Яша ушел по-английски с рюкзаком за плечами, как в турпоход.

Об арестах сразу же узнал весь город, и отношение к неожиданности было отнюдь не одинаковым, хотя, казалось бы, двух мнений быть не должно. Те, кто их не знал, и вообще был далеко от этих сфер, были единодушны в оценках — нет места хищникам среди нас, пусть горит земля под ногами жуликов, расхитителей, взяточников. Суд над ними должен быть открытым и беспощадным. В первые дни говорили, что они похитили миллион, через неделю стали говорить что — два миллиона, через месяц — пять миллионов и купили все инстанции от Алма-Аты до Москвы.

Но те, кто их знал, встречался с ними, общался, а то и делился, рассуждали иначе — беда случилась, горе у людей, нельзя так дурно судить-рядить, распускать сплетни, вы не знаете всей правды. Если председатель горсовета берет своей жене шубу и ни копейки не платит, то каким способом возмещать убытки? Или министр, или замминистра, или кураторы, инспекторы, — всех надо ублажить, одарить, а кто должен добывать средства? Так что, давайте не будем плодить сплетни и слухи, а лучше посочувствуем попавшим в беду и вспомним народную мудрость — от тюрьмы да от сумы не отрекайся.